Кровь изгнанника - Брайан Наслунд

Бершад уставился на короб:

– Там гадюки или что?

– Да открывай уже!

Помедлив, Бершад склонился над коробом, щелкнул застежками. В коробе лежал меч, отобранный у Бершада в день, когда его объявили изгнанником. Меч был ни альмирским, ни папирийским, а был выкован на какой-то смешанный манер. Эшлин любила подшучивать над предпочтениями Бершада при выборе меча – и женщины.

В отличие от прямых обоюдоострых клинков альмирских гвардейцев этот был однолезвийным и чуть изогнутым. У? же, чем обычный меч, – в три пальца шириной у эфеса, а не шесть, – но короче папирийских. Рукоять, для удобства оплетенная акульей кожей, добавляла пол-локтя к длине клинка, так что мечом можно было пользоваться и как одноручным, и как двуручным. Навершием рукояти служил простой железный шар, способный пробить череп. Черные ножны были сработаны из кожи и папирийского кедра.

– Сначала ты меня обыскиваешь, а потом даешь в руки меч? – удивился Бершад.

Гертцог пожал плечами:

– А ты попробуй.

Бершад взял меч, чуть вытащил клинок из ножен, провел пальцем по лезвию. Ладонь обхватила рукоять – привычно, как надевают любимые разношенные сапоги. Однако же Бершада это не обрадовало, а наоборот, разъярило.

– Я велел кинуть меч в самый глубокий подвал, а пару лет назад подвал затопило, – сказал Гертцог. – Похоже, клинок разъела ржа.

У Бершада желчь подступила к самому горлу, в глазах мутилось, мысли путались. Он представил себе, как бросается к королю и вонзает ржавый клинок в его подлое сердце. Бершад готов был сорваться с места, но его остановило выражение лица Гертцога.

Король ухмылялся. Злорадно.

Нарочно подзуживал. Иначе и быть не может. Бершад снова посмотрел на гвардейцев, заметил пятерых с заряженными и взведенными арбалетами. Нет, раз уж он уцелел в схватках с драконами, то не намерен погибать из-за того, что не сдержал раздражения. Он подавил гнев, сжал рукоять так, что хрустнули костяшки пальцев, вложил клинок в ножны и прошипел сквозь зубы:

– И зачем ты мне его дал?

Королевская ухмылка исчезла. Гертцог откинулся на спинку кресла.

– Затем, что ты должен убить императора Баларии.

Бершад недоуменно поморщился. После безуспешных попыток вторгнуться в Альмиру балары закрыли границу. За последние тридцать лет ни один альмирец не прошел их легендарного таможенного досмотра, не говоря уже о том, чтобы посетить столицу Баларии, Бурз-аль-дун.

– Ты шутишь?

– А что, похоже? Если ты выполнишь мой приказ, то больше не будешь изгнанником.

Такого никогда еще не бывало. Изгнание, как и татуировки, было пожизненным.

– Почему ты жаждешь смерти императора?

– А тебе не все равно?

– Нет.

Бершад по опыту знал, что любое королевское предложение чревато непредсказуемыми последствиями, которые легко могут привести к гибели.

Гертцог закашлялся и тяжело сглотнул:

– Знаешь, о чем думают старики перед смертью?

– Нет, не знаю. Как видишь, я покамест полон сил и молодецкого задора.

– О семье, – сказал Гертцог. – А император Баларии умыкнул у меня половину.

– Как это?

– Балары решили открыть границы. Два месяца назад император приехал с посольством в Незатопимую Гавань, чтобы заключить новое торговое соглашение. А после его отъезда выяснилось, что он похитил мою дочь.

Бершад невольно напрягся:

– Эшлин?

– Нет, – поморщился Гертцог. – Принцессу Каиру.

Каира была младшей сестрой Эшлин.

– Похитил?

– Ну не сама же она с ним уехала! Ей всего пятнадцать. Эти мерзавцы, поклоняющиеся шестеренкам, не смогли завоевать мои владения и в отместку умыкнули мою дочь. Я этого не потерплю! – Стукнув кулаком по столу, Гертцог уставился на свою испещренную шрамами руку и чуть спокойнее произнес: – Мужчина обязан защищать своих родных, иначе он и не мужчина вовсе.

Бершад оглядел гвардейцев в зале, пытаясь сообразить, как они отнеслись к такому проявлению слабости. Лица воинов не дрогнули. Король явно с пристрастием отбирал свою свиту – простой солдат недолго хранил бы такое в тайне.

– Да, это ты здорово облажался.

Гертцог выпрямился на кресле и помрачнел.

– Верни Каиру домой, – грозно прорычал он. – И убей императора Мерсера Домициана.

Бершад качнул меч, заново привыкая к его тяжести. Как только клинок покинет ножны, придется действовать стремительно. И все же предложение короля было весьма соблазнительным. Бершад решил подыграть Гертцогу, чтобы понять, к чему именно он клонит.

– Если помнишь, однажды ты меня уже посылал на убийство, – сказал драконьер. – И все закончилось кровавой резней и синими татуировками у меня на щеках. Почему я должен тебе верить?

– Верь или не верь – мне все равно. Мое дело предложить. Не хочешь – отказывайся.

– А что ты будешь делать, если я откажусь? Дальше изгонять вроде бы некуда.

Гертцог сжал зубы и процедил:

– Вот только не притворяйся, что тебе больше нечего терять. У тебя есть твой треклятый щит, Роуэн. И осел, о котором ты так печешься. Стоит мне пальцем шевельнуть, и кто-нибудь из моих гвардейцев отволочет Роуэна в ослиное стойло и сожжет его вместе с ослом. И тебя туда отведут посмотреть.

Бершад не вытерпел:

– Знаешь, Гертцог, я почти купился на нежданный подарок и на отцовскую скорбь, но все-таки ты остался тем же мошенником, что и прежде. Гниешь заживо, но все так же полон лжи и дерьма.

Гертцог побагровел от ярости. Бершад оценил расстояние до короля – шесть, может быть, семь шагов. Далековато. Стражники могут помешать ему прикончить Гертцога.

– Знаешь, почему я еще жив? – Бершад шагнул вперед; гвардеец за спиной тоже сделал шаг, держась так близко, что драконьер мог бы перерезать ему горло взмахом клинка, высвобождаемого из ножен. – Потому что знал: ты все эти годы сидишь сиднем в своем замке и дряхлеешь. Ждешь вестей, что я наконец-то прикусил ракушку. Слушаешь, как слуги перешептываются об очередном убитом мной драконе, и сомневаешься, что меня переживешь. А мне только этого и надо – чтобы ты уплыл к морю, зная, что я жив. Что ты проиграл. – Бершад взглянул на меч. – Но ты предоставил мне лучшую возможность. – Он повернулся спиной к королю. – Мне плевать, что император Баларии похитил твою дочь. Я четырнадцать лет мечтал тебя убить. Так что я отказываюсь от твоего хренового предложения и готов покончить со всем прямо сейчас. В этом самом зале.