“Я что, не помню себя в твоём возрасте?”– повторяла она по десять раз в день.

Дом опустел, с птицами возни было мало, и всё равно каждый день у неё находились для меня десятки и десятки самых разных дел. Я не смогу сейчас вспомнить, что это были за дела… но она так и не успела даже нацарапать на восковой табличке всё то, что обещали её губы.

А потом она умерла. Я омыла её и закрыла ей глаза моими монетками. Было странно чувствовать, что я теперь хозяйка над всем – над домом и над её птицами.

Пришёл агораном, другие из города. Пришли и мужья её дочерей. Я распоряжалась похоронами.

Наутро мне объявили, что завещания от покойной не было. Дом вместе с птицами отходит старшей дочери. А мне не отходит ничего. Даже через год после холеры город их хозяйство ещё не оправилось. Они не желали кормить лишнюю служанку, а работать в поле я не умею.

И меня повели продавать. Я клялась, что хозяйка любила меня и обещала свободу. Но по законом Ольвии клятвы рабов не имеют никакой силы…

…На этом месте Лик заметил, что кое-что изменилось. К холму подошли ещё двое, оба мелкие и в синих хитонах.

Да что за нашествие такое! Холм, где обосновались юные скифы, за счёт какого-то волшебства привлекался к себе новых и новых гостей – как та волшебная гора пастуха Магнеса, что притягивает к себе всё металлическое.

И каждому из этих гостей было что-то нужно…

Первого из новых гостей Лик узнал сразу. Как не узнать Ихневмона? Его даже ночью опознаешь, по голосу и блеску любопытных глаз.

Второй был незнаком. Вроде бы одного возраста с Ликом, он был чуть низенький и узкоплечий, а выглядел необыкновенно спокойным. Так выглядит человек, который привык, что за него всё делают слуги. Смуглое, почти сарматское лицо с жёлтыми, как прибрежный песок глазами, а волосы – чёрные, густые, и кучерявые, какие и в Херсонесе не у каждого гераклейца встретишь.

Какой-то родовитый полукровка, не иначе. На голове – вышитая серебром повязка. Такая защищает не хуже, чем шлем. Сразу ясно, что у мальчишки есть богатые и влиятельные родственники, и ты не хочешь, чтобы они стали твоими врагами.

Лику страшно хотелось узнать, с чем мальчики пришли. Но они не подали вида и почтительно слушали, с таким видом, словно понимали скифское наречие.

Хотя кто знает… Тот, что был с повязкой, может и знать. Только посмотрите, как он внимательно слушает… А Ихневмон наверняка захочет выучить, после всего, что творится. Интересно, как по-скифски будет “ихневмон”?..

– …Когда закончилась экзекуция, мне сказали, что в приличном доме меня не потерпят,– продолжала говорить Каллиопа,– А потерпят только в неприличном, где я буду работать не только руками или ногами, а всем телом. Я закричала, что дорого продам свою жизнь. Они посмеялись, и сказали, что строптивым там рады. А потом снова начали бить, просто так. Потом бросили в подвал и заперли. Надо было, чтобы сошли синяки, иначе за меня не дадут хорошую цену. И вот я лежала в какой-то комнате, где даже в полный рост не встанешь. Окно было почему-то на потолке, с деревянной решёткой, которую не сломаешь и не согнёшь. Кормили, конечно. Осматривали. Но кормили с каждым днём хуже и хуже. Я всё больше не верила, что смогу налиться силой и красотой н

Я пыталась откусить язык и выплюнуть им в лицо, а сама истечь кровью. Четыре раза пробовала! В песнях это намного проще, чем в жизни.

Но страшне всего была пыль. Пол, стены даже решётка узилища словно пропитались мерзкой белой пылью. Голова начинала кружиться и болеть, а ночью ей снилось, что её опускают в чёрную воду.

В конце концов она едва могла подниматься. Лежала на полу в душной, обложенной камнем комнате и смотрела, как ползёт по полу солнечное пятно, расчерченное на квадраты решётки и как танцует в солнечном столбе белая пыль.

