Тень другой женщины - Наталия Антонова

– Всего на пятнадцать минут, и то не по своей воле, – попыталась оправдаться Монина.

– По чьей же?

– Меня вызвала к себе в кабинет Алевтина Самойловна.

– Такое часто случалось прежде?

– Почти каждый день, – вздохнула женщина.

– То есть Горшкова каждый день вызывала вас к себе в кабинет во время сеансов?

– Необязательно меня, всех, – ответила Ева.

– Что значит всех?

– Я имею в виду персонал салона.

– У неё что, такая манера решать производственные вопросы? – удивился следователь.

– Какой там, – отмахнулась Ева, – вы меня извините, конечно, но, по-моему, наша начальница мается от скуки.

Наполеонову послышалось – мается дурью.

– И отчего же Алевтина Самойловна скучает? – спросил следователь. – Разве ей нечем заняться? Мне всегда казалось, что собственный бизнес, каким бы он ни был, требует много времени и умственных затрат.

– Требовать-то он требует, – со вздохом согласилась Монина, – но только всем у нас заправляет Павел Антонович Силаев.

– А чем же занимается сама Горшкова?

– Она у нас витрина салона.

– На витрине-то у вас я заметил совсем другой персонаж.

– А, это. Вы имеете в виду Шамаханскую царицу?

– Её самую, – подтвердил следователь.

Губы Евы дрогнули в едва заметной усмешке:

– Вот увидите нашу хозяйку и удивитесь их сходству.

– Неужели?

Ответом ему был кивок.

Наполеонов порылся в памяти, на которую он не жаловался, и не припомнил, чтобы в холле он заметил даму, похожую на куклу в витрине. «Странно», – подумал он, но вслух ничего не сказал.

Наполеонов продолжил допрос:

– Значит, вам, Ева Гордеевна, позвонила Алевтина Самойловна, на ваш, как я понимаю, личный сотовый?

– Да, так и было. – Женщина облизала пересохшие губы.

– И вы поспешили к начальнице?

– А у меня был выбор? – вопросом на вопрос ответила Монина.

– Скорее всего, не было, – согласился следователь. – Дверь кабинета вы закрыли?

– Нет…

– Почему?

– Ну я не знаю… – замялась массажистка, – я никогда не закрываю дверь, если в кабинете есть клиент. Как-то не комильфо оставлять человека взаперти.

– Вы сказали, что никогда не закрывали дверь в кабинете, если там находился клиент.

Монина кивнула.

– В таком случае правильно ли я вас понял – вам приходилось не единожды отлучаться, оставляя клиента одного?

– Да, я же вам уже говорила! – нетерпеливо проговорила Ева.

– То есть заходи кто хочешь и выноси всё, что приглянется?

– Да кому тут заходить-то? – вырвалось у Мониной. – На входе стоит Корней и… – Тут она осеклась, вспомнив о том, что произошло сегодня. – Разве такое могло прийти мне в голову, – промямлила Ева.

– Действительно, нормальному человеку такое в голову не придёт, – согласился следователь.

Ева тихо всхлипнула. И следователь, чтобы не дать ей снова расклеиться, поспешил задать следующий вопрос:

– Как долго вы отсутствовали?

– Я же вам говорила, минут пятнадцать.

– А поточнее?

– На часы я не смотрела. Но сказала Алевтине Самойловне, что задерживаться не могу, так как скоро закончится сеанс у клиентки, что лежит у меня в кабинете, обёрнутая водорослями.

– А что сказала вам Горшкова?

– Да ничего она мне не сказала! – воскликнула сквозь сердитые слёзы Монина.

– Совсем ничего? – уточнил следователь.

– Ну почему же совсем, сказала: «Да, Евочка, идите, конечно. Мы не имеем права заставлять клиентов ждать», – передразнила она начальницу.

– И вы пошли?

– Точнее, я побежала.

– И когда вошли?

– Увидела пояс на её шее. И больше я ничего не помню. Когда очнулась, увидела врачей, потом поняла, что и полиция уже здесь.

– Понятно. Вы можете пока идти, Ева Гордеевна. И будьте так любезны, пригласите сюда Алевтину Самойловну.

– Приглашу, – буркнула массажистка и, не прощаясь, поспешила покинуть кабинет.

В дверь тихонько постучали.

– Вы позволите? – спросил обволакивающий голос.

– Да, входите.

В кабинет вошла невысокая стройная женщина неопределённого возраста, и у Наполеонова на миг перехватило дыхание. Это была она! Шамаханская царица! Хотя сходство живой женщины и прекрасной куклы не было внешним. У женщины были волосы каштанового цвета с заметным рыжеватым отливом. Глаза серебристо-серые, губы небольшие и не яркие, как у манекена, а нежно-розовые. И тем не менее это была Шамаханская царица! В чём это выражалось, следователь сказать не мог. Может быть, поступь? Хотя кукла ведь не двигалась. Но если бы она встала и пошла, то, Наполеонов был уверен, походка у неё была бы такая же, как у хозяйки салона. И ещё взгляд, наклон головы… И руки! Узкие кисти красивой формы, точно крылья неведомых птиц. «Такой завлечь и погубить мужчину ничего не стоит», – подумал Наполеонов. Но тут же вернул себя с небес на землю: убит не мужчина, а женщина. Не могла же она быть соперницей Шамаханской царицы? Если только Алевтина Самойловна была любовницей мужа Сафронковой. Что выглядит весьма сомнительно.

– Садитесь, Алевтина Самойловна, – пригласил он.

И она молча села, устремив на него свой вопрошающий взгляд. Наполеонов попробовал угадать, насколько встревожена или опечалена хозяйка салона, но ему это не удалось, так как выглядела она абсолютно бесстрастной.

– Алевтина Самойловна, я хочу принести вам свои соболезнования, – проговорил следователь.

– Мне? – удивилась она. – Но я же не была знакома с убитой.

– И тем не менее она убита в вашем салоне.

– Верно, – согласилась Горшкова и посмотрела на следователя с внезапно проснувшимся интересом. – Хотите, я вас сделаю? – неожиданно спросила она.

– Что? – буквально поперхнулся следователь.

– Чего вы так испугались? – искренне рассмеялась она над его реакцией.

– Простите, я вас не понимаю.

– Чего же тут понимать! Я предложила сделать вашу куклу!

– Мою куклу? – Тут в его мозгу что-то начало проясняться. – Вы делаете куклы?

Она кивнула и озорно улыбнулась, совсем как девчонка.

– И Шамаханская царица, – Наполеонов неопределённо кивнул в сторону окна, – ваша работа?

– Моя, – утвердительно кивнула она.