Как убить литературу - Сухбат Афлатуни

- Автор: Сухбат Афлатуни
- Серия: Книги о книгах. Book Talk
- Жанр: литературоведение, публицистика
- Размещение: фрагмент
- Теги: критические статьи, литературный анализ, очерки, современная литература
- Год: 2021
Как убить литературу
Стоит упомянуть и более широкое по смыслу понятие literary politics. Politics, в отличие от policy, – не только политика, но и всё к ней относящееся, включая анализ и выявление политических смыслов. Соответственно, literary politics – это не только литературная политика, но и вся совокупность связей и отношений между литературой и политикой вообще. Однако это уже выходит за границы нашего очерка.
Французское politique littе? raire встречается реже, хотя возникает, видимо, раньше английского. В антироялистском анонимном памфлете 1826 года «Предшественники (г-да де Шатобриан, де Вилель, Беллар и другие), или Первый удар в колокол контрреволюции» этот термин применен в отношении публицистики Шатобриана:
Это литературная политика фракции (la politique littеraire de la faction), это поэтическая политика сочинений Шатобриана [15 - Le prе? curseurs (MM. de Ch? teaubriand, de Vill? le, Bellart, et cie) ou Le premier coup de tocsin de la contre-rе? volution. Paris: Impr. de Guiraudet, 1826. Р. 65–66. ].
Более известным этот термин стал после его использования в «Старом порядке и революции» Токвиля (1850). Под politique littе? raire Токвиль подразумевал политизацию литературы накануне Французской революции.
[Писатели] беспрестанно занимались материями, касавшимися управления. […] Эта разновидность умозрительной и литературной политики была неравными дозами распространена во всех сочинениях того времени [16 - Токвиль А. Старый порядок и революция / Пер. с фр. Л. Н. Ефимова. СПб. : Алетейя, 2008. С. 126–127. ].
В остальном значение politique littе? raire совпадает с его английскими аналогами и также охватывает как государственную политику в области литературы, так и стратегию отдельных писателей и литературных институтов.
В немецкоязычной литературе Literaturpolitik используется преимущественно в исследованиях по истории немецкой литературы начиная от эпохи романтизма до 1980-х годов, больше всего – периода Третьего рейха и ГДР, а также Советской России. В отношении современной литературной ситуации этот термин почти не употребляется.
Что касается русского термина, он появляется и закрепляется где-то с середины 1920-х годов. Еще у Льва Троцкого в «Литературе и революции» (1923) он отсутствует, хотя эта книга литературной политике и была посвящена. Возникает он, по-видимому, в результате распространения на литературу важнейшего для большевиков понятия политики. 11 февраля 1925 года в «Правде» вышла статья Н. Осинского «К вопросу о литературной политике партии», вызвавшая широкую полемику. Какое-то время наряду с литературной политикой еще используются литературная борьба, художественная политика и другие. По мере того как влияние партии на литературу приобретает более целенаправленный характер, исчезает и терминологический разнобой. К середине 1930-х литературная политика – термин уже устоявшийся и официально принятый. В «Литературной энциклопедии» (1935) ей посвящена отдельная крупная статья, в которой она определена как «одно из звеньев государственно-политических и общественно-воспитательных мероприятий» [17 - К. С. Политика литературная // Литературная энциклопедия в 11 тт. [М. ], 1929–1939. Т. 9. М.: ОГИЗ РСФСР, Гос. ин-т. «Советская Энциклопедия», 1935. Стб. 53. ].
