Рюссен коммер! - Елизавета Александрова-Зорина

– Нет, – засмеялась я.

Он был «не моя чашка чая», как говорят англичане, но с ним было весело.

– Я расстался с подругой и переехал в свою квартиру, – вдруг сказал он, – так что у меня совсем нет мебели, только книги и большая кровать ИКЕЯ два метра на метр восемьдесят.

Я ничего не ответила, только откинулась на спинку дивана, наслаждаясь моментом. И мы снова заговорили о политике, десять минут, двадцать, полчаса.

Черноволосая женщина в маленьком чёрном платье с глубоким декольте, с которой меня знакомила Гудрун в начале вечера, вдруг упала на пол, но быстро вскочила. Видимо, перебрала лишнего. Гости сделали вид, что ничего не заметили, и вели себя, словно ничего не произошло. Русские бы засмеялись, наверняка грубовато бы пошутили, но уж точно спросили бы, не ушиблась ли она. А шведы только молча опустили глаза, притворяясь, что ничего не видели.

– Это Вероника Пальм, – прошептал Оскар, – она была в миллиметре от того, чтобы возглавить Социал-демократическую партию, – он отмерил ногтем на кончике пальца, – а значит, в миллиметре от того, чтобы стать премьер-министром.

– А что не сложилось?

– У нас был скандал с один шведским курдом, Омаром Мустафой. Он возглавлял «Молодых мусульман Швеции». И пригласил на конференцию людей с антисемитскими, гомофобными взглядами. Ну и его собственные взгляды на женское равенство довольно сомнительные.

– Ну, типичный набор, разве нет? – пожала я плечами.

Оскар смутился, посмотрел на меня долгим взглядом.

– Не говори так, все люди разные.

– Ну-ну, – я одним глотком допила вино.

Оскар резко прильнул ко мне. Я решила, что он меня сейчас поцелует, но он хрипло зашептал:

– Представь себе, Стокгольм, конференция, организованная партией власти, социал-демократы в хороших костюмах, пресса, и вдруг докладчики начинают говорить о ритуальных убийствах христиан на Песах и мировом еврейском заговоре.

Он захихикал.

– Шутишь! – не поверила я. – Ну а при чём тут Вероника Пальм?

– Она продвигала его в партии. Он и поставил крест на её карьере. Швеция – маленькая страна, Лиза, тут одно неловкое движение может сломать жизнь.

Оскар много рассказал о себе в тот вечер, так много, что мне казалось, будто я знаю его уже несколько лет, а не один вечер. Его мать алкоголичка, отец рабочий, а ещё пару лет назад у него были проблемы с наркотиками и он ходил к психоаналитику.

– Ты тоже должна пойти к психоаналитику, – сказал он, сунув под губу снюс.

– Почему? Неужели я выгляжу сумасшедшей?

– Ты же русская. Вы все сумасшедшие.

Я расхохоталась, запрокинув голову, и гости обернулись.

– Ты бы хотела продолжить вечер у меня? – спросил Оскар.

Я покачала головой:

– Лучше проводи меня до метро, а то я не помню дорогу. А если хочешь, мы можем поужинать на днях, это ведь ничего, если я сама приглашаю тебя на свидание, у вас ведь в Швеции так можно?

Он открыл ежедневник и, пролистав его, совершенно серьёзно сказал, что на семнадцатой неделе он занят под завязку, а на восемнадцатой есть свободный вечер двадцать пятого апреля. «Дело вовсе не в том, что он такой занятой, – объяснила мне потом Гудрун. – Просто в Швеции все живут от зарплаты до зарплаты. А получают её дружно 25–26-го числа. Гуляют, пьют, оплачивают счета, покупают то, что собирались купить, – и ждут следующую зарплату». Поэтому выходные на «зарплатной неделе» – особенно весёлые, шумные и пьяные. В шведском языке есть даже специальное слово, l? nehelg, которое можно перевести как «выходные после получки».

* * *

Оскар пригласил меня в ресторан Riche на улице Ярла Биргера, основателя Стокгольма. По легенде, Александр Невский выбил ему глаз в Невской битве, «самому королю възложи печать на лице острымь своимь копиемь». Куда ни ступи, везде тут была Россия. Даже статуя Карла XII, стоявшая в саду Кунгстредгорден неподалёку от Риксдага, указывала в её сторону рукой – чтобы шведы не забывали, где главный враг. Наверное, Оскар видел Карла XII каждый день, когда шёл на работу и с работы.

Он ждал меня на улице, на этот раз не в костюме, а в джинсах и свитере, отчего показался намного моложе. Нервно теребил в руках баночку снюса и, увидев меня, как-то странно скривился.

Мы вошли внутрь, и официантка отвела нас к забронированному столику. Я сразу почувствовала, что Оскар изменился, был как-то непривычно серьёзен и напряжён, но списала всё на усталость после работы.

– У тебя всё хорошо? – спросила я, когда мы заказали пиво.

Он вытащил из-под губы снюс и спрятал его в баночку. Громко выдохнул, нервно закинул ногу на ногу, посмотрел на меня долгим взглядом.

– Я рассказал о тебе моим друзьям. Сказал, что встретил девушку и она мне очень понравилась.

Я покраснела.

– Я сказал, что ты русская. И они уверены, что ты шпионка.

Я засмеялась.

– Ты шпионка, Лиза? – спросил Оскар, пристально глядя в глаза. – Если ты шпионка, я не могу ужинать с тобой, потому что я работаю в Риксдаге. Я должен встать и уйти, сейчас же.

Сидевшие за соседним столиком мужчины, обернувшись, посмотрели на меня с интересом.

– Ну, если я шпионка, то ты это уже знаешь, – попыталась пошутить я. – Не пей много, не рассказывай лишнего, и всё будет хорошо.

А что мне было ответить? «Да, я шпионка» и «нет, я не шпионка» прозвучало бы одинаково глупо. Но я совсем забыла, что у шведов с чувством юмора не очень.

Оскар, побледнев, начал собираться, а я поняла, что этот идиот сейчас уйдёт и я останусь одна и буду допивать своё пиво под любопытными взглядами мужчин за соседним столиком. А ведь Гудрун меня учила, что в Швеции надо всегда предупреждать заранее, если собираешься пошутить.

– Ты ведь знаешь, что я оппозиционерка? – начала я нелепо оправдываться. – Что моему другу подбросили взрывчатку? Что меня пытали, чтобы я оговорила себя и друзей? Что бежала от преследований? Все ваши газеты написали обо мне.