Сестры - Юлия Гурина

– Так, нужно найти документы на дом и квартиру. Как же они выглядят? – бормотала Катя, доставая бумажки одну за другой.

В коробке все лежало вперемешку: свидетельства о рождении родителей, их аттестаты, дипломы – толстые синяя и красная корки, какие-то справки, документы на машину, медицинские книжки из поликлиники, полисы ОМС, справка о погашенном кредите, что-то еще. Какие-то старые фотографии в целлофановом пакете, который от старости стал будто бы чуть-чуть маслянистым. Катя решила смотреть с конца стопки бумаг.

– Что это? – Катя взяла в руки небольшой бледно-зеленый потрепанный листок бумаги. Маша увидела, как лицо Кати вытягивается, становясь все более овальным. Катя медленно повернула листок. – Свидетельство об у-сы-но-вле-ни…

Катя проговаривала последнее слово медленно, оно почти растворилось в воздухе.

Маша потянулась к листку и попробовала его прочесть.

Гражданин(ка) Любовь Владимировна Морозова, родившаяся 16 февраля 1989 года.

Место рождения – Москва

Усыновлен (удочерена)

гражданином Грибановым Андреем Петровичем

и гражданкой Грибановой Мариной Львовной

с присвоением ему (ей)

фамилии Грибанова

имени Мария

отчества Андреевна

О чем в книге регистрации актов об усыновлении (удочерении) 1989 года апреля месяца 3 числа произведена запись № 4.

….

Сестры глядели друг на друга глазами, полными ужаса и недоумения. Память яростно отматывала назад время. Катя отчетливо помнила, что мама ходила беременной. У нее сильно отекали ноги. Было высокое давление, ей постоянно было жарко. Катя несколько раз видела живот, который рос. Ее, восьмилетнюю девочку, тогда это ужасало, но при этом сквозь ужас она испытывала благоговение перед чудом. Она вспомнила, как мама, уже на большом сроке, подняла майку и предложила положить руку на живот, пообщаться с младшим братиком или сестренкой. И Катя с трудно преодолимым, но все-таки преодолимым страхом положила руку на бледный округлый живот и почувствовала, как что-то шевелится под кожей. На животе уже появились растяжки, несколько венок у пупка проступали синим. Мама же была беременна, совершенно точно! При чем же тут свидетельство об усыновлении? Катя провалилась в более раннее воспоминание, когда у мамы еще не было живота. И она, Катя, пела песню «У меня сестренки нет, у меня братишки нет. Говорят, с детьми хлопот невпроворот! ». Она помнила, как выклянчивала себе братишку или сестренку, потому что у всех есть, а у нее нет. Как радовалась, когда родители, неестественно румяные, сказали ей, что скоро в их семье появится еще один человек. Как они пошли в гастроном, где на втором этаже делали молочные коктейли, и купили себе три самых больших коктейля. На дворе стояло жаркое лето. Кате как раз купили новые красивые белые гольфы с рюшами, и папа шутил, что придется делиться новыми гольфами с сестренкой или братишке отдать свой конструктор. И Кате очень хотелось братишку, но не хотелось отдавать свои новые гольфы и конструктор. Вот зачем в такие важные воспоминания обязательно влезают ненужные и необязательные детали, например гольфы? Почему бы не запомнить что-нибудь более важное: дату, улыбку мамы, свои собственные чувства? Почему вместо этого просто гольфы?

За окном пошел дождь со снегом. Круглые шарики – не дождинки и не снежинки – падали на желтую траву и пустые растерзанные грядки.

Маша чувствовала, как эти шарики сыплются в нее, будто она была полым сосудом, кувшином, выброшенным на улицу. Как они залетают в дыру в спине. Как внутри становится все больше стужи. Значит, она не из этой семьи. Значит, она чужая. Не родная. Ее приютили. Почему же не сказали? Почему утаили? Маша почувствовала, что ее мутит. Она выбежала во двор, где ее и стошнило. Слишком много новостей. Слишком много всего поднимается к кромке реальности. Чересчур многое, чему следовало таиться на дне забвения, врывается в сегодняшний день. Маша присела на крыльцо. Она была уже не Машей, а дырявым безымянным кувшином.

Катя вышла за Машей. Вернулась в дом, взяла две дачные куртки, одну набросила на себя, а другой укутала Машу. Так и сидели они на крыльце родительского дома – два птенчика, в гнездо к которым уже никогда не прилетят взрослые умные птицы. Катя обнимала Машу, потому что мы в ответе за тех, кого приручили. И внезапно эта затасканная фраза приобрела еще один неприятный смысл.

Тайны под шубой

Живешь себе спокойно в обычной семье: родители, сестра, школа, институт. Летом дача. И все у вас благополучно, скучнополучно даже. Жизнь похожа на селедку под шубой. Слои овощей, майонез вкуснючий, домашний (по семейному рецепту), свекла тертая, селедка на дне, а сверху желток. Все как у всех. И ты даже не подозреваешь, что под ровными традиционными слоями спрятана семейная тайна. Что в майонез примешаны измельченные кости скелета. И ты сам не обычный человек, а воплощение страшной семейной тайны. Интересно, есть хоть одна семья в мире без скелета?

Нельзя сказать, что Катя и Маша жили душа в душу или неразлейвода. Не душа в душу. Разлей вода. Есть огромная разница между младшей сестрой из воображения и реальной младшей сестрой. Младшая сестра, если вы не знали, это ужас-ужас. Особенно если она младше на восемь лет. Особенно если ты ее просила и пела родителям песенку «У меня сестренки нет», а потом она у тебя появилась. Катя чувствовала себя так, будто это она произвела сестру на свет своими просьбами и шантажом. Детская психика предельно эгоцентрична.

Мама носила тяжело. Несколько раз ложилась на сохранение. С самого начала все было нелегко с этой беременностью. Катя уже тогда виноватила себя. Рисовала маме вазы с пионами и ромашками. Она верила, что чем больше нарисует картину, тем лучше будет маме. Малышка родилась раньше срока – тридцать вторая неделя. Долго была в реанимации – несколько месяцев. Мама ездила к ней, как на работу, каждый день. Была зима. Новый год встретили вот так – втроем реально, но вчетвером. А в конце апреля Машу привезли в дом. Катя смотрела на красного крошечного ребенка. С малюсенькими сморщенными ручками и пяточками, на которых тоже были складки, будто пятки малышей производят из кальки. Но Катя радовалась, в недрах эмоций она откопала радость и радовалась как могла. Ведь если есть сестра – надо радоваться, это же любовь и все такое хорошее. Катя старалась радоваться изо всех своих детских сил.

Вскоре началось непредсказуемое. Для Кати непредсказуемое, а для взрослых вроде бы известное, но они об этом не предупреждали – что будет вот так. Маша орала. Она плакала днем, плакала ночью. Она срыгивала постоянно. И что-то не так у нее было по неврологии. Родители возили ее в больницу показывать разным профессорам. Маша стала центром семейного напряжения. Главным божком. Жизнь которого постоянно была под угрозой.