– Вот это интересный вопрос. – Медведь встал и прошелся по комнате туда-сюда, потянул с елки золотой треугольник. – Признаюсь, сперва я грешил на вашего мужа. Все-таки эта история с совместным имуществом, «недостойным владельцем», характер его… впрочем вы наверняка и сами поняли, что за характер. – Михалыч подкинул треугольник. – На своей шкуре, так сказать. В общем я думал-думал, а потом нашел в одной книжице список читателей.

Михалыч посмотрел в черные бусины Зубовой, но она и бровью не повела. Только скука в глазах чуть подернулась рябью.

– Мне продолжать? – спросил медведь.

Зубова плотоядно улыбнулась.

– Что вы, конечно. Вы так занятно говорите.

– Вы с вашим недодоктором в одной и той же книге. В списке читателей. В книге, в том числе, о наследии Высокого народа. А еще вы оба в списках розыска четырех городов. За подделку зарплатных ведомостей, за подделку адвокатских лицензий, медицинских документов и черт еще знает чего.

Зубова подняла лапку и медленно-медленно погладила левую бровь.

– Исправьте меня, если ошибаюсь. – предложил Михалыч, – Думаю, поначалу вы хотели развести Зубова на фальшивую беременность. Ну знаете, медицинские счета, анализы, исследования. Потом был бы выкидыш или еще что-то в этом роде. Потом вы бы развелись и уехали в другой город, как вы обычно и делаете со своим подельником. Но тут неожиданно всплыла история Зубова и Софи, и елочные игрушки стоимостью в несколько миллионов.

Авокадо со стуком опустило мундштук в стакан и взяло с каминной полки сумочку, достало зеркальце. Михалыч остановился у окна и поглядел на дорогу, по которой медленно катил чей-то «ЗИС».

– Грех был не воспользоваться его же враньем и начать изображать преследование. Сначала письма, потом угрозы… потом пожар.

– А, и дом тоже я подожгла? – спросила с таким искренним удивлением Зубова, что Михалыч на секунду засомневался в своих выводах.

– Мне показалось странным, что место возгорания было четко на ящике под вентиляционной решеткой.

– Она здесь жила.

– Положим. Но залезть через подвальное окно она могла с трудом – она бы порезалась об осколки в раме, на осколках был бы вельвет… наполнитель. Что-то. Кинуть зажженную смесь на ящик? Слишком сложно. А вот спуститься по лестнице из дома… кому-то, кто живет в доме, было бы очень легко.

Он посмотрел на Зубову и кивнул: в ее лапе блестел двухзарядный дамский пистолет.

– Ну, вот. Как я и говорил.

– Вы говорите слишком много.

Михалыч кивнул и плюхнулся на диван.

– Думаю, вас соблазнил случай с «недостойным» владельцем. Сначала вы подставляете Софи и с Зубовым забираете ее часть дома. Потом разводитесь с Зубовым и даете суду свидетельства его поведения: ваши синяки, магнитофонные записи – вроде той, что в кабинете вашего подельника. Думаю, и тут найдется пара микрофонов. Получаете дом и обереги Высокого народа. Выигрышный план.

– Спасибо, – дамский пистолет кивнул. – Вам-то что нужно, птица-говорун?

Михалыч вывернул шляпу туда-сюда, похлопал ею по нижней лапе.

– Из того, что я нашел – вы с Сморогдиновым, уж не знаю настоящую фамилию, не убийцы. Мошенники, но не более того. Значит, Софи вы где-то держите до отъезда. Скажите, где, пока не поздно. Как я понимаю, она ранена.

По улице прогудела машина, и елочка сверкнула золотом в отсвете фар. Наступила тишина. Через окно в комнату стекала темнота, поленья глухо трещали, пыхали дымом, и тень Зубовой ползла по стене.

Михалыч вертел в лапах треугольник Высокого народа и с ознобом думал, что Новый год совсем близко – в каких-то часах.

– Вы… как вы там сказали? – Зубова потерла лоб. – Вы не туда поставили стрелочку. Если вы чего-то не нашли, не значит, что этого не было. Значит, все хорошо спрятали.

Михалыч открыл рот, подумал.

– Послушайте, Анжела Сергеевна. Делайте с Зубовым все, что хотели. Думаю, он это заслужил. Потом уезжайте. Я найду способ, как не дать встретиться Софи и милиции.

– Что, и доли не попросите?

– Мерзавец получит по заслугам. Вы – обереги Высоких, дом. Софи – шанс.

– А вы?

– Баланс хорошего и плохого. Мне хватит.

