Кровь изгнанника - Брайан Наслунд

Бершад сжал рукоять меча, готовясь высвободить клинок. Гертцог облизнул губы. На лбу короля выступила испарина.

– Принцесса Эшлин меня предупреждала, что ты откажешься, – сказал Гертцог.

Услышав имя Эшлин, Бершад замер.

– Интересно, что ты скажешь, когда она тебя сама попросит о том же, – продолжил король. – Вряд ли ты захочешь пронзить ей сердце.

Бершад недоуменно наморщил лоб. Женский голос за спиной произнес:

– Привет, Сайлас.

У каменной колонны стояла Эшлин Мальграв. В руках, скрещенных на груди, виднелся пергаментный свиток.

– Эшлин, – сказал Бершад, разжав пальцы на рукояти меча. Ярость, полыхавшая в его взгляде, ухнула в живот.

Бершад уставился на свою возлюбленную.

За четырнадцать лет у ее губ возникли тонкие морщинки, но в остальном она ничуть не изменилась. Черные кудри волной ниспадали до бедер. Большие глаза и длинный нос резко выделялись рядом с округлым подбородком. Суровый нрав Мальгравов сквозил в ее чертах, поэтому мало кто называл Эшлин красавицей. Какой-то поэт однажды сказал, что ее обличье – как буря над морем, и восхищает, и внушает тревогу. Бершад не мог этого понять. Встреча с ней была для него чем-то вроде возвращения в родной дом.

– Четырнадцать лет – это очень долго, – только и смог пробормотать он.

Эшлин улыбнулась, а потом кивнула на меч в руке Бершада.

– Судя по всему, отец уже изложил тебе наше предложение.

Бершад скрипнул зубами. Он был готов на многое ради убийства Гертцога. Даже на то, чтобы уплыть к морю вслед за ним. Но сделать это на глазах у Эшлин он не мог.

– Ты тоже хочешь, чтобы я убил императора? – спросил он ее. – Почему?

– Потому что лучше тебя с этим никто не справится, – ответила она.

Подойдя к столу, она положила пергаментный свиток на столешницу, села рядом с отцом и разгладила на коленях складки черного шелкового платья.

Хайден, телохранительница Эшлин, вошла в зал вместе с ней. Сиру, мать Эшлин, была принцессой Папирии – островного государства к северу от Альмиры. Военно-морской флот Папирии был самым могучим во всей Терре. Король Гертцог женился на Сиру из политических соображений, и принцесса не только обеспечила доступ к папирийским флотилиям, но и принесла с собой множество папирийских обычаев. В Папирии у каждой женщины королевской крови была хорошо обученная телохранительница, именуемая вдовой. Хайден, в традиционном черном доспехе из акульей кожи, тенью следовала за Эшлин.

– Лучше меня с этим никто не справится? – переспросил Бершад. – С чего ты взяла?

– Я все объясню, но, по-моему, здесь слишком много обнаженной стали. – Эшлин обвела взглядом зал. – Давайте-ка все успокоимся. Сайлас, садись за стол, выпей с нами.

– Мне и здесь хорошо, – сказал Бершад.

– И моим гвардейцам тоже, – добавил Гертцог, не сводя глаз с Бершада.

– Как хочешь. – Эшлин налила себе вина и выпила.

Никто из гвардейцев не шелохнулся и не вложил клинок в ножны, однако настроение в зале переменилось. Стало немного спокойнее.

– Попасть в Баларию по-прежнему невозможно, – сказала Эшлин, опустив кубок на стол. – Но ты все же перебрался через границу, верно?

– Да, – ответил Бершад. – Десять лет назад.

– Поэтому лучше тебя с этим никто и не справится. Как тебе это удалось?

– Мое копье застряло в шее галамарского громохвоста. Дракон перенес меня через горный хребет и издох на баларской стороне, в сотне лиг от границы.

– Как это он тебя перенес? – вмешался Гертцог.

– Мой доспех зацепился за шипы драконьего хвоста. Я очнулся, только когда дракон уже поднялся в небо на три лиги. Пришлось выбирать, что лучше – прокатиться с ветерком или упасть и разбиться до смерти.

Гертцог хмыкнул:

– Ни один человек, от барона до шлюхи, не верил своим ушам, когда в замок явился галамарский бард и спел балладу про это.

Бершад снова повернулся к королю:

– Зато в долине Горгоны каждый крестьянин считает меня богом демонов. Тамошние обитатели швыряют соль мне под ноги, чтобы я не сожрал их души. А в одной деревне даже хотели принести в жертву первенца, лишь бы я пощадил остальных.

Король хрипло вздохнул:

– Вот из-за таких горгонских крестьян все в Терре думают, что мы дикари, которые поклоняются глиняным божкам.

– Вообще-то, это описание подходит почти ко всем альмирцам.

– По-моему, мы отвлеклись, – сказала Эшлин. – Значит, в Баларию тебя перенес громохвост. А дальше что?

– Я три дня провалялся рядом с тушей дракона и выжил лишь потому, что пил драконью кровь. А потом меня подобрал торговый караван. Торговцы отвезли меня в какую-то крепость, затерянную среди пустыни. Там меня арестовали за незаконное проникновение в страну и бросили в каземат. Спустя неделю приехал военачальник, и меня выпустили. Он знал, кто я такой, и не собирался казнить Безупречного Бершада, который не по своей воле попал в Баларию.

– И что же сделал военачальник?

– Отрядил три дюжины солдат, а те провели меня в Галамар через перевал на Вепревом хребте, доставили в какой-то портовый город и предупредили, что если дракон еще раз занесет меня в Баларию, то мне отрубят голову, упакуют в сосновый ящик и отправят в Альмиру.

– А что там, на Вепревом хребте?

– Скалы. Деревья. Каменные чешуйники, которые нападают на все, что можно съесть. Орды кровожадных дикарей, от которых трудно отбиться даже шестидесяти солдатам. В общем, там опасно.

– И как долго вы шли через перевал?

– Почти месяц.

Эшлин допила вино и отодвинула кубок:

– А ты сможешь провести небольшой отряд к баларской границе так, чтобы их не убили?

Подумав, Бершад произнес:

– Ты сказала, что попасть в Баларию невозможно. А сколько раз вы пытались?

Эшлин рассеянно потерла затылок – этот жест, как правило, означал, что ей придется раскрыть секрет.

– Сначала мы пробовали добраться туда по воде. Три самых быстрых корабля ушли в плавание, как только обнаружилось, что Каиру похитили. – Она снова взяла пергаментный свиток. – Это послание от барона Арниша, капитана эскадры. Они подошли к побережью Баларии, но там их окружили баларские фрегаты и взяли в плен у одного из островов близ Бурз-аль-дуна. Он предупреждает, что подмогу посылать бесполезно, с ней будет то же самое. В общем, по морю в Баларию не пробраться.