Мужчина апреля - Карина Добротворская

Я вытянула телефон у нее из рук. Открыла приложение. Сканер пискнул: протеиновый коктейль, протеиновая булочка. На экране замигала красная точка. Булочку пришлось убрать. У Ники перебор. После выходных – обычное дело.

Я сунула ей телефон обратно.

– А булочка?

– Сорри.

Ника надулась. Отпила коктейль, поморщилась:

– Клубничный? Я же хотела апельсиновый, я этот клубничный уже видеть не могу! Неужели трудно заменить? !

Ника в своих вкусовых пристрастиях так непостоянна, что никакая нутри-доставка за ней не поспевает.

– Хочешь, возьми мой. Ванильный.

– Не все, как ты, пьют одно и то же с двенадцати лет, – буркнула она.

– Мне нравится ванильный. Зачем менять то, что нравится?

– Дай мне свою булку. Я же все равно сегодня дома.

– И?

– На взвешивание не налечу.

С Никой всегда так: как только начинает нервничать, сразу переедает, перебирает норму и из-за этого нервничает еще больше. В другой день я бы с ней повоевала, но сегодня молча протянула свою булочку.

– Учти только, что сегодня вечером – гости, – напомнила я.

– Только Веры мне сейчас не хватало, – зло сказала Ника с набитым ртом. – Опять начнет учить меня жить.

– Я к тому, что притормози с калориями.

– У Гастро-Марка все легкое. Овощи, пароварка. Во сколько он сегодня? В шесть?

– Может, все-таки начнешь заполнять календарь? Я не понимаю, как ты без него живешь.

– У меня в отличие от тебя не так много дел, я все помню.

– Да? А почему с нас в четверг сняли баллы? Ты театр забыла вписать?

У Ники глаза стали круглые и беспомощные.

– Блин, и правда. Забыла. Прости меня, пожалуйста. Голова дырявая…

– Гастро-Марк в шесть. – Я чмокнула Нику в плечо. – Тогда скажем Вере – в семь? Ты к семи готовить закончишь?

Ника кивнула:

– Господи, я же с этим мальчиком стану как бочка… Никакая пароварка не спасет. – У Ники снова глаза наполнились слезами.

Но мне уже надоело. Я все понимаю: Ника на сильных гормонах, это действует на нервную систему. Выемка яйцеклетки уже прошла, впереди – подсадка, а тут – повестка: вам подсадят мужской эмбрион. Это как врезаться на полном ходу в забор. Ужасно, конечно. Но я же поддержала, успокоила. Ну правда, сколько можно? Хорошо бы бабушка позвонила – она всегда звонит в самое неподходящее время. А вот сейчас было бы в самый раз. Но она еще спит наверняка. Я открыла лэптоп и включила новости.

Ника тут же напряглась:

– Что ты делаешь?

Я? Помогаю Никиному эмоциональному балансу, как нам советовала семейный терапевт. «Не давайте ей уходить в штопор собственных эмоций», «демонстрируйте понимание», «демонстрируйте поддержку». Я демонстрирую? Демонстрирую. Хотя, не скрою, иногда хотелось бы испытывать эти эмоции на самом деле. Но ведь семейная жизнь – это труд, правда?

– Новости смотрю.

Лицо у нашего премьер-министра Татьяны было доброжелательно-спокойным. Мне симпатичны такие лица: в них есть что-то материнское. Премьер к тому же умела улыбаться одними глазами – и сейчас это делала. Камера отъехала. Профессионально-оживленная ведущая обратилась к ее сопернице по дебатам – министру гендерной интеграции:

– Грета, что вы скажете? Это же ваша тема. Вынашивание в искусственной матке кажется мне довольно важным пунктом в вопросе гендерного баланса.

– Я так не думаю.

Камера взяла лицо министра интеграции крупным планом. Лицо красивое – и неуловимо отталкивающее: правильное, как маска, прямые волосы до плеч, тонкие губы.

Ника жевала мою булку. То ли поняла, что наш разговор окончен, то ли успокоилась и тоже уставилась на политиков.

– Нет? – подняла брови ведущая. – Но разве не логично, что, как только все женщины передоверят вынашивание детей аппарату искусственной матки, это станет последним шагом к тому, что…

Грета резко перебила:

– Что женский пол как биологическая данность потеряет всякий смысл?

Премьер-министр слегка ухмыльнулась. Как бы показывая потенциальным избирателям: ну-ну.

– Странно слышать это от министра, задачей которого является гендерная интеграция, – сказала ведущая. – Отчуждая от женщин материнство, мы упраздняем понятие «женщина».

– А что это понятие нам дает? – вмешалась премьер. – Сужает? Да. Ограничивает? Да. Мы – просто люди. Если министр гендерной интеграции с этим не согласна, то мой следующий вопрос: что такое гендерный баланс в ее понимании?

Я усмехнулась: попробуй поспорь с этим.

– Мы все – люди. Но и мужчины пока еще существуют. Нельзя отказывать женщине в праве быть женщиной, признавать и принимать все, что за этим стоит, включая физиологию и психологию, – сказала Грета.

Татьяна покачала головой:

– Я думала, что гендерная интеграция…

Но Грета не дала ей вставить слово:

– Безусловно, наш уровень медицины и здравоохранения позволяет сделать вынашивание в искусственной матке всеобщим. Но хотим ли мы передавать беременность аппарату? Особенно если нет показаний по здоровью женщины? Не говорим ли мы тем самым, что чисто женский опыт материнства не важен и не нужен?

– Быть беременной и быть матерью – это разные… – опять попробовала вклиниться премьер-министр. И опять не смогла.

Грета продолжала наступать:

– Отчуждать от женщин материнство – значит, обеднять их эмоциональный мир. Считать их природу, их пол биологической ошибкой. Забота об эмоциональном мире граждан, если я не ошибаюсь, определена в нашей конституции как приоритетная обязанность государства.

– Вот сволочь! – Ника ткнула в экран огрызком булки.

– Кто из двоих?

– Кто, кто… Грета, конечно! Вот бы и вынашивала тогда сама всех этих сраных мальчиков! – Ника захлопнула крышку лэптопа.

– Ты что? – возмутилась я. – Я хочу досмотреть.

– Вредно смотреть за едой, – огрызнулась Ника. – За едой надо жевать и выделять желудочный сок.

– Я не жую. Я пью. Твое здоровье. – Я подняла стакан с остатками протеинового коктейля.

Ника фыркнула. Но не выдержала и улыбнулась.

Мой телефон звякнул. Ника успела бросить взгляд на экран, и улыбка ее замерзла: Лео.

– Это Лео, – сказала я, чтобы подчеркнуть: ничего особенного.