В этом духе вплоть до 1990-х под литературной политикой понимается соответствующая политика советского государства; реже – и с негативным оттенком – политика капиталистических государств или царской России. В отношении негосударственных «игроков» (политических течений или журналов) термин применялся крайне редко. Использовался он в отношении советской литературы и писателями эмиграции: например, Евгением Замятиным («Москва – Петербург») и Ниной Берберовой («Курсив мой») [18 - В единичных случаях он применялся и к литераторам. «У Д. С. Мережковского вдобавок всю жизнь была слабость к тому, что можно называть “литературной политикой”… Из писателей современных ее не было и нет у Бунина, Зайцева, Куприна. Очень сильна она была у Горького, у Ходасевича» (Алданов М. А. Мережковский Д. С. // Алданов М. А. Армагеддон. Записные книжки. Воспоминания. Портреты современников. М.: Интелвак, 2006. С. 460). ].
За последние два десятилетия термин литературная политика перестал быть государствоцентричным. Он начинает касаться также и журналов, и издателей, и отдельных литераторов – например, Иосифа Бродского или Всеволода Некрасова. Последнее вызвало возражение Сергея Чупринина: в случае отдельных литераторов, замечает критик, речь может идти не о «политике», а о «стратегии». Однако и без писателей список субъектов литературной политики у Чупринина достаточно широк:
Субъектами литературной политики выступают писательские организации, средства массовой информации (и, прежде всего, редакции толстых литературных журналов), литературные направления и школы и – особенно в последнее десятилетие – разного рода премиальные и конкурсные жюри [19 - Чупринин С. Политика литературная // Чупринин С. Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям. М.: Время, 2007. С. 421–422. ].
Самих литераторов, издателей и – за небольшим исключением – критиков Чупринин субъектами литературной политики не считает. Несколько иной список у Натальи Ивановой: премиальные институты, издатели и книгораспространители («Знамя». 2004. № 10)…
Итак, хотя понятие литературной политики широко и исторически изменчиво, основная часть ее значений связана всё же именно с использованием литературы в интересах политических сил – прежде всего находящихся у власти. Литература, точнее различные ее сегменты, может провоцировать это использование или пытаться блокировать его. Она может использовать его во внутрилитературной конкуренции или во влиянии на политические процессы… Главным «заказчиком» литературной политики выступает политическая власть, государство. И здесь встает следующий вопрос…
Зачем государству литература?
Англия больна […] и английская литература должна ее спасти.
Дж. Гордон
На протяжении тысячелетий государства прекрасно обходились без литературной политики [20 - Речь идет о европейской традиции. В конфуцианском Китае, где литература с древности встроена в механизм формирования бюрократии, ситуация была иной. Иной была она и на мусульманском Востоке, где существовала традиция покровительства поэтам при дворах правителей. ]. Если не считать, конечно, отдельных, точечных эпизодов. Изгнание Овидия при императоре Августе… Покровительство Петрарке при дворе миланских Висконти…
Литературная политика начинает формироваться в Европе не ранее XVI века. Именно в этот период стремительно распространяется книгопечатание, растет грамотность – и количество читателей. Доходы от продажи книг приносят литературе относительную финансовую самостоятельность и независимость от светских и церковных властей (хотя она и остается ограниченной духовной и политической цензурой); а возрастающее число читателей – возможность прямого и широкого воздействия на умы.
Политическая власть постепенно теряет свой сакральный статус и начинает нуждаться в поддержке (по крайней мере, лояльности) со стороны всё более широкой части общества. Особенно это становится важным со второй половины XVII века, когда ведущие европейские государства переходят с наемных армий на рекрутскую повинность. Ведение войн и связанное с этим увеличение налогов требуют более широкой социальной мобилизации, более многочисленного и образованного офицерства и чиновничества.
Читать похожие на «Как убить литературу» книги

