Невозвратные дали - Анастасия Цветаева

Пять разноцветных кошек вились у ее ног. Цепная собака Нака рвалась – ласкаться. Темные, под еще темными и густыми бровями Женины глаза, молодые на уже старом лице сияли грустью прощанья. Вот уже девять лет мы все прощаемся, по нескольку раз в год, и в самую душу глядят эти расстающиеся, тоскующие глаза.

– Женечка, я же всего – на три дня! Посмотрю, что сейчас в Коктебеле [13 - Коктебель — в то время поселок официально именовался Планерское, однако старожилы по-прежнему называли его Коктебелем. ], можно ли нам к Марусе [14 - Маруся — Волошина Мария Степановна (1887–1976) – вдова М. А. Волошина. Близкий друг А. Цветаевой. ] – и за тобой вернусь!

Обнялись. Бодрый шаг с кошелкой по крымской дороге – к автобусу.

Жене и мне Старый Крым – разное: ей – отдых, тепло, безветрие истощенному в вечных московских простудах телу, дружба с ласковыми старушками, мир. Мне – тяжелая память о когда-то тут бывшем в молодости – смерть первого мужа [15 - …смерть первого мужа… – Первым мужем А. Цветаевой был Борис Сергеевич Трухачев (1892–1919). ] (тогда уже мужа другой [16 - …мужа другой… – Речь идет о Марии Ивановне Кузнецовой-Гриневой (1895–1969) – артистке, писательнице, драматурге. Вторая жена Б. Трухачева. Близкий друг А. Цветаевой. ]) – могила его потеряна, я перестала искать ее в приезды последних лет, крест давно сгнил – или сожгли в разруху, с тех пор – более 50-и лет… И дома найти не смогла, все перестроено…

В другой части городка – другая сгинувшая квартира, где я жила, счастливая, с человеком, в дом которого сама привела соперницу, полюбив ее за ее колдовскую, волшебную душу [17 - …соперницу, полюбив ее за ее колдовскую, волшебную душу… – Астафьева Ольга Васильевна – подруга М. С. Волошиной по Петербургу. В романе А. Цветаевой «Amor» выведена под именем Анны Васильевны. ]…

Вечно жив вечер Троицы, сеном посыпанный коридор, через стеклянную стену его – луна и трепет березок… Это живо в сердце – как рай из детской Священной Истории, – и почти священны, по-грешному, те колдовские дни… Но вот уж конец города и автобус, и час, полтора – меж киммерийских холмов Максовых. В его дом еду, давно умершего друга, к его вдове…

Феодосия! Новая боль… Здесь, в когда-то любимом родном городе, от которого после войны с фашистами почти ни следа: заново отстроенные чужие улицы, как во сне ищешь знакомые повороты, ошибаешься, отчаиваешься… Года два назад я почти нашла свою – в 1913–14 гг. квартиру на Бульварной [18 - …квартиру на Бульварной… – Речь идет о доме на углу улиц Бульварной (ныне ул. Десантников) и Военной (ныне ул. Вити Коробкова). Здесь, на доме № 13 по ул. В. Коробкова, 4 июня 1999 г. установлена мемориальная доска, посвященная А. И. Цветаевой. С осени 2003 г. часть здания занимает Музей Марины и Анастасии Цветаевых. ], напротив Царского офицерского собрания, мы с Мариной в унисон там читали ее стихи «Генералам 12-го года» [19 - …стихи «Генералам 12-го года»… – Стихотворение написано в Феодосии 26 декабря 1913 г. ; посвящено С. Я. Эфрону. ], и никто не знал, что все нас слушавшие через полгода пойдут в бой – и погибнут – как те…

