Орел нападает. Орел и Волки (страница 28)
Веспасиан, ощущая неловкость, кивнул. Манера многих высокопоставленных военачальников говорить о своих подчиненных так, словно их рядом нет, всегда была ему не по нраву. А уж аристократы, к каковым относился и Плавт, вообще смотрели на солдат как на мебель, знать не желая, как больно их чванство ранит достоинство этих мужественных и гордых людей. Между тем дед Веспасиана был простым центурионом, таким же, как и стоящий сейчас перед генералом Макрон. Лишь общественные реформы, проведенные императором Августом, позволили человеку столь низкого происхождения выбиться в свое время в верха римской знати. Веспасиан и его брат Сабин уже по праву могли рассчитывать на высшие в Риме должности консулов, но сенаторы из древнейших фамилий все равно смотрели на Флавиев свысока, морщили длинные носы и в своем кругу отпускали язвительные насмешки по адресу всяких там выскочек и неотесанных скорохватов.
– Ты в них уверен? – спросил Плавт еще раз.
– Так точно, генерал. Если кому и по плечу столь ответственное задание, то только им. Этой паре.
Хотя Катон едва с ног не валился, услышанное заставило его навострить уши. От возбуждения он даже чуть было не ткнул локтем Макрона в грязный, измазанный чем-то отвратительным бок. О каком бы задании ни шла речь, оно явно много значило для генерала и, следовательно, давало шанс отличиться. Проявить себя и в солдатских, и в командирских глазах. Лишний раз доказать всем и особенно этим хреновым ветеранам, что звание оптиона такому зеленому сопляку присвоено вовсе не зря. То есть что оно, может, и было присвоено зря, но теперь этот зеленый сопляк носит его по полному праву.
– Хорошо, – сказал командующий. – Введи их в курс дела.
– Слушаюсь, командир.
Веспасиан торопливо собрался с мыслями.
События оборачивались не так, как хотелось. Теперь Второму легиону, вместо того чтобы неторопливо и вдумчиво поддерживать основную кампанию, маневрируя где-то севернее верховий Тамесиса, предстояло скоропалительно вторгнуться в самое сердце земель дуротригов. Мысли Веспасиана были отравлены горечью понимания, какими опасностями и бедами чревата столь опрометчивая затея для него лично и для всех его людей, особенно вот для этих двоих, которых он прямо сейчас намеревался послать практически на верную гибель. Хуже того, гибель от рук друидов, которые их не просто убьют, но поначалу заставят взмолиться о смерти как о единственном избавлении от страданий и мук.
– Центурион, ты помнишь, как несколько дней назад погиб морской префект Валерий Максентий?
– Так точно, командир.
– Тогда ты, наверное, помнишь и требования, которые были выдвинуты жрецами перед его казнью.
– Так точно, командир, – повторил Макрон, и Катон тоже кивнул, живо представив себе ту страшную сцену.
– Так вот, заложники, о которых он говорил и которых предложено обменять на друидов, захваченных нами в Камулодунуме, – это жена и дети командующего Плавта.
И Катон, и Макрон в изумлении невольно уставились на генерала. Тот сидел неподвижно, сгорбившись, будто ничего не слыша и не видя. Юноша ощутил укол жалости, что было, наверное, неуместным по отношению к столь прославленному закаленному полководцу. Неожиданно Плавт встрепенулся и поймал его взгляд. Словно бы осознав, что своим подавленным видом он роняет себя в глазах нижних чинов, генерал выпрямился, расправил плечи и, вернув своему облику каменную надменность, сосредоточился на словах легата.
– Генерал Плавт уполномочил меня направить во владения дуротригов маленький отряд для поисков и освобождения его близких. Это жена генерала Помпония, дочь Юлия и сын Аэлий. Командующий верит в вас, он помнит, какую находчивость вы проявили, возвратив армии казну Цезаря, и я полностью разделяю его мнение. Лучше вас для выполнения этой задачи не найти никого.