Родиться с редким даром опасно для здоровья. Особенно, если на тебя объявили охоту. Приходиться бежать и прятаться. И лучше всего это сделать в академии, став преподавателем. Вот только, как быть если рядом объявляется обаятельный некромант, решивший покорить тебя? Посочувствовать ему.

Идя по коридору, я довольно быстро нагнал невысокого роста девушку, которая шла строго посередине. И ни обогнать ее, ни обойти. – Отойдите с дороги! – надо же, почти вежливо попросил. – А то что? Ну, собственно говоря, и все. Мои волосы моментально запылали, а кончики пальцев закололо. – Сожгу! – пригрозил, но через некоторое время оказался облит с ног до головы холодной водой, которая шипела, когда стекала по лицу, шее и спине. Что ж, давайте знакомиться! Корнеев Борис Иванович, маг-огневик в

Бестселлер SUNDAY TIMES № 1. Одна из лучших книг по версии Amazon в 2022 году. Говорят, семью нельзя выбрать. Но ее можно убить… Вот вам практическое руководство, как убить своих родных и не попасться. Меня зовут Грейс Бернар. Мне 28 лет, и я – серийная убийца. Когда я думаю о том, что сделала, мне становится немного грустно. Грустно, что никто никогда не узнает, какой хитроумный план я провернула. Конечно, мир содрогнулся бы в ужасе! Им не понять, как юная девушка может спокойно убить

Античный детективный триллер с элементами научно-познавательного квеста в декорациях Древней Греции. Один из главных героев – великий Пифагор. Смертельный π-квест: серийный убийца против пифагорейцев. Полис Кротон, 510 г. до н. э. Почтенный философ Пифагор – один из самых влиятельных людей своего времени, лидер могущественной религиозно-философской организации – готовится назначить преемника. Втайне от всех он выбирает лучшего из шести учеников. Но череда убийств, каждое загадочнее и необычнее

Все началось в виртуальном мире, который для многих заменил реальность. Это игра и в то же время жизнь со своими правилами и законами. Предмет, что был найден в цифровом мире, оказался нужен многим. Героя преследуют неприятности в двух мирах, и кажется, выхода нет. Последующая расшифровка артефакта открыли тайну, от которой стало еще хуже. Он идет к первоисточнику, чтобы защитить себя. Его путь неожиданно привел к одной странной женщине, которая оказалась…

На протяжении трех десятилетий с 1974 по 2005 годы жестокий серийный убийца приводил в ужас жителей города Уичито, штат Канзас. Все его жертвы – женщины, мужчины и даже дети – были связаны сложными узлами и затем задушены. Сам себя убийца называл BTK (bind, torture, kill – связать, пытать, убить). Под этим прозвищем он годами терроризировал округу и наслаждался перепиской с полицией через местную газету. Когда его наконец поймали, все были поражены: жестоким садистом и душителем оказался Деннис

Обновленное и дополненное издание бестселлера, написанного авторитетным профессором Мичиганского университета, – живое и увлекательное введение в мир литературы с его символикой, темами и контекстами – дает ключ к более глубокому пониманию художественных произведений и позволяет сделать повседневное чтение более полезным и приятным. «Одно из центральных положений моей книги состоит в том, что существует некая всеобщая система образности, что сила образов и символов заключается в повторениях и

Остров, на котором проводились испытания бактериологического оружия, и странный детдом, в котором выращивают необычных детей… Японская Башня, где устраивают искусственные землетрясения, и ташкентский базар, от которого всю жизнь пытается убежать человек по имени Бульбуль… Пестрый мир Сухбата Афлатуни, в котором на равных присутствуют и современность, и прошлое, и Россия, и Восток. В книгу вошли как уже известные рассказы писателя, так и новые, прежде нигде не публиковавшиеся.

Во время войны в Чечне майор спецназа Павел Одинцов попадает в плен к жестокому полевому командиру по кличке Шерхан. Одинцову удается бежать, но воспоминания о пытках, которым он подвергся в плену, мешают службе, и майор увольняется в запас. Он возвращается в родной город и устраивается на работу охранником. Через несколько лет к Павлу приезжает сослуживец и предлагает отомстить Шерхану. Оказывается, банда полевого командира уже давно орудует не на Кавказе, а в центральной части России. Боевики

Шестилетняя Джин Луиза по прозвищу Глазастик и ее брат Джим живут в городке Мейкомб, штат Алабама, во времена Великой депрессии со своим овдовевшим отцом Аттикусом Финчем. Выдающийся адвокат и человек чести, он старается воспитать в своих детях лучшие качества и стремление к справедливости. Как-то он говорит им, что убить пересмешника – тяжкий грех, ведь птицы невинны, безвредны и беззащитны. Такими бывают и люди. Когда Том Робинсон, один из чернокожих жителей города, ложно обвиняется в