Да, четыре окна – два моих, окно детской, где рос годовалый сын, окно столовой. Сюда, в эту парадную дверь входил чудный, похожий на Зевса, Макс, я кончала купать Андрюшу, няня начинала его укачивать, а мы шли к морю, к молу и волнорезу, или в степь, и я рассказывала ему о своем расхождении с Борисом, и он всё понимал. Он был вдвое старше меня, но он видел мое пониманье и говорил мне о своей жене Марго [20 - …говорил мне о своей жене Марго… – Сабашникова Маргарита Васильевна (Марго; 1882–1973) – художница, мемуарист. ], об их нефизическом браке, о том, как она ушла от него к человеку, иначе полюбленному [21 - …она ушла от него к человеку, иначе полюбленному… – Речь идет о поэте Вячеславе Ивановиче Иванове. ], как он отдал ее… Мы шли, и был ветер в степи, я шла с родным братом князя Мышкина, которого люди звали «Идиот» [22 - …я шла с родным братом князя Мышкина, которого люди звали «Идиот»… – Здесь имеется в виду М. А. Волошин. ], а над нами закатом и ветром легло вечернее небо –

        И низко над холмом дрожащий серп Венеры,

        Как пламя воздухом колеблемой свечи. [23 - И низко над холмом дрожащий серп Венеры … – Две строки из стихотворения М. Волошина, начинающегося словами «Заката алого заржавели лучи», это 12-е стихотворение из цикла «Киммерийская весна» (1913). ]

    (М. А. Волошин)

Я обогнула узнанный дом, в трепете сердца заглянула во двор, полуузнавая «черную лестницу» в ту квартиру – но передо мной вырос красноармеец у незамеченной мною проходной будки, и весь двор оказался в красноармейцах – как во сне… Автобус остановился, вернув меня к яви.

До автобуса в Коктебель – час [24 - …До автобуса в Коктебель – час… – В те годы междугородный автовокзал находился в центре города на ул. Назукина. ]. Я выхожу на бывшую Итальянскую [25 - …бывшую Итальянскую… – Ныне ул. Горького. ] по узенькой Галерейной улице, огибаю дворец Айвазовского (где 51 год назад жил в доме бежавших за море друзей, потомков Айвазовского [26 - …в доме бежавших за море друзей, потомков Айвазовского… – В доме Ивана Константиновича Айвазовского (уже тогда скончавшегося) и Анны Никитичны Айвазовской, в квартире уехавшей в эмиграцию семьи Лампси, М. Волошин в нач. 1920-х останавливался и некоторое время жил, когда приезжал из Коктебеля. ], Макс, читавший членам Ревкома свои стихи о Старой Руси и свой «Дом Поэта» [27 - …Макс, читавший членам Ревкома свои стихи… «Дом Поэта»… – Волошин не мог читать здесь в те годы стихотворение «Дом поэта», т. к. оно было написано лишь в 1926 г. ]) – и, замирая в счастье Semper Idem [28 - …Semper Idem… – Всегда то же самое (лат. ). ]: во дворце, нерушимо пережившем фашизм, ядра с моря, не изменился даже цвет стен. Так же сидит в кресле памятника старый армянский художник [29 - …сидит в кресле памятника старый армянский художник… – Памятник работы скульптора И. Я. Гинцбурга. ], бакенбарды не дрогнули, как палитра и кисть в руке, породистый профиль чуть повернут к открытому морю. Человек, за морские картины получивший чин адмирала [30 - …получивший чин адмирала… – Воинского звания «адмирал» у художника не было. Айвазовский был главным художником Морского штаба России и носил адмиралтейский мундир. Он имел звание действительного тайного советника, что соответствовало в Российской империи воинскому званию «генерал-полковник». ], неизменно сидит у своей галереи – и перед ним – это ли не Краса Судьбы! – свободно плещет море, как в те дни, когда он, царь Феодосии, провел своими казной и властью – феодосийскую железную дорогу! [31 - …провел своими казной и властью – феодосийскую железную дорогу… – Точнее сказать – Айвазовский приложил энергию и усилия для осуществления этого крупного проекта – железнодорожной ветки из Джанкоя в Феодосию. ] Обдуманно – или случайно – море перед его домом не тронуто – перестройки, военные базы [32 - …военные базы… – Охраняемые склады Феодосийского торгового и военного портов, сооружения железной дороги, а также других организаций. ], заторы идущему – все от него вправо и дале – но по самый угол дома, за рядом узловатых мощных тополей пирамидальных (в дни юности нашей они были юные, как мы…) волны синеют и зеленеют мощно, широко, как в старину, отвернув лицо свое от жиденького бульварчика со скамейками у каменного парапета – перешеек к закрытым воротам «баз», отнявших у жителей море…