Веспасиан выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до обоих легионеров.
– Центурион, я знаю, чего ты стоишь, да и твой оптион тебе под стать. Не скрою, это дело гораздо опаснее любого другого, что вам приходилось до сих пор выполнять. Я не приказываю вам за него браться. Есть вещи, где не срабатывают никакие приказы, однако во всем легионе, на мой взгляд, нет другой пары смекалистых и расторопных парней, способных справиться с таким сложным заданием. А решение остается за вами. Добавлю одно. Если вы добьетесь успеха, вас ждет весьма щедрое вознаграждение. Не так ли, генерал?
Плавт кивнул.
– Если это вознаграждение будет таким же, как в том случае, когда мы выудили из болота сундук с армейской казной… – нахмурился Макрон.
– Сколько ты хочешь послать людей, генерал? – торопливо перебил Макрона Катон. – Только нас двоих? Или?
– Или. С вами отправятся еще двое бриттов, хорошо знающих те места. Они будут вашими проводниками.
– Ясно.
– Туземка, входящая в состав этой пары, – процедил Плавт, очевидно решив, что ему пора дать какие-то пояснения, – вроде бы понимает местные диалекты. Ей отводится роль переводчицы. Что до мужчины, то он в свое время прошел в тех краях обучение и даже готовился вступить в сообщество жрецов Темной Луны.
– То есть в ту самую банду подонков, с которой нам приходится иметь дело, – уточнил Макрон. – И почему же, генерал, ты решил, что ему можно доверять?
– Я не знаю, можно ему доверять или нет. Просто он единственный из тех, кто бывал там. Кстати, согласие сотрудничать с нами тоже ставит его под удар. Случись что, пособников Рима не пощадят.
– Если только они не заведут нас в ловушку, генерал. Чтобы у друидов оказалось на двух заложников больше.
– Не обольщайся, центурион, – мрачной усмешкой ответил на реплику Плавт. – Раз уж они сочли возможным убить морского префекта лишь для того, чтобы показать, что не склонны шутить, то вряд ли жизни двух нижних чинов в их глазах чего-то стоят. Так что советую не заблуждаться. Если вас угораздит попасть в руки бриттов, лучшее, на что вам можно будет рассчитывать, – это быстрая смерть.
– Может, и так, генерал. Однако я вовсе не уверен, что мы с пареньком шибко рвемся туда, где можно попасть в чьи-то руки. По мне, так вся эта затея – безумие чистой воды.
Судорожно стиснув ладонями подлокотники кресла, Плавт промолчал, но Катон заметил, как на щеках его вздулись огромные желваки. Лишь когда первый всплеск ярости схлынул, военачальник с большим напряжением произнес:
– Боюсь, для меня, центурион, все не столь просто. Друиды держат в узилище мою семью. У тебя есть семья?
– Никак нет, генерал. Семья мешает службе.
– Так-так. Тогда, боюсь, ты плохо представляешь себе глубину моего горя. Подумай, в каком положении я нахожусь, раз вынужден обращаться к тебе как проситель.
Макрон, плотно сжав губы, сдержал словцо, едва не слетевшее у него с языка, и усилием воли вернул себе прежнее самообладание.
– Могу я говорить свободно, генерал?
Глаза Плавта сузились.
– Это зависит от того, что ты намерен сказать.
– Понятно, генерал.
Макрон вызывающе вздернул подбородок и застыл в молчании.
– Хорошо, центурион. Говори.
– Благодарю, генерал. Хотя, как я понимаю, в твоем «хорошо» хорошего для меня мало.
В усталом голосе закаленного воина звучало плохо скрываемое раздражение.
