Небо над бездной - Полина Дашкова

Инвалид сдернул рваный картуз. Вскинутое вверх бородатое испитое лицо растянулось в жуткой беззубой улыбке. На Федора смотрела темная древняя маска сатира. Пегие волосы так причудливо свалялись, что получились настоящие маленькие рожки по обе стороны лба.

– Как же я тебе верну ноги, красный боец? Свои, что ли, отдам?

– Свои точно не отдашь. Да и не нужно мне твоих. Ты мне мои вырасти, собственные, новые.

– Дед, что ты бредишь? Ступай домой, проспись.

– Ступай! – Старик звучно захохотал, вскинул палку, чуть не задев лицо Федора. – Мог бы я ступить хоть шажок, я бы самый был рассчастливый человек на свете. Да и дома у меня нет, при госпитале обитаю, при бывшем Святого Пантелеймона, что на Пречистенке, а ныне имени товарища Троцкого Льва Давидовича. Ну, смекаешь, куда клоню? А, по глазам вижу, смекаешь.

– Ничего я не смекаю, все, дед, мне пора на службу, – Агапкин решительно пошел вперед, почти побежал, но старик на своей тележке ринулся следом.

– Погоди, минутку, погоди, не гони! Пожалей ты меня, тварь несчастную, обрубок человеческий! Сведи меня с профессором, словечко одно замолви, скажи, пусть даст мне свое магическое зелье, без ног мне очень худо живется!

– Какой профессор? Какое зелье? – спросил Федор, не останавливаясь, продолжая быстро шагать через Манежную площадь.

– Свешников профессор, Михал Владимирыч. Я уж пытался к нему подобраться, и так, и сяк, да его, сам знаешь, ныне в автомобилях возят, охраняют. Вот мне сторож и присоветовал, найди, мол, помощника его, Федю Агапкина. Он, мол, вроде один, без охраны ходит, по Тверской к Кремлю, и не злой, вполне отзывчивый товарищ.

– С чего ты взял, что я Федя Агапкин?

– Так я ж тебя видел, давно еще, в госпитале, да только все никак не мог поймать одного, которое уж утро дежурю, тебя поджидаю, вот повезло, наконец встретились. Ты, многоуважаемый товарищ Агапкин, зришь перед собой не человека, нет, а один только ужас отчаяния, ты помоги мне, Федя.

Старик еще что-то говорил, кричал, но Федор не слушал, он побежал через площадь, к Спасским воротам, не оглядываясь, придерживая фуражку, чтобы не сдуло ветром.

– Товарищ Агапкин, вы чего так запыхались? – спросил красноармеец у моста.

– Бежал. Опаздываю, – коротко ответил Федор.

* * *

Москва, 2007

Соня вылезла из душа, быстро оделась. Макс возился с дверной задвижкой.

– Позавтракать нужно обязательно, и вам, и мне, я заглянул в ваш холодильник, там пусто, – произнес он громким беззаботным голосом, выразительно взглянул на Соню и приложил палец к губам.

– Тут есть неплохое кафе поблизости, – Соня надула щеки и покрутила пальцем у виска, – я готова.

Макс молчал, пока они не вышли из подъезда. Было холодно, влажный ледяной ветер бил в лицо, Соня замотала голову шарфом, спрятала руки в карманы. Макс шел в распахнутой куртке, с голой шеей, но, казалось, вовсе не чувствовал ветра и стужи.

– У вас жучки в квартире. Я нашел один, снимать не стал. Их наверняка много. Их поставили не для вас. Для меня. Они уверены, что вы все равно никуда не денетесь, а вот мне доверять перестали. Соня, мне надо исчезнуть, я больше не могу быть одним из них. Я должен рассказать вам, – Макс болезненно сморщился, Соня заметила, что глаза его наполнились слезами. Впрочем, это могло быть из-за ветра.

Они зашли в пустое кафе, выбрали столик в углу. Соня заказала себе сок, кофе, омлет с сыром, фруктовый салат. Макс заявил, что есть совсем не может, попросил принести воды.

– Ну, я слушаю вас. Здесь ведь нет жучков.

– Нет. Здесь чисто. Но мне очень трудно начать, найти нужные слова, чтобы вы поняли меня и не сочли сумасшедшим. Соня, они опять затевают нечто чудовищное, вы должны остановить их. Вы обязаны, кроме вас никто этого сделать не сумеет.

– Простите, Макс, мне кажется, вы правда немного не в себе.

– Подождите. Не перебивайте меня. Я знаю, это звучит дико и похоже на бред. Вы должны будете ввести препарат Хоту. Это обезглавит орден, внесет смятение в их ряды.

Соня тихо присвистнула и покачала головой.

– Макс, а не проще ли обратиться к профессионалам?

– Вы имеете в виду наемных убийц? – он нервно рассмеялся. – Нет, Соня, это плохой вариант. У таких, как Хот, феноменальное чутье на опасность. Ну, скажите, почему никто не грохнул Сталина и Гитлера? Ведь были шансы, и реальные покушения были. Что помешало?

– Насчет Сталина – не знаю, вроде бы никто и не пытался. А Гитлера каждый раз спасала случайность.

– Случайность. А почему она не спасла, допустим, Кеннеди или Индиру Ганди? Соня, у меня нет времени и сил доказывать очевидное. Вам придется поверить мне на слово. Уничтожить главу ордена обычными средствами невозможно. Он неуязвим до тех пор, пока не выполнит свою миссию.

– Что за миссия?

– Все та же. Раздор, хаос. Разделить людей по какому-нибудь простому принципу и натравить друг на друга, чтобы люди, поколение за поколением, глохли, слепли от ужаса и не успевали осознать себя людьми. В двадцатом веке им удалось расколоть мир крестообразно, стравить людей по двум линиям разлома. Раса, национальность, как в случае с германским фашизмом. Социальный класс. Богатые и бедные, как в России в период коммунистического бреда.

– Погодите, Макс! – Соня едва сдержала нервный смешок. – Вы хотите сказать, Гитлер и Сталин были главами ордена?

– Разумеется, нет, – он махнул рукой, – не надо понимать все так буквально. Эти двое главами ордена не были и быть не могли. Но они оставались под защитой ордена, каждый до своего срока.

– Под магической защитой? – осторожно уточнила Соня.

– Если начну объяснять, мы проговорим до завтрашнего вечера. Магия слишком общее, размытое понятие. Имхотепы используют приемы разных психотехник, манипулируют не только сознанием, но и подсознанием. Гипноз, наркотики, биоэнергетическое оружие. Это особая наука, или искусство. Искусство создавать события. Новейшая их разработка – разделение людей по половому признаку. Сейчас они потихоньку раздувают в массовом подсознании древнейший, вечно тлеющий огонек вражды между полами. На разных уровнях, в разной стилистике внедряется идея о подготовке глобального мирового переворота во имя наступления эпохи матриархата. Женщины станут править миром, первым делом начнут мстить за многовековое угнетение, унижение. Мужчин уничтожат или обратят в рабство.