В один из дней, который ничем не отличался от прочих, дверь распахнулась, но не было слышно даже лязга оловянной плошки с жидким варевом. Каллиопа лежала на полу, хитон прилип к телу.

Она даже не подняла голову, а просто скосила глаза. Ей было всё равно

В дверях стоял человек. Прекрасный. Рыжий. С окладистой бородой. И он сказал Каллиопе – на языке её матери:

– С сегодняшнего дня ты свободна.

Это был скифский воин.

Царь киммерийских скифов Палак взял Ольвию и поставил наместником своего двоюродного брата, Эминака. Эминак в первый же день разрешил перейти без выкупа в свободное состояние всем рабам скифского рода.

– КРАК!

Это стрела сломалась в руках у Лика.

– Теперь я одета в парадную одежду, и путешествую на царском коне под царским флагом,– ответила девушка,– Хозяева поместий и агораномы гордых гераклейских городов прислушиваются к каждому моему слову. Вот что сделал для меня царь Палак!

– Хорошо рассказала,– сказал Лик,– Теперь уходи! Прочь!

– Застрелишь меня?– спросила Каллиопа.

– Нет. Теперь я тебя понимаю. Выполняй свой долг и доставь моё послание.

– У тебя есть послание?

– Появилось, пока ты рассказывала. Доставь и его тоже, вместе с тем, что передавал покойный агораном Аттал.

– Что мне сказать великому царю?

– Скажи Палаку, чтобы в следующий раз посылал других посыльных. Потому что если мы встретимся снова – я тебя застрелю. У Палака, я уверен, достаточно других женщин, чтобы посылать с известиями. Посыльный – не мать, не гетера, и даже не повариха, ничего ей уметь не надо.

Каллиопа отсалютовала заляпаным кровью флажком и тронула коня.

14

На холме снова царило спокойное оживление. Лик решил, по случаю гостей и последней ночи на этом месте, сварить рыбный суп. Лодки столкнули на воду, под безмолвным взглядом с городских башен.

Конечно, это была городская бухта и городская рыба. Но жителям Калимена сейчас рассматривали мёртвое тело агоранома с разбитой головой. Едва ли им было дело до юных рыболовов.

Тень убийства ещё не покинула этих мест. Даже весёлые тавры невольно нет-нет, но косились на пятно, что продолжало темнеть среди травы под холмом.

Настало время принять последних посетителей. Ихневмон и его новый приятель.

– Это Еловрит,– представил юный дак своего спутника,– Он из Понта, путешествует для образования. А это – Лик, родом из скифов-невриев. Он великий герой, победитель, изгнанник и просто замечательный человек. И это всё – в шестнадцать лет. Сам понимаешь, как непросто выжить при такой жизни – а он ещё и ходит, командует и разговаривает.

– Он и есть тот самый учитель?– спросил второй.

– Да. У него ты научишься тому, что не даст тебе ни один философ большого города.

– Эй,– вступил в разговор Лик,– Погодите! Чему я должен учить? Меня не предупредили!

Говорить было непросто. Юный невриец только что услышал столько скифских слов, что с трудом возвращался к гераклейскому языку.

– Многим вещам,– как ни в чём ни бывало, ответил Ихневмон,– Например, страху.

– Разве этому надо учиться?

– Мудрец сказал, что всякий страх есть страх перед оборотнем,– заметил Ихневмон,– А Лик – он природный оборотень, самый настоящий. Рядом с ним можно научиться и страху, и бесстрашию.

– Не надо пугать нашего нового друга,– возмутился Лик,– Во мне нет ничего удивительного. Я ликантроп от природы, таких немало. Это всё равно, что быть голубоглазым или рыжим.

– Я не рыжий,– заметил Еловрит,– не голубоглазый и не оборотень. Однако, мне интересно. Я буду счастлив учиться у вас.

– У меня нет ни грифелей, ни дощечек, ни даже лиры. Так себе схолия,– ответил Лик. А сам подумал, что у благородного путешественника должны быть сыр, оливки, сушёные фиги и финики, или даже вяленое мясо. Будет просто здорово, если неожиданный гость поделится со своими новыми друзьями.

– Я хотел бы посмотреть, как вы живёте,– мягко сказал Еловрит,– Это и будет моим обучением.