– Тебя, генерал, сильно прижало. Сам ты ничего поделать не можешь и потому для очистки совести хочешь, чтобы кто-то подставил за тебя шею. К примеру, я и мой оптион. Подумаешь, пара плебеев сложит головы, невелика беда. Тем более что они непременно их сложат. Какого успеха можно достигнуть, скитаясь по вражеским землям в компании хитроумной туземки и какого-то непонятного мошенника-колдуна? Ты посылаешь нас на верную смерть и сам это знаешь, но пытаешься оправдаться перед собой, чтобы потом заявлять всем и всюду: я, мол, хотел все уладить по-доброму, но бедолагам не повезло. Между тем и меня, и вот этого паренька изрубят в куски, а то и сожгут заживо. Что ж, на войне бывает и не такое. Только поможет ли это кому-нибудь?
Эта совсем не типичная для обычно сдержанного Макрона вызывающая тирада ужаснула Катона, согнала кровь со щек опешившего легата и зажгла в глазах командующего мрачный огонь. Срочно требовалось чье-то вмешательство, и Катон выпалил:
– Пойду только я!
Трое римлян, мгновенно забыв о достигшей высшей точки ожесточенности перепалке, которая определенно не могла закончиться для одного из них ничем хорошим, удивленно воззрились на оптиона. Катон быстро облизал губы и кивнул, подтверждая свои слова.
– Ты?
Брови командующего поползли вверх.
– Так точно, генерал. Позволь пойти мне. Я один лучше справлюсь.
– Оптион, – заговорил Веспасиан, – я ничуть не сомневаюсь в твоей личной смелости, да и находчивости тебе тоже не занимать. Не отрицаю, малый ты прыткий. Но по-моему, то, за что ты хочешь взяться, непосильно для одного человека.
– Тем более для мальчишки, – поддержал легата командующий. – Тут нужен мужчина.
– Я не мальчишка, – холодно возразил Катон. – Я служу в армии уже больше года, удостоен награды и, полагаю, доказал, что на меня можно положиться. Кроме того, командир, если ты и впрямь считаешь, что шансов на успех почти нет, то списать в расход одного бойца в любом случае предпочтительнее, чем потерять двоих или больше.
– Тебе не следует в это соваться, – пробормотал Макрон.
– Командир, мое решение твердо. Пойду я один.
Макрон уставился на юнца, не сомневаясь, что парень спятил. Можно сказать, по доброй воле записался в покойники. Вообще-то, он был хорошего мнения о своем оптионе, признавал в нем и храбрость, и ум. Но что будет делать этот малоопытный, наивный молокосос в самой вражеской гуще, да еще и в дурно попахивающей компании бриттов? Вот чертов сопляк! Шелудивый щенок! Но… не бросать же его на погибель!
– Ладно, – промолвил Макрон, повернувшись к командующему. – Пусть идет. Но с ним пойду и я. Раз уж дело затеялось, должен ведь кто-нибудь проследить, чтобы все шло как надо.
– Спасибо, центурион, – негромко произнес генерал. – Ты убедишься в том, что я умею быть благодарным.
– Если мы возвратимся.
Плавт ограничился пожатием плеч.
Прежде чем ситуация вновь стала взрывоопасной, Веспасиан торопливо поднялся на ноги и велел слугам подать вина, а потом кивком указал на дальнюю боковую кушетку, располагавшуюся под стенкой шатра.
– Вы, ребята, должно быть, устали. Присаживайтесь, мы сейчас немного выпьем и заодно познакомимся с бриттами. Теперь, когда все утряслось, не стоит зря терять время. Вам надо выступить уже утром. Учтите, до назначенного друидами срока останется двадцать два дня.
Макрон с Катоном поплелись к кушетке и неуклюже присели на мягкие, спрыснутые какими-то благовониями подушки.
– Что это за дерьмо ты творишь? – прошептал сердито Макрон.
– Командир?
– Разве я при тебе хоть когда-нибудь хвалил добровольцев? Расписывал, как это замечательно сдуру совать свою голову под вражеские мечи? Ты, на хрен, хоть что-то подобное от меня слышал?