Я перевожу дыхание. Моё тело согревается. Подальше от Центра. А главное – от этой безумной женщины и её услужливого красавца. Две недели передышки. Хоть что-то. Мне хочется плакать и смеяться одновременно. Я чувствую себя как раб, с которого сняли цепь.

– Отправляйтесь по домам и будьте готовы к восьми вечера, – возбуждённо приказываю я.

– Никогда не понимала, почему красивый парень оставляет тебя холодной как мрамор, а каникулы в деревне приводят в такой восторг, – с сожалением произносит Жанна.

– А ты куда? – удивляется Нильс. – Ты не идёшь собираться?

– Осталось уладить одну мелочь.

С последнего этажа небоскрёба «Хант Инкорпорейтед» открывается ещё более впечатляющий вид, чем из окон нашего пентхауса. Когда смотришь на реку, текущую вдаль, на анфилады высоток на берегу, на силуэты теплоэлектростанций на горизонте, чувствуешь себя хозяином города и мира. Я развалилась на диване, вытянув ноги и водрузив ботинки на белый кожаный подлокотник. Отец дождался, пока секретарша, совершенно сбитая с толку, уплывёт в приёмную, покачиваясь на длиннющих каблуках – настоящая доблесть при ковровом покрытии толщиной в пять сантиметров, – потом поднялся из-за стола на другом конце гигантского кабинета и приблизился.

– Сколько мне будет стоить это удовольствие?

Я разглядываю его. Немного сутулый, в шикарном костюме, он говорит со мной как с важным гостем, которого не смогли выставить на улицу. Я кручу в руках бутылку колы. Дэйзи (или типа того) протянула мне её, держа кончиками ухоженных пальцев. С удовольствием проливаю несколько капель на незапятнанный ковёр.

– Извиняюсь. – Носком ботинка я растираю коричневую жидкость, чтобы быть уверенной, что цвет впитается.

– Лучше скажи, зачем пришла, – говорит отец, слегка раздражаясь. – Я не привык видеть тебя здесь…

– Дома тоже.

Он машинально улыбается и устраивается в кресле напротив, положив ногу на ногу.

– Ты не на уроках?

– Сейчас уже каникулы. Знаешь, несколько тоскливых недель, которые люди обычно проводят вместе с детьми.

– Конечно. Каникулы.

Излюбленный приём: повторить последние слова собеседника, словно они отскочили от него, как от стенки, не произведя никакого эффекта. Я знаю, этому человеку неведомо чувство вины, но не могу удержаться, чтобы ещё раз не попытаться. Я продолжаю надеяться. Если перестану, будет слишком больно.

– Хочешь поехать куда-нибудь? – догадывается он.

– Да.

– Не проблема. Обсуди это с матерью, я смогу, возможно…

Я невольно выпрямляюсь, не веря своим ушам.

– …к нам присоединиться?

– Нет-нет. Забронировать самолёт. Это будет зависеть от того, куда вы решите отправиться.

Я улыбаюсь, закипая от ярости на себя саму и на свои иллюзии. Лучше улыбаться, чем запулить ему в лицо бутылку.

– Я хочу поехать с двумя приятелями.

– С кем?

– Ты их не знаешь. Мои лучшие друзья. Всего лишь с садика.

– Куда вы хотите поехать? – Он невозмутимо уходит от удара.

– В замок.

– Наш замок?

Такое впечатление, что кто-то незнакомый попросил у него миллион долларов. Я резко встаю.

– Ладно, забудь. Подыщу что-нибудь другое.

– Подожди.

Я уже на пороге, уже открыла дверь. Я оборачиваюсь, едва не врезавшись в секретаршу, которая умирает от желания всё увидеть и услышать.

– Ты возьмёшь с собой своего брата?

– Моего семилетнего брата? Ты шутишь или как?

– Он будет рад. У меня сейчас нет времени им заниматься. И, похоже, ему… не хватает внимания.

Что на такое ответить?

– Я знаю, что ты хороший отец и заботишься о благополучии своего сына, но нет, я его не возьму.

Он уже сидит за столом, уткнувшись в какую-то папку.

– Лиззи предупредит Уиллоу, чтобы они подготовили для вас дом.

Я оборачиваюсь к секретарше, которая делает вид, будто что-то сортирует. Точно, Лиззи. Не Дэйзи. Впрочем, оба имени подходят ей так же хорошо, как и любые другие.

– Как вы планируете добираться? – спрашивает отец.

– Я думала взять мамину машину.

– Джеймс отвезёт вас.

Я хочу возразить, но отец поднимает руку.

– Не будем торговаться.

Я выпускаю пар.

– Ладно.

– Потом он вернётся в город, – уточняет отец, читая какой-то документ.

– Но без машины мы будем привязаны к дому.

– Вы едете отдыхать, разве нет?

Ладно, раздобуду какую-нибудь тачку на месте.

– Мы уезжаем сегодня вечером.

– Джеймс мне нужен. Сегодня мы с твоей матерью приглашены в гости.

– Пусть тогда отвезёт нас на вокзал?

Взгляд отца пронзает меня насквозь. Я перешла границы дозволенного – того, что он способен принять. И исчерпала годовой запас внимания, которое он способен мне уделить. Я уступаю, притворяясь послушной.

– Как хочешь. Мы можем поехать завтра.

Воцаряется гнетущая тишина. Я не знаю, что делать, и топаю ногой. Отец воспринимает это так, будто я настаиваю на своём. И вопреки ожиданиям – уступает.

– Я отправлю Джеймса домой к семи вечера. А теперь…

Я не хочу, чтобы он закончил разговор фразой, предназначенной скучному сотруднику, которого наконец увольняют.

– Да, я пойду. У меня тоже дела.

И, лишь выйдя в коридор, неслышно бормочу:

– Спасибо.

10

Мы уже час в пути и до сих пор не выехали из Центра. Такое впечатление, что все жители решили срочно покинуть город. Жанна разлеглась на заднем сиденье, положив голову Нильсу на колени. Она дремлет с улыбкой на губах. Я редко вижу её такой. Может, она позволяет себе это, только когда остаётся одна? Наконец движение на дороге становится чуть более оживлённым. Я наклоняюсь к Джеймсу:

– Можете немного прибавить скорость?

Машина летит вперёд. Я вжимаюсь в кожаное сиденье, нервничая, как шпион, которого разглядывает пограничник в момент возвращения на родину после задания. Моё волнение заразно. Нильс надевает наушники и на полную громкость врубает мéтал. Он ненавидит такую музыку. Никогда не понимала: зачем так себя мучить?

«Это заставляет побыстрее успокоиться, – объяснил Нильс однажды. – Я не выключаю, пока не прихожу в себя».

Жанна возвращается из своего мира. Погружение длилось слишком долго. Или оказалось слишком болезненным. Не удивлюсь, если её сны часто превращаются в кошмары. Нильс, наверное, тоже почувствовал, что Жанне не по себе. Он гладит её по голове, точно маленькую напуганную девочку. Жанна выворачивается из его рук и начинает всё осматривать и трогать в салоне. Наконец лицо её озаряется. Она нашла грааль – минибар лимузина. Жанна взглядом спрашивает у меня разрешения, готовая приложиться к первой попавшейся бутылке, пусть даже с антифризом. Я мотаю головой, указывая на Джеймса.

– Нас укачает.

Она разочарованно захлопывает мини-бар. Я легонько пихаю её в бок.

– Ладно тебе, у нас ведь каникулы, оторвёмся.

– Рассказывай! Мы ещё не приехали в эту жуткую деревню, а