– Как ты можешь убедиться,– ответил Лик,– мы живём тяжело, но свободно и весело.

– Я об этом тебе и говорил!– возбуждённый Ихневмон взмахнул руками.– Лик – небольшой, но правитель. Здесь ты видишь, как начинается любое царство. Вот правитель, великий герой, готовый на всё ради своих людей. Вот его спутники, что наводят ужас на врагов и готовы убивать, умирать, но главное – порабощать. А если поработить некого, они всё равно живут по-своему и так, как им хочется. И вот земля, которую они себе забрали. В наше время кажется, что у каждой долины, бухты и камня есть хозяин. Но вот пришёл настоящий правитель – и место ему нашлось. Теперь этот холм – его царство.

– Царство твоего приятеля не особенно велико,– заметил Еловрит.

– Но оно свободно. И посмотри, как радуются его юные жители. Счастливые, как пастухи в настолько же бедной Аркадии.

Еловрит оглядел лагерь и невольно заулыбался.

– Я не согласился бы жить так всю жизнь,– произнёс он,– Я пока недосточно скиф. Но мне здесь нравится. Здесь интересно.

Ихневмон уже повернулся к Лику.

– Он родился в очень родовитой семье. Но родовитые люди плохо торгуют, а торговцы – не понимают. Для процветания семьи ему нужны знания. И он отправился через море, чтобы увидеть – как делается то, что предстоит делать ему самому. Как спасают имущество и как его захватывают. Как начинают войну и как заключают мир. Как рабы командуют хозяином – и как полководец привлекает под свои знамёна свободных. Всякие такие вещи.

– Ты уверен, что это будет полезно твоему другу?– спросил Лик.– Я, например, был уверен, что моё дело – сражаться в степной войне. А теперь я неизвестно где и занят неизвестно чем. И враг единственному царю, который воюет по-настоящему.

– Мой друг Еловрит уже взрослый,– ответил Ихневмон,– Он сам решит, что для него полезно.

С моря послышались радостные вопли. Лодки уткнулись носами в берег. Близнецы возвращались, голые, мокрые и счастливые. Сеть была полна, серебряная масса сверкала на солнце так ярко, что было больно глазам. Лик отвернулся, но всё равно слышал, как живая масса ставрид, окуней и сельдей бессильно лупила хвостами.

При виде этого изобилия ему захотелось морской собаки. Раньше, до войны, её можно было раздобыть на рынках Новой Столицы – торговцы из гераклейского квартала привозили их ещё живыми, в бочках с горькой морской водой. Стоили они немало, так что Лик ел её один или два раза в жизни. Но – почему бы не повторить? Он же теперь и правда стратег и правитель. Даже Палак это признал.

Мысли о еде так заполнили голову, что говорить он уже не мог. Только почувствовал, что слишком устал и слов не осталось. Так что Лик просто стоял, смотрел на рощицу и думал

Хотя что в этой рощице ценного? Разве что муравейник с закопанной головой. Неужели Палак решит украсть себе голову убитого Кадуита…

А вдруг решит? Например, Давкет устроил целую войну за отрубленную голову Анахарсиса. Головы верных вассалов тоже хранят, они могут пригодиться для гаданий.

Значит, голову придётся забрать с собой. Когда доберёмся до Крабовой Бухты, поищем другой муравейник.

Глава 5. Камни просятся в небо

15

Путь Каллиопы лежал через лес.

Плоская, как стол, равнина вокруг Калимены переходила в огромный лес, что тянулся на полдня пути. Он считался проклятым. Для гераклейцев из бухты он был слишком далеко, а скифы пока не придумали, как его обустроить. Пока была только расчищенная грунтовая дорога, достаточно широкая, чтобы проехала телега. С тех пор, как Палак стал царём, её каждую весну очищали от молодой поросли.

Деревья скрыли городские стены и оставили Каллиопу наедине с мыслями.

Заросли над головой становились всё гуще, а путь – всё темнее. Казалось, на неё надвигается огромная грозовая туча и Каллиопа невольно поёживалась, предчувствуя дождь.

Хоть бы разбойники напали! Их весело будет убить!