Они дождались и второй раз толкнули в спину. И тогда, повалившись на землю и барахтаясь в луже, я, неожиданно сам для себя, взбесился. Не помню другого такого случая в своей жизни. Кровь прилилась к голове и на несколько секунд действительно превратила меня в героя: подхватив коромысло, словно хворостину, я помчался к пацанам и принялся дубасить их, куда придется. Кажется, двоим досталось основательно, потому что потом они ходили с бинтами на голове. Да и спины у них еще долго зудели!

После этого ко мне уже никто не приставал. А к концу месяца мы с ними даже подружились. И я до сих пор не знаю, как такое могло со мной случиться.

Но вообще-то, все, что я рассказал о себе, к делу относится мало. А вот про случай в детском садике, пожалуй, стоит упомянуть отдельно.

Тогда я ходил в среднюю группу. Несколько раз за лето нас организованно вывозили на природу. Конечно, удовольствие оплачивали родители, но детишек это не особо волновало.

В тот день погода не предвещала ничего неожиданного. Мы выехали сразу после завтрака, и остановились в лугах, куда обычно горожане приезжают за земляникой. Ягода уже отошла, трава была сильно примята, но еще оставались нетронутые участки, на которых детишки рвали цветы для веночков. Воспитатели собрались в группу и лениво обсуждали свои проблемы. Потеряться здесь было негде.

Переполох случился неожиданно. Все почему-то засуетились, взрослые принялись кричать и звать детей к себе. А кое-кто даже забегал по лужайке, хватая самых маленьких под мышки. Они оттаскивали их к автобусу и спешили за другими. Одна из воспитательниц помогала детям забираться по ступеням и строго-настрого наказывала сидеть спокойно и не реветь. Впрочем, рев-то как раз поднялся ужасный. Детишки не понимали причины происходящего, им хотелось еще поиграть с кузнечиками…

Я слышал какие-то крики, но не обратил на них внимания. Меня больше интересовала кучка земли, по которой суетились маленькие муравьишки. Присев на корточки, я внимательно рассматривал их, стараясь выяснить, кто же тут главный и всем командуем. Почему-то думалось, что, если я найду его и возьму в руки, муравьи станут слушаться меня.

Когда я, наконец, поднялся на ноги, у автобуса раздался женский визг: молодая воспитательница показывала пальцем в мою сторону и истошно кричала. Удивившись, я повернул голову – и замер.

Прямо на меня надвигался темный столб, поднимающийся высоко в небо. Он вертелся и кружился, хватая с земли траву, покрасневшие листья земляники, какие-то палочки, и при этом рычал, словно цепной пес. Пыль создавала иллюзию плотности столба. Какие-то предметы, оторванные от земли, за счет своей инерции вылетали и снова падали на луг. Но несколько машинок и кукла, забытые ребятами, засосало внутрь и унесло наверх так быстро, что я даже не успел проследить взглядом их полет.

Это был смерч. Небо над нами стало иссиня-черным. Огромная воронка, наполовину состоящая из пыли и мусора, протянулась к самым тучам. Та несла свою добычу в сторону города. Произошло непредвиденное. Наверно, воспитатели подумали, что приближается гроза, но не придали этому особого значения: при первых каплях дождя дети обычно сами бежали к автобусу. Такое случалось и прежде. Но никто не ожидал серьезной опасности. Вихрь вырвался из-за перелеска и понесся по лужайке, приведя всех в шоковое состояние. Взрослые попытались что-то сделать, но не успели собрать всех детей. По крайней мере, меня они просто не заметили за пучками травы.

Я стоял и смотрел на бушующее завихрение. Поднялся ветер, порывы которого били в лицо. Сзади кричала воспитательница, бросившаяся ко мне, но споткнувшаяся и упавшая прямо на дорогу. Дети в автобусе плакали от испуга. А я не почувствовал страха. Столб шириной больше десятка метров, который мог в одну секунду раздавить или просто поднять в небо, а потом швырнуть оттуда, словно поломанную спичку, заворожил меня. В эту минуту ничего в мире не было так интересно, как это бешеная мощь, укротить которую представлялось таким же простым, как и начать разговор с муравьями.