Секунды две она смотрела на него, затем покачала головой.

– Дело не в деньгах. Дело в том, что я могу и хочу.

От ее тона Михалычу сделалось страшно, он хотел ответить, остановить, но дуло дамского пистолета вспыхнуло огнем – правый бок дернуло, обожгло. По комнате полетели опалённый мех и пуховой наполнитель.

– М-метко, – тяжело сказал Михалыч, выронил золотой треугольник и попытался нащупать в кармане плаща свой «ТТ».

«БАМ!» – ещё один выстрел прорвал ему правую лапу.

В голове загудело, перед глазами заметались синие птички. Медведь встал, теряя на ходу наполнитель, и неуверенно шагнул вперед. Зубова подняла пистолет выше, целясь Михалычу в голову.

– Последнее слово? – сахарным голосом спросила она.

– Д-два…

– Что?

– В в-вашей пукалке д-два патрона.

Зубова растерялась, Михалыч левой лапой выхватил ее пистолет и швырнул в камин. Секунду или две медведь постоял над ней, собираясь с мыслями, затем молча пошел к двери.

Две черных бусины глаз с ненавистью смотрели ему вслед.

***

Михалыч открыл бардачок и достал медицинский степлер. Стиснув зубы, с щелчком скрепил раненый бок, затем правую лапу. Сознание куда-то поплыло от боли, птички заметались пуще прежнего, и Михалыч успел только упереться головой в клаксон, чтобы резкий звук вернул его в реальность.

Только бы не ошибся.

Только бы не ошибся.

Следующие несколько часов Михалыч, полупроваливаясь в небытие, гнал свой «ГАЗ» по А24. За окнами машины темнели бескрайние заснеженные поля, окантованные полосками леса; за облаками плыла луна – то появлялась, то пропадала.

Временами Михалыч смотрел на бензобак – по идее, чтобы добраться до точки, куда Зубова отвезла Софи, требовалось потратить половину топлива.

Оставалось надеяться, что преступница не сворачивала.

22 галлона из 48.

25 галлонов.

26…

Медведь уже отчаялся, когда на склоне лесистой горы вырос нежилой дом, похожий на грустное привидение. Подъехав к гравийной дорожке, Михалыч вылез из машины и, сжимая «ТТ», побрел наверх. Ветер разогнал тучи, и в свете луны здание казалось особенно жутковатым: выбитые окна, гнилые сосновые доски, следы пожара в деревянном гараже. Кто бы здесь ни жил, кончил хозяин даже не на кладбище.

С левой стороны выглянула пристройка: котельная или прачечная с ржавой, покосившейся трубой и дверью, которая открывалась на роликах.

Михалыч по наитию направился туда и со скрежетом потянул дверь вбок. Вгляделся в полумрак. Откуда-то из дыр потолка лился серебристый свет и очерчивал неуютное, грязное помещение с лопнувшим котлом. В углу, прикованная цепью к креплению, лежала вельветовая кошечка с рваной раной между ушами – там, где когда-то у нее белело пятно в форме елочного шара.

От звука шагов она вздрогнула и открыла мутные зеленые глаза. Что-то тяжелое, давившее последние дни, отлегло, отпустило Михалыча и вырвалось из него судорожным вздохом.

– К-кто?.. – сипло спросила Софи. – Ч-что вы хотите?..

– Помыться. – Михалыч прицелился и выстрелил в цепь. Софи тихо вскрикнула. – Почистить шерсть. Купить новую шляпу. К врачу сходить. Чтобы мерзавцы, будь он неладны, получали по заслугам, а хорошие звери – второй шанс.

Медведь откинул обрывок цепи, подхватил кошечку под лапы и попытался поднять. Охнув от боли, он тут же упал на колени. Посыпался наполнитель и скобы степлера – они не выдержали напряжения. Перед глазами все потемнело, и сильнее прежнего заметались синие птички.

– П-позвать тебя куда-нибудь на чашечку молока с медом, – прошептал сквозь дурноту Михалыч и снова попытался поднять Софи. – Господи, ну почему же это так сложно?

Кошечка уперлась лапками в пол и помогла ему, оттолкнулась. Они кое-как встали, перевели дух и поплелись наружу, вместе, поддерживая друг друга.

– Гречишный, – хрипло сказала Софи, и Михалычу показалось, что хоровод птичек перед глазами завертелся капельку веселее, праздничнее.

Луна освещала их путь.

Отзывы

Если вам понравилось это произведение, оставьте, пожалуйста, отзыв на странице книги в Литрес: https://www.litres.ru/andrey-sergeevich-terehov-12885089/velvet/