Сестры - Юлия Гурина

Рука Олега так же медленно, как волна, сползала вниз живота и потом поднималась к груди. Не спеша. Не ускоряясь, не замедляясь – так бы гладили киты, если бы у них были руки. И тут вместо яростного желания возмездия Катю настигла другая ярость – ярость жизни. Жажда ее, будто бы она и не пила уже давно жизни. Будто бы тело само решило опротестовать время, проскользнуть в бесконечность. Дыхание стало тяжелым, глубоким. Она ныряла в океан к киту. Олег почувствовал это, рука изменила амплитуду. Губы целовали шею. Его волны уносили ее все дальше и дальше. В тот самый не-сон, где есть только жизнь. Катя повернулась на спину, муж раздавил ее своим весом. А она продолжала плыть, укрытая мощным китом где-то глубоко-глубоко в океане, ухватившись за плотные плечи. Ногти впивались в толстую кожу сильнее и сильнее, пока не случился взрыв. Олег шутил как-то, что с каждым оргазмом рождается новая вселенная.

А потом в душе, когда Катя вымывала из себя новую вселенную, стало немного стыдно. Как же так? В такой день неподходящий. Зачем же? С этими мыслями и уснула.

Утро

А утром на кухне нагадили котики. Только этого не хватало! Скорбишь, и вдруг какие-то бездомные котята, подобранные в благородном порыве, возвращают тебя на землю. Выгребать дерьмо. Два котенка жались в угол и друг в друга. Одного Катя успела отдать, а эти еще были на передержке. Котята уличные, с лямблиями в кишках – простейшие, которые прикрепляются к стенкам кишечника и мешают его работе. Поэтому пища не усваивается, а лежит недопереваренная по всей кухне, включая подоконник и стулья. Олег матерился и убирал. Катя охала. Артема на кухню не пускали. Доместос, перчатки, салфетки из нетканого волокна.

– Может, выбросить их на улицу? Или давай я им бошки отверну. Вонища какая.

Катя понимала, что Олег ничего этим тщедушным зверям не отвернет, потому что не сможет – слишком добрый. Вымыли пол. Насыпали корма. Побрызгали специальным средством «Отучение гадить». Да, так и называется. Чего только не придумают. Спрей вонял чем-то ужасным, похуже экскрементов, и не помогал, судя по результатам, но надо же было делать хоть что-то. Лямблии, несмотря на лечение, пока побеждали.

Начинался обычный день, как бы намекали лямблии. Жизнь продолжается. Суббота. Олег и Артем собирались на хоккей – субботнее мужское дело. Артем ходил четвертый год в секцию.

Катя села составлять план.

1. Врачи «Скорой помощи». Найти ошибки.

2. Следователь. Добиться повторного возбуждения дела.

3. Врачи в больнице. Составить заявление.

4. Сосед. Куда обратиться?

5. Дорожная служба. Узнать, кто делал ремонт.

6. Суд.

7. Петиции.

8. Наследство.

9. Выплаты.

10. Фото на памятник. И памятник через год.

Катя вспомнила, как в последний раз приезжала к родителям в гости на выходные. Артем слушал старые детские пластинки «Голубой щенок», «Золотая антилопа» и «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Просил всех называть его Нильсом. Мама закрывала банки. Порывалась научить Катю новому очень удачному рецепту, но Кате, как обычно, было не до рецептов. Теперь уже не расскажет. Отец сидел с книгой на диване. У него неважно было с сердцем – пил горстями таблетки, ворчал. Все собирался в санаторий и постоянно откладывал поездку. Они, родители Кати, были такие беззащитные – без брони, без панциря. Из сегодняшнего дня это вдруг стало особенно заметно.

В тот раз они спорили с Катей о политике. Катя склоняла их занять крайне либеральную позицию, но родители никак не соглашались. Они были за державу, за государство, за порядок, а ультралиберальные взгляды старшей дочери их пугали.

– Страна разваливается! – почти кричала Катя.

– Не разваливается. Тебе заморочили голову. Ты креативный класс, тебе легко навешать лапши. Страна встала с колен, но миру это не выгодно, вот и начинают против нас заварушки, – говорила мама фразами из телевизора.

– Мы преодолеем все трудности, надо преодолеть, мы сильная нация, – говорил отец.

Катя вдруг поняла, что снова пытается вызвать родителей на спор, подыскивая новые и новые аргументы. Лишь бы подобрать нужные слова, и они перейдут на правильную сторону.

Но уже некому переходить. Она навсегда не успела их переубедить.

Вспомнила, как в последний раз обнимала родителей. Живых. Мягкая спина мамы, обнимая которую всегда себя чувствуешь немножко ребенком. Молодой девчонкой, у которой впереди вся жизнь. Скупые объятия отца – объятия настоящего мужчины. Отец с дочерьми был подчеркнуто сух. Обнимался быстро, механически, отстраненно, а потом похлопывал по плечу – его любимый жест. И в само похлопывание будто вкладывал душевность. Мол, я с тобой, все путем.

Знать бы, что это последние их выходные, что больше таких никогда не прожить. А что бы сделала Катя, будь ей это известно? Плакала бы у мамы на коленях? Искала бы способ предотвратить, защитить? А если бы родители знали, то что бы сделали они? Какие дурацкие мысли. Их надо гнать! Гнать от себя. Все это пустое. Копаться в прошлом сейчас неуместно. Есть более важное дело.

Катя вернулась к плану.

Итак, врачи «Скорой». Приехали на место аварии слишком поздно. Возможно, они не оказали необходимую помощь пострадавшим. Может быть, их машина была недостаточно укомплектована реанимационным оборудованием. Кто за это ответит? Как узнать имена этих врачей?

Дыра в спине

– У тебя тоже дыра внутри?

– Что?

– У меня как будто дыра в спине.

– Маша, ты пугаешь меня.

– У тебя нет дыры?

– Нет, я просто скорблю.

– У тебя получается плакать? У меня не получается почему-то. Как ты думаешь, это очень плохо? Ведь я любила маму и отца, а плакать не могу.

– Опять ты все про себя, – Катя вела машину довольно нервно, часто сигналила и обругивала водителей: «Где твои глаза? Где мозги твои, лопух? Все пропил, что ли? !»

– Сегодня мне приснилась мама. Она пришла ко мне и была вся будто без кожи, красная-красная. Хотела сказать что-то, но рот у нее никак не закроется, только стон слышен.

– Маша, прекрати. Я тоже живой человек, мне неприятно это все слышать. Она же и моя мать. Я переживаю не меньше твоего, но я стараюсь что-то делать. Понимаешь, что-то исправить в этой чертовой жизни!