Храм на развалинах - Рубен Аракелян

– На него, – он снова указал пальцем куда-то вверх, ей за спину.

Снова возникло ощущение нереальности происходящего. В глазах человека напротив горел огонь. И не тот, что отражался в них. Это было настоящее пламя, которое вспыхнуло, как только он упомянул о роде своих занятий. Он был сумасшедшим, это совершенно точно. Косноязычие изначально показалось ей признаком необразованности, ведь тут на сотни километров нет ни одной школы. Немудрено вырасти безграмотным, а он только что сам признался, что вырос здесь, именно в этих местах. Но теперь становилось ясно, что с головой у этого человека не все было в порядке. Он сказал, что охотится на то существо, убившее целую группу людей не дольше чем за одну минуту.

– Полгода?

– Ага. Долгая охота.

Она впервые заметила стоявшую у него за спиной длинную винтовку. Отсюда казалось, что она стволом подпирает ветвистый потолок. Из всего скопления информации, переваривавшейся сейчас в ее затуманенном разуме, очевидным было только одно – нужно было выбираться отсюда. Ясно было, что этот человек задумал тут умереть. Она снова и снова пыталась прогнать из головы мужчину, тянущегося к ней окровавленной рукой.

– Что такое? – спросил он, очевидно заметив скептицизм, с которым она восприняла последнюю информацию, – считаешь меня психом?

Некоторое время она обдумывала, стоит ли отвечать прямо на поставленный вопрос, и не сулит ли ей эта прямота очередную порцию неприятностей. Собеседник оставался столь же безэмоционален, как и в самом начале их нетипичного знакомства. Он вел себя так, будто в принципе не мог испытывать никаких эмоций. О его душевном состоянии лишь отдаленно можно было судить по глазам, большим и широко открытым, а еще практически не моргавшим вовсе, отчего он, когда долго молчал, походил на восковую фигуру, восседавшую у костра и готовившуюся вот-вот начать плавиться от тепла, исходящего от пламени.

– Отчасти, – наконец ответила она.

– Что это еще за отчасти? Можно быть либо психом, либо здоровым. Никаких тебе частей. Я понимаю тебя. Все это выглядит, так скажем, непривычно для глаз… кем ты там сказала ты являешься?

– Я биолог.

– Ну как скажешь. Для биолога из большого города это все выглядит не вполне нормально. Но люди здесь живут таким образом много десятков лет. Они выживают, охотясь в этом лесу. И тут происходит такое. Трое охотников из Белой Скалы пропало с прошлой осени. Ты говоришь, можно обойти этот квадрат. Но тут река по ту сторону, – он снова указал рукой куда-то вдаль, – чтобы до нее добраться, нужно идти напрямик, иначе, если в обход, путь туда-обратно может занять больше двух недель. По горам, через лес, с грузом. Вы-то в эти ваши экспедиции отправились на квадроциклах с прицепами. У нас тут в лес пешком ходят.

– Но почему не вызвать помощь? Почему не сообщить людям о том, что здесь твориться? Ведь это, очевидно, не просто какой-то хищник.

– Ну да, можно было бы. Сбежать, добраться до радио и вызвать людей из большого города. Да, так можно было бы поступить. И даже можно было после этого вернуться домой и рассказать отцу. Пусть и будет стыдно. Но тут есть одно «но».

– И какое же?

– В этом лесу я убиваю. Понимаешь?

– В каком смысле?

Он немного подался вперед так, что пламя осветило грязное лицо и полные недоумения глаза. Он совершенно точно был удивлен, что приходится растолковывать такие, по его мнению, очевидные вещи.

– Эти твои вопросы… Ты слишком часто не улавливаешь смысл? В этих лесах мой отец добывал себе еду, а теперь я. И, когда придет время, мой сын тоже придет сюда за едой для себя и своих детей. Ты советуешь мне бежать домой и сказать отцу, чтобы позвал тех, кто защитит нас? Ты точно не улавливаешь смысл.

Ей вдруг стало смешно. Взрослый мужчина просидел полгода в яме только потому, что ему стыдно вернуться домой. Живым.

