Не алё - Аида Павлова

Удивительно, что и до сих пор, спустя столько лет, мать ездит на «Петрашку» и одевается исключительно там: азиатские подделки под мировые бренды – основа ее гардероба. И пускай уже на рынке появились нормальные примерочные с зеркалами и стенками, нет картонок, нет золотозубых продавщиц, обкуривающих посетителей с головы до ног дешевыми сигаретами, но всё так же идут споры из-за скидок и всё так же висят убогие китайские вещи, которые стоят чуть дороже, чем обыкновенный масс-маркет. Непостижимо.

Я догоняю мать около лестницы, ведущей в крепость.

– Куда нам теперь? – спрашивает она.

– Пойдем в крепость, я читала, что с нее открывается красивый вид на весь Херцег-Нови.

Платим по евро с человека и оказываемся в божественной прохладе средневековой башни. На смотровой площадке фотографируется влюбленная пара. Мать тут же достает телефон и смешно делает селфи, так, как обыкновенно делают селфи пожилые женщины и мужчины за сорок – слишком близко к камере, с низкого ракурса, чтобы были видны все тридцать восемь подбородков. Я предлагаю ее сфотографировать, делаю несколько неплохих снимков на фоне бирюзовых вод Которской бухты и белоснежных гигантских лайнеров. Мама фотографирует меня – одно нажатие на экран. Я даже не успеваю подготовиться. Открываю галерею – половину кадра занимает расплывчатое пятно ее пальца. Это единственный снимок.

– Мам, это не мыльница с пленкой на 36 кадров, это смартфон. Ты можешь делать хоть миллион снимков, здесь не надо экономить.

– А что, плохо получилось?

– Очень плохо. Всё твой палец занял.

– Ну я не виновата, что у тебя дрянной телефон с такой маленькой камерой. Зарабатывай больше, купишь хороший, – парирует мать и уходит со смотровой площадки.

Мы выходим обратно в июльское пекло. Я прикидываю, как нам быстрее добраться до ближайшего ресторана, отмеченного в приложении.

– Ну, что, на вокзал? – неожиданно спрашивает мать.

– Как на вокзал?

– А что тут делать? Я так поняла, вся твоя Европа – это каменные лачуги с одинаковой рыжей черепицей на крышах. Что тут ходить, ноги оббивать? Уже пора обедать.

– Мы можем тут пообедать.

– Где тут? В Херове этой? Зачем, если у нас в отеле есть свой ресторан?

Действительно, поспорить с этим трудно. Мы возвращаемся к автовокзалу. Через окошко кассы я покупаю два билета обратно. Мать нервно пританцовывает на месте:

– Когда автобус?

– Через полчаса.

– Надо было на такси ехать, – вдруг говорит она, – уже были бы дома.

– Мы этот вариант даже не обсуждали.

– А что тут обсуждать? Это и так очевидно, или ты не алё? Теперь полчаса на жаре стоять и ждать скотовозку эту. Зачем вообще сюда приперлись – не понятно. Всё то же самое есть и около нашего отеля. Ну ладно, дело сделано. Теперь бы выбраться отсюда.

Я молчу. Из меня будто бы вакуумом вытянули все душевные силы. Внутри разверзлась темная дыра, куда мгновенно улетели все положительные эмоции, так долго и скрупулезно собранные мной по крупицам. Хочется послать всё к черту, а в первую очередь, конечно, мамашу. Вот уж правда – не ездила никуда, нечего и начинать. Сиди дома, смотри «Орла и решку». Обсуждай по экрану телевизора красоты Версаля, волны Адриатического моря и вкус устриц.

Злость электрическим разрядом бьет по моему телу. Кое-как беру себя в руки. Еще пять дней впереди, а это почти весь отпуск. Еще столько дней, столько завтраков, обедов и ужинов, столько часов на пляже. Нет, надо держаться, иначе я просто сойду с ума.

В точности по расписанию нам подают автобус, мы садимся рядом, позади нас – женщина с мальчиком лет четырех. Он слишком громко смеется, слишком громко кричит, слишком громко плачет, бьет ногами в спинки наших сидений. Я предлагаю:

– Давай пересядем, пока есть места.

– Нет, это неудобно, что она о нас подумает? Сидим уже, куда уселись.

Автобус трогается, мальчик устраивает истерику. Я привычно выключаюсь, абстрагируюсь от окружающего меня ора и молчу. Мать тяжело вздыхает, пару раз оборачивается на мать ребенка и гневно сверкает глазами. Никакого эффекта.

– Что ж она его не успокоит? Вообще не алё! Какой-то больной дебил! – возмущенным шепотом высказывает мне мать. – Он же ее позорит на весь автобус! Дала бы ему затрещину, это ж надо – устроить такое. И почему все молчат? Едут, как будто так и надо. Высадили бы их где-нибудь.

– Может быть, этот ребенок – инвалид, – говорю я, – теперь что же, с ним никуда не ездить?

– Пускай такси берут и ездят, – ворчливо отвечает она.

В этот момент мальчик дерет мою мать за волосы и тянет назад, она вскрикивает больше от неожиданности, чем от боли. Мама мальчика тут же хватает его в охапку и аккуратно разжимает детские пальчики, крепко вцепившиеся в чужие волосы. Молодая женщина спокойно принимается увещевать своего ребенка на местном языке. Моя мать поворачивается к ней и говорит:

– Дома надо сидеть, а не по автобусам шляться. А если ребенок еще и агрессивный, то в психушке лечить его, пока не научится с нормальными людьми в общественном транспорте находиться!

Женщина растерянно улыбается и разводит руками. Думаю: «Какое счастье, что она не понимает по-русски! Какое счастье! ». Нет, больше никаких автобусов, никаких самостоятельных вылазок – только с гидом, только в составе организованной группы. Отвезут, привезут, покажут, расскажут, развлекут.

С содроганием отгоняю воспоминания о той поездке. Нужно было закончить на этом нашу экскурсионную программу, так нет – на другой день я забронировала два места в группе с русским гидом, и мы опять поехали по окрестным городам. Воистину дура.

– А куда мы теперь поедем? – интересуется за завтраком мать, намазывая свежий хлеб сливочным маслом. – Опять в Херову?

– Нет, конечно. В другие города: Пераст, Котор, Тиват. За нами заедут после обеда.

– Пераст, – задумчиво повторяет она, затем недобро ухмыляется и выдает: – Пераст – педераст!

Я с трудом контролирую себя, но все-таки мне удается сохранить нейтральное выражение лица. Желваки на месте, глаза не закатываются в глубь глазниц. Еще четыре дня – и свобода. Перетерпеть. Пережить.

Вечером, после нашей вылазки в Херцег-Нови, мать неожиданно предлагает купить вина. Я не люблю выпивать с родителями. Пить они не умеют. Алкоголь их не расслабляет, а озлобляет. Они из тех буйных граждан, которые под действием градусов начинают выяснять отношения, докапываться, расковыривать старые болячки. Пили бы водку – хватались бы за ножи. Вино подталкивает их к ссорам и перетрясанию нафталиновых обид из сундука прошлого.