Смерть вне очереди - Маргарита Малинина

Значит, почему я хмурюсь? Что ж, мне действительно не нравится.

– You’re right, I ain’t in delight. – То есть «Вы правы, я не в восторге».

Негр приподнял черные брови.

– Are you a poet?

Поэтесса ли я? Хм… Что тут поделаешь, я действительно часто говорю стихами. Даже на английском языке. Это выходит совершенно непреднамеренно.

– Отстань, Африка… – пробормотала я полушепотом, а негр хитро прищурился. – Yes, I am, – не стала я спорить.

– What’s your name?

Ну вот, докатились! Столько русских мужчин мимо прошло, и никто из них не догадался спросить мое имя! А тут негр… О чем я с ним разговаривать-то буду? Зачем он со мной пытается познакомиться?

– Кукарача, – с вызовом ответила я и скорее удалилась из комнаты. Вслед мне раздался пугающий раскатистый папуасский смех.

– Вот ты где! – обрадовался Паша, наткнувшись на меня возле полотна Гогена. – Я уж думал, что потерял тебя навеки! Мне так страшно стало, не поверишь!

Неизменно лохматые черные самойловские волосы стояли сейчас и вовсе дыбом, что не позволило мне сомневаться в правдивости сказанных слов.

– Прости, я не хотела, чтобы так вышло, – запоздало извинилась я. – Ты ни в чем не виноват.

– Нет, я виноват! Если бы я не пристал к тому португальцу, ничего бы не произошло и мы бы не отбились от экскурсии!

– К испанцу.

Тут Павел меня ошеломил:

– Да какая разница? Все равно они на одном языке разговаривают! – Когда я открыла рот, чтобы его поправить, он не дал сказать, предложив: – Хочешь, я покажу тебе Айвазовского? Он здесь недалеко. Хорош! Пошли?

Посмотрев Айвазовского, а также, помимо других картин, еще и трон Петра Великого, посуду, мебель, фрески и многое другое, мы спустились по лестнице и вышли из здания, приготовившись к длительному ожиданию. Однако скоро позвонила Катька:

– Вы где?

– Возле центрального входа.

– Хорошо, мы идем.

– Кать, а ведь нельзя телефонами пользоваться, – додумалась я произнести в трубку. – Написано в объявлении.

– Это для дураков написали. Ждите, мы уже близко.

Так, значит, я дура. Ну ладно, я и так это знала.

Мы вчетвером погуляли по Невскому, пообедали в «Бистро» и с помощью подземки добрались до гостиницы.

Приехали мы в сей чудесный город сегодня рано утром. Нам только позволили забросить вещи в номера и принять душ с дороги и тут же отправили на экскурсию – такова программа поездки. Теперь мы с ликованием в душе предвкушали валяние на диване и сопутствующее ему ничегонеделание. Номера нам достались почти по соседству – через один, это почему-то радовало и вселяло твердое спокойствие в душу. Близрасположенный конвой впутаться в какое-либо особо опасное расследование нам уж точно не даст.

– Ну, расскажи что-нибудь, – лежа на кровати нашего двухместного номера, попросила Катька. Я не придумала ничего лучше, как описать знакомство с негром. Хотя какое на фиг знакомство? Я даже имени его не знаю. Наверно, какой-нибудь Абдулла-ибн-Саид-агы. – Что? Абдулла? – удивилась подруга. – Его так зовут?

– Что? А, нет. Это опять мысли вслух. Чем займемся?

– Не знаю. Может, книжку почитаем?

Я согласилась. Телевизор мы с подругой не уважаем, а кроме книг заняться было совершенно нечем. Следующая экскурсия только завтра, ужин у нас в семь часов, а сейчас пять. Действительно самое время почитать.

Мы полезли в спортивные сумки, извлекли оттуда детективы, пообещав по прочтении обменяться книгами, включили бра каждая над своей кроватью и открыли на первой странице, собираясь углубиться в текст, как тут…

– Слышишь? – озабоченно спросила меня подруга, да еще таким блеющим голоском, что у меня затряслись колени.

– Ч… что? Что слышу?

– Вот это.

Мы обе замолкли. Я напрягла слух.

– Кать, да тебе вечно что-нибудь кажется! – возмутилась я, ничего не услышав, но здесь и впрямь от входной двери донеслось какое-то шуршание.

– Тсс! – приложила Катька палец к губам и поднялась. Я вслед за ней.

Вместе мы на мысках потопали в маленькую прихожую. Через секунду я решила, что окончательно чокнулась: из-под двери в наш номер решительно заполз белый лист бумаги, сложенный пополам. Я начала моргать. Лист не исчез.

– Это, наверно, Женька, – догадалась Любимова и, резко прильнув к двери, повернула ключ и распахнула ее. Коридор до самого лифта был пуст. Тогда Катя захлопнула дверь и подняла лист с пола. Развернула его.

– Ну что там? – заинтересованно спросила я, глядя, как у нее удлиняется лицо.

– Что за чепуха? Нет, он у меня получит! – Катерина дерзко смяла бумагу в руке и твердой походкой направилась к друзьям. Громко постучала. Я ждала ее на пороге, вытягивая шею, как жираф. Вот на стук вышел Женя. – Что это значит?

– Что? О чем ты, киса?

– Я тебе дам кису! – взорвалась подруга. Она у меня такая! С ней не забалуешь! – Это ты написал эту бредятину? Что это вообще такое? – Катька сунула Логинову под нос белый лист. Они стояли на расстоянии от меня, но, по-моему, он сморщился.

– Что это за бредни?

– А я про что!

– Солнышко, если бы я писал тебе записку, знаешь, что бы там было? – игриво пропел Жека и, приблизив губы к уху подруги, стал нашептывать ей что-то такое, от чего подруга покраснела и смущенно заулыбалась. Засим они и вовсе принялись целоваться прямо в коридоре, возле двери номера.

– Кхе-кхе! – подала я голос. Миловаться можно и после того, как мы поймем, кто подсунул нам под дверь записку. И кстати, что в ней?

Катька, вняв моему покашливанию, отстранилась и выдвинула новое предположение:

– Может, это Паша написал?

– Хм… Судя по тексту, очень даже мог. Но почерк не его. Пахан! – крикнул в комнату Женя. – Ты писал им записку?

– Чего? – раздалось из глубины номера отдаленное Пашино недопонимание. – Какую еще записку?

– Вот эту! – громко рявкнул Евгений и потряс белой бумагой, как будто Самойлов мог разглядеть, что там, из комнаты.