Принцесса пепла и золы - Хэйлоу Саммер

Говорят, днем безопаснее, потому что в светлое время суток вампиры неохотно покидают свои жилища в глубине леса, а если все же делают это, то, как правило, отправляются на короткие расстояния. Но на это полагаться нельзя. В прошлом году в лесу среди бела дня пропали три человека, а позже были найдены обескровленные останки двоих.

Пока, сопротивляясь злобному негодованию кустов ежевики, я пробираюсь в дубовый лес, где водятся самые сочные сумрачные сморчки, в голове у меня крутятся воспоминания о встречах с вампирами. Все романтические представления, которые, возможно, у меня имелись раньше о вампирах, испарились, едва я впервые взглянула в лицо такого существа.

Бледное, изможденное, уродливое, отталкивающее – и не потому, что кости были туго обтянуты кожей, зубы были темно-желтыми, а глаза приобрели красноватый оттенок, а потому, что во взгляде этого существа читалось что-то сломленное. Все, что имело для меня хоть какое-то значение, в этих глазах, казалось, не существовало. В глазах чудовища все это потеряло смысл.

Я дрожу, но это может быть связано с холодным воздухом, порывы которого проносятся над лесной почвой, разгоняя знойную духоту и будоража нервы. Это производит странный эффект: я внезапно чувствую неприятный холод, в то время как на коже выступают капли пота.

Высоко в верхушках деревьев уже бушует ветер. Пройдет совсем немного времени, и начнется сильный дождь. Я оглядываюсь по сторонам и решаюсь, хотя углубляться в лес еще больше – рискованно. Здесь, где нахожусь сейчас, я во время своих предыдущих визитов собрала уже все сумрачные сморчки.

Я пересекаю безвредно бурлящий ручей и высматриваю остатки мертвых деревьев, под которыми сморчки растут особенно хорошо. Когда обнаруживаю симпатичную семейку сумрачных сморчков и опускаю свою корзинку на землю, чтобы встать на колени и сорвать грибы, ржание лошади вырывает меня из умиротворенного сосредоточенного состояния. Откуда этот звук? Он реален или мне просто показалось?

Я сохраняю спокойствие, но не опускаюсь на колени, а просто стою и слушаю. Ветер усиливается, и мне начинает казаться, что я приняла его свист за ржание, но потом тот звук повторяется. Нетерпеливый, почти разъяренный конь где-то совсем рядом громко выражает свое недовольство!

Вампиры не ездят на лошадях. К тому же я не знаю никакого другого ржущего существа, которое могло бы жить в Запретном Лесу, а это значит, что либо лошадь убежала и заблудилась (и это будет ее смертным приговором, если только я ей не помогу), либо в Запретном Лесу бродит еще один человек, которому так же, как и мне, надоело жить. Я осторожно иду в том направлении, откуда услышала ржание, очень тихо, переходя с одной моховой подушки на другую: они поглощают звуки моих шагов.

Запретный Лес образует что-то вроде естественной границы нашего королевства. С одной стороны, на западе, Амберлинг упирается в море. Наша страна врезается в Западный Океан, как полуостров. А на востоке от нападений Кинипетской Империи нас защищает Запретный Лес. По крайней мере, так думал Блаумунд Беззаботный, когда позволил вампирам поселиться в этом лесу.

Тогда, около восьмисот лет назад, был заключен договор. Мы, люди, оставляем в покое вампиров, а вампиры оставляют в покое нас – по эту сторону Леса, по крайней мере. Договор был нарушен лишь однажды со стороны людей, мятежником Фрицем-Хеннингом фон Нюссельгартом, который отправился в Лес с целой ордой крестьян, чтобы изгнать оттуда вампиров. План его состоял в том, чтобы вырубить лес и превратить его в пашню, но из этого ничего не вышло.

Череп Фрица-Хеннинга до сих пор украшает вход в исторический подвал Совета. Вампиры передали эти печальные останки мятежника королю вместе с любезным посланием, которое содержало примечание о том, что договор был нарушен, и в результате чего – аннулирован. Короля охватил страх, и он выстроил между обитаемой землей и Запретным Лесом целый бастион из деревянных бревен, со сторожевыми башнями и бойницами.

Но вампиры никогда не нападали, возможно, они и не собирались этого делать. Наверняка наблюдали за этим зрелищем с самых высоких елей, похлопывая себя по костлявым бедрам, и улыбались, сверкая желтыми зубами, радуясь глупости своих врагов. За несколько долгих веков бесполезный бастион сгнил и рассыпался в прах. Кое-где еще можно найти его следы, но большая часть этого прошлого оказалась погребена под корнями Запретного Леса.

Если сравнивать с другими вампирами и их набегами, наш вампирский народ еще куда ни шло. Лишь раз в сто лет какая-нибудь смелая, дерзая особь отважится проникнуть в обитаемые районы, чтобы высосать кровь беззащитных дев. Такие вампиры в большинстве своем повторяют собственные преступления и в конечном итоге попадаются во время одной из своих греховных вылазок.

В наказание их вытаскивают на яркий солнечный свет, втыкают в грудь острый кол и обливают святой водой. Злодей погибает, и мир воцаряется снова. Иногда я даже не знаю, кого мне больше жаль: девственниц или казненных вампиров. Говорят, в святой воде нежить сморщивается и тает. Вряд ли это приятное ощущение.

Наконец я вижу животное, ржание которого привело меня на поляну, где я никогда прежде не бывала. Это великолепная белая кобыла, оседланная и привязанная к дереву. Я очень удивлена. Кто бы ни привязал здесь эту лошадь, он, видимо, либо глуп, либо безумен, а может, и то, и другое одновременно. Нетерпеливая кобыла, которая все время вскидывает голову и громко ржет, привлечет вампиров так же, как и меня!

Я хочу обернуться и поискать всадника, который должен быть где-то поблизости (иначе он еще глупее, чем я предполагала ранее), но тут мой взгляд падает на попону: герб нашей страны сияет перед моими глазами ярко-желтым и голубым цветами, украшенный маленькой декоративной короной. Я подхожу ближе, кладу руку кобыле на шею и начинаю приговаривать успокаивающим голосом:

– Не волнуйся, моя дорогая. Твой глупый всадник наверняка скоро здесь появится и отвезет тебя домой. А если он этого не сделает, то будет иметь дело со мной!

Лошадей я люблю. Пока стою, положив руку на кобылу, маленькая корона на попоне внезапно перестает меня интересовать, и страх перед вампирами отходит на второй план. Я хочу только одного: вдыхать аромат, которого мне так не хватает с тех пор, как все наши лошади были проданы. Я прижимаюсь щекой к шее кобылы, и она позволяет мне это сделать, а затем с закрытыми глазами впитываю тепло и запах лошади.