Столб, ревя и беснуясь, надвигался с сознанием собственной силы. Я был для него еще одной травинкой, пылинкой, на которую он не обращал никакого внимания. Воспитательница все-таки поднялась на ноги, сделав еще несколько шагов в мою сторону – и остановилась. Сделать большее ей помешал ужас. Она застыла, прикрыв лицо руками, и стояла так, не в силах даже убежать.

А я впитывал в себя необычное зрелище, и душа моя наполнялась восторгом. Тот бурлил, словно емкость с водяным потоком, и переливал через край. Я даже задрожал от радости – так раззадорился!

Вихрь остановился в каких-нибудь двух десятках метров, обдав меня сильными порывами и россыпью песка. Он словно задумался, стоило ли лишать жизни жалкое создание с веснушками на лице. Потом, грозно рыкнув, решительно двинулся влево и обошел стороной. Воспитательницу, стоящую за моей спиной, и автобус с детьми он тоже пожалел.

Я не плакал, когда меня успокаивали, думая отвлечь от страшных воспоминаний. Мне не хотелось плакать. Наоборот, мгновения, когда почувствовал, что вихрь не хочет сделать мне плохо, запали в мою память и с тех пор хранились в ее запасниках, как непонятная, но драгоценная вещь.

Не помню точно, как расценили взрослые тот случай, но с тех пор на выездах они вели себя более внимательно…

Вообще, очень похоже, что я рос сверхчувствительным ребенком: в старшей группе часто жаловался воспитательнице, что цветочкам больно, когда их рвут. Меня уговаривали, объясняли, что луговые цветы для того и растут, чтобы однажды приехали детишки и сделали из них букетики мамам. Маму я очень любил, и это был хороший аргумент.

Вот вкратце то, о чем я хотел бы рассказать из воспоминаний о детстве. Как видите, ничего особенного. Поэтому и вырос из меня обычный человек – с кучей комплексов без всякой надежды на их преодоление.

История с уикендом могла бы и не иметь никакого продолжения. Закончилась сессия, начались каникулы. В университет мы приходили только по необходимости. Я с зимы задолжал пару работ по психологии, и поэтому пришлось перенести их на «осень». Это вылилось в том, что преподаватель согласился принять досрочно, и я половину июля корпел над ними, роясь в интернете и перелопачивая кучу литературы. Обойтись скачиванием на реферат.ру не получалось из-за строгого контроля, да и мне самому это казалось нечестным. Наверно, еще один минус домашнего воспитания: в наше время честным быть невыгодно.

Как-то раз я видел Вику. Она шла по коридору вместе с Владом, размахивала сумочкой, и по всему было видно, что им весело.

Наверно, у меня слабый характер. Я предпочел спрятаться за колонной и проводить их взглядом. Обижаться было не на кого. На моем месте другой парень выскочил бы из укрытия, как Кинг-Конг, зарычал диким голосом, так что у окружающих кровь в жилах застыла. Потом замолотил себя в грудь обеими руками, скаля зубы и выпучив глаза. А если и это не помогло, набросился бы на противника и разорвал его на части. А вечером съел за ужином. Хотя, если вдуматься, последнее вовсе не к чему. Пусть Влад подтянутый и спортивный, без всяких признаков жира, мясо у него наверняка будет жесткое и вонючее, как железы скунса…

Тьфу! Вот куда меня занесло. И в этом, похоже, виновато уже не воспитание, а я сам. Нужно было еще в детстве развивать у себя силу воли. Хотя бы есть макароны спицей от велосипеда!

На другой день я позвонил Вике по мобильнику, но за ее голосом услышал и Влада. Они снова были вместе.

Это меня расстроило. Конечно, я предложил встретиться, предварительно дав ей возможность для отступления, сказав: «Понимаю, что у тебя мало времени…» Малодушно с моей стороны и даже неумно. Если втайне боишься, что девушка тебе откажет, нечего и лезть с ней со своими проблемами.