– Жертва убегает от охотника, – продолжил он, – я не жертва.

За удивлением от услышанного пришла злость от осознания фактов.

– Вы понимаете, что если бы сразу вернулись и вызвали подмогу, то люди бы остались живы?

– Думаешь? А может умерло бы гораздо больше людей. Или ты предпочитаешь, чтобы умирали только незнакомые тебе? Я видел, как он исчез. Я держал его на прицеле, он забежал за ствол дуба, а с другой его стороны не выбежал. Он разорвал шатуна своими лапами, оторвал его голову, выдернул ее вместе с позвоночником и повесил на периметре своего логова. Это точно не медведь. Я сомневаюсь, что кто-то сможет его убить. Кроме меня.

Его сумасшествие теперь не вызывало никаких вопросов. Хоть он и оставался неподвижным, как и прежде, глаза его полыхали ярче костра, горевшего перед ним.

– Да? И как же вы намерены это сделать?

– Я приду прямо в его логово и пущу пулю в его огромную голову. Точно так же, как я делаю всегда. Ты точно уверена, что никто из твоих друзей не выжил?

Она качнула головой, надеясь, что всплывшие вновь образы выскочат вместе с этим движением.

– Жаль. Так у нас было бы больше шансов.

– Почему вы до сих пор этого не сделали? Раз так уверены.

– Мне нужно было время, чтобы изучить его. Эта его маскировка. Она очень странная. И интересная. Он будто бы сливается с лесом. И чувствует. Он все чувствует. Это не человек, нет. И это точно не животное. Он ощущает меня всякий раз, стоя там, наверху. Но теперь я знаю, когда и как он ее снимает, эту свою маскировку. Как только рассветет, все закончится.

– Что закончится?

– Охота.

– Закончится? Но мои ноги… Я не смогу долго бежать.

– А тебе и не нужно будет. С рассветом я укажу тебе направление, следуя которому ты выберешься отсюда, – он замолчал на некоторое время, непрерывно глядя собеседнице прямо в глаза, будто бы читая ее эмоции, ее реакцию на его слова, – говорю же, я очень хорошо его изучил за пять месяцев.

Теперь выяснилось, что он знает путь, по которому можно выйти из леса, не умерев от голода и жажды по пути, как, вполне вероятно, завершилось бы путешествие в обход зоны охоты неведомого существа. Этот человек был настолько же глуп, насколько уперт и смел. Было вполне очевидно – он искренне верит в то, что ему по силам одолеть в одиночку такого врага. Наверно, с точки зрения его коллег по охотничьему цеху, это не могло не заслуживать уважения, такая целеустремленность и отвага. Но с точки зрения обывателя, нежелание во что бы то ни стало спасти собственную жизнь, как первостепенная задача для каждого обычного человека, вызывали только недоумение и даже отчасти жалость. Он собирался умереть здесь, в этом лесу. Наверно, он бы ответил, что все равно все завершится именно таким образом. И действительно, глядя со стороны, нельзя было не согласиться с таким взглядом. Какая, по большому счету, разница, когда именно это случится? Подобное существование казалось ей настолько же оставленным в далеком прошлом пережитком, как и, например, рыцарство. Он напоминал ей солдата, который на утро пойдет в атаку на превосходящего многократно в численности врага, причем сделает это в первых рядах. Его ограниченность и глупость больше не вызывали сомнений. Была только одна причина, по которой она все еще доверяла ему. Он, вполне вероятно, прожил здесь, в этой землянке дольше пяти последних месяцев, деля территорию с ужасным огромным кровожадным безжалостным существом, при этом он умудрился пережить прямое столкновение с ним. Да, она тоже его пережила, но сумела бы она остаться в живых, если бы не он? В любом случае, единственное, что ее сейчас заботило, это собственная жизнь. Он поможет ей ее спасти, иначе стал бы он вообще тащить ее на плече в эту свою землянку, а то, что он при этом сделает со своей, так это уже вторично. В конце концов, каждый волен сам выбирать свою участь. Судя по его речам и поведению, свою он уже давно выбрал.