Без прощального письма - Инна Бачинская

…Илона сидела на кухне, а незнакомые люди возились в ее гостиной. Она слышала клацанье затворов фотокамер, звуки тяжелых шагов, мужские голоса; иногда разбирала отдельные слова, смысла которых не могла уловить. Перед Илоной стояла новая бутылка вина и бокал. После трех бокалов она впала в ступор и уже плохо соображала. Иногда приходил майор Мельник, внимательно смотрел на бутылку, переводил взгляд на Илону и задавал очередной вопрос. Его интересовало, что пропало, какие ценности хранятся в доме, кто еще здесь живет, кроме нее, Илоны. Майор отправил помощника к соседям, велев узнать, не видели ли те подозрительных людей на улице, неизвестного мужчину, входившего в дом к Илоне, незнакомую машину или такси. Дом Илоны находился в тупичке, выхода из которого не было, вернее, вход был в то же самое время и выходом, а потому всякий незнакомый человек бросался в глаза, и тем более чужая машина.

Потом какой-то мужчина в синем комбинезоне взял у Илоны отпечатки пальцев, приложив их сначала к подушечке с краской, а затем к бумаге, после чего, не произнеся ни слова, вышел из комнаты. Илона же бессмысленно смотрела на испачканные пальцы, расставив их веером. Заглянувший в комнату майор Мельник сказал, что такова процедура и теперь можно пойти помыть руки.

– Вы думаете, это я его? – спросила Илона, вновь готовая заплакать.

– Нужно исключить ваши отпечатки, – объяснил майор Мельник. – Вы ничего там не трогали? Кроме льва, раньше?

– Я даже не подходила к нему! К тому человеку! – закричала Илона. – И крови не заметила… Как увидела, так сразу выскочила из дому!

– Идите, приведите себя в порядок, – почти приказал майор Мельник Илоне.

По предварительному заключению судмедэксперта, смерть неизвестного мужчины в возрасте примерно тридцати – тридцати пяти лет наступила около шести-восьми часов назад, то есть приблизительно в два часа дня. Причиной смерти стала обширная кровопотеря, вызванная сильным ударом в затылочную часть головы, предположительно нанесенным мраморной статуэткой, изображающей льва на шаре.

Ни документов, ни портмоне, ни мобильного телефона рядом с телом найдено не было, из особых примет – серебряный перстень с печаткой на мизинце правой руки, а на шее золотой крестик на золотой же цепочке, левое ухо было проколото, но серьга отсутствовала, и поиски ее результатов не дали.

Майор Мельник несколько раз высказал предположение: возможно, Илона все-таки видела жертву раньше – в качестве посетителя музея, и, более того, посетителя, заглянувшего в музей именно этим утром.

– Почему утром? – недоуменно спросила Илона.

Майор Мельник, в свою очередь, спросил, понимая тем не менее всю несостоятельность вопроса, не мог ли этот человек быть тем, кто перевернул ящик с краеведческими материалами.

Илона ответила неожиданно трезво: мол, не факт, что ящик перевернули сегодня утром, могли и вчера, и даже третьего дня… И вообще, что общего у ящика с никому не нужными вырезками из советских газет и неизвестного любителя влезать в дома одиноких девушек? Кроме того, его, ну, кто ящик перевернул, никто и не видел. Мало ли…

Майор Мельник покивал согласно и спросил, много ли у Илоны друзей в социальных сетях. Илона ответила, что немного и этот, из гостиной, точно в их число не входит.

– А ваш друг? Никогда не поверю… такая интересная девушка, и одна… – спросил майор, и было заметно, что вопрос дался ему с трудом.

– Вы про Владика? – переспросила Илона, удивившись осведомленности майора относительно деталей ее личной жизни. – У меня больше нет друга. Если вы намекаете на Владика, то ошибаетесь. Это точно не Владик.

– Нет друга? В каком смысле? – спросил майор Мельник.

– В прямом. Он меня бросил, – сказала Илона горько.

– Бросил? Ни за что не поверю. Когда? – спросил майор Мельник.

– Сегодня ночью. Когда была гроза. А потом история с хранилищем, а теперь убитый чужой человек в моем доме… это же с ума сойти! И ваша краска не отмывается! – Она помахала рукой перед носом майора.

– А вы уверены, что это не он… там? – Вопрос, конечно, не самый умный.

– Что я, совсем того… Нет, конечно. Я этого… мужчину… никогда в жизни не видела!

– И никаких мыслей, как он сюда попал и зачем? Может, мастер какой или, там, слесарь? Пришел ставить рамы? Ключи никому не давали?

Илона помотала головой.

– Не давала. Понимаете, – сказала она, заглядывая в глаза майору Мельнику, – мне не везет с мужчинами. Мне, Доротее и Моне, нам всем…

– Кто такие Доротея и Мона? – разумеется, спросил майор Мельник.

– Подруги.

– У них были ключи от вашего дома?

– Не было.

– А вы не могли оставить дверь незапертой?

– Могла. Из-за Владика… расстроилась.

– А у него был ключ?

– Был. Он оставил его на тумбочке в прихожей. Но мог снять слепок… Или не мог? Не мог! Просто ушел, зачем ему ключ? Ни я, ни ключ… – Илоне стало так горько, что она заплакала.

– Ну-ну, – сказал майор Мельник, – какие ваши годы. Адрес вашего друга помните? И фамилию назовите.

– Он живет с братом… Жил. Где сейчас, не знаю. У него нет своей квартиры. Адрес брата – Музыкальная, восемь, квартира двадцать четыре. Фамилия Сушков. Владислав Сушков. Вы думаете, Владик знал этого… там? И это Владик его…

– Пока не знаю, – сказал майор Мельник. – Посмотрим.

– Владик не мог, он ветеринар!

– Понятно, – ответил майор Мельник. – У вас есть семья, Илона Вениаминовна? Кто еще тут живет?

– Бабушка Аня умерла шесть лет назад, больше никого не было. Никто не живет.

– А ваши родители?

Илона пожала плечами:

– Мама отдала меня бабушке, когда мне было четыре года, обещала приехать и забрать, но с тех пор я ее не видела. Никогда. Бабушка была учительницей музыки, учила меня… То есть пыталась учить… Но у меня нет слуха. Вообще ни капельки. Бабушка говорила, я не в их породу, мне «медведь на ухо» наступил. Прабабушка Елена Успенская была известной художницей, а я… – Илона развела руками, – в музее.