Странно, но мне показалось, что она мне обрадовалась. Во всяком случае, кроме дежурных фраз типа «Как дела? – Все нормально!», которыми вовсю развлекаются студенты вместе с многозначительным «Вау-у-у!», у ее прозвучало: «Давай встретимся на следующей неделе…» Тоже не Бог весть что. Это могло означать, например: «Отстать, Христа ради, надоел хуже пареной репы!» И все-таки в глубине души я оставался оптимистом. Не потому, что, перебрав все варианты, остановился на самом лучшем для меня. Просто неожиданно включилось шестое чувство, а оно, говорят, никогда не обманывает. Наверно, нерешительность и оптимизм все-таки могут ужиться в отдельном взятом человеке.

Я уже говорил, что боялся Влада. Не только за физическую силу. Хотя, честно сказать, и в этом плане было чего опасаться. Он занимался боксом, и периодически приходил на занятия с рассеченными бровями и синяками под глазами. Но все преподаватели знали, что он университетская спортивная надежда, и прощали ему то, чего никогда не простили бы другим.

Влад учился на курс старше нас. В том, как он познакомился с Викой, особой загадкой не было. Они оба состояли в группе поддержки университетской команды КВН. Кстати, в самой команде вот уже два года бессменным заместителем капитана был Толик. Стать капитаном ему не позволяли разгильдяйство и отсутствие дисциплины. Правда, эти недостатки он с лихвой компенсировал чувством юмора и артистичностью.

Я не сомневался, что дойди у нас с Владом до рукопашной, мой друг обязательно пришел бы ко мне на помощь. Но надеяться в таком деле на третьего человека было не по-мужски…

И тут я поймал себя на мысли, что все мои рассуждения предполагают, будто я вступаю с Владом в конфликт. Это могло быть лишь по одной причине – из-за Вики. То есть выходило, что я, сам того не ожидая, готов был биться за нее на поле брани. В смысле, на ринге. Там, где мне вообще ничего не светило. Кроме фонарей под глазами… Нет, берите глубже! Я уже подразумевал, что хочу за нее бороться!

Как вам это?

Хлюпик, подтягивающийся от силы пять раз, да и то отчаянно дрыгая ногами. Слюнтяй, которого за всю жизнь лишь раз угораздило схватить коромысло наперевес! Сборник комплексов, лишенный отцовского воспитания и прячущийся за колоннами в коридоре! Он решил ввязаться в борьбу?

Говорить о себе в третьем лице не совсем удобно. Зато есть возможность более-менее реальной оценки. Можно, не торопясь и не споря с самим собой за каждый негативный момент (зачем спорить, когда идет обсуждение ЕГО, а не меня? Психология!), взвесить все за и против, а потом прикинуть шансы.

К сожалению, при любом раскладе оказывалось, что я в нокауте. Родители Влада были какими-то высокопоставленными чинушами в администрации Кремля, и денег у него всегда было в избытке. Я мог позволить себе истратить только то, что зарабатывал сам, делая рефераты и курсовые учащимся младших курсов. Иногда из-за этого не хватало времени на свои текущие учебные дела. Особых доходов такая работенка не приносила, во всяком случае, я не ездил в университет на «лексусе», как это делал Влад. Его золотозубая улыбка была самой дорогостоящей на старших курсах, а напору и хамоватости мог бы позавидовать какой-нибудь гаишник.

Кроме того, он действительно был красавец. Девчонки на него вешались, а он только показывал пальцем на ту, которая ему сегодня понравилась. Тем более было странно, что они почти три месяца встречались с Викой.

И как-то сама собой у меня возникла мысль: если я не могу одолеть его внешними данным, нужно подключать внутренние. Всем известно, что воробьиха предпочтет взъерошенного, но бойкого воробья холеному и прилизанному тугодуму.

Быстро оценив свои способности к юмору, которыми, например, блистал Толик, я поморщился и стал рассуждать дальше. Выдающихся способностей к учебе у меня тоже не имелось. Получить диплом с отличием и пойти учиться в аспирантуру, защитить диссертацию и стать к концу жизни доктором наук и лауреатом Нобелевской премии мне не светило.

Оставался последний шанс. Но я не решался им воспользоваться, пока не столкнулся носом к носу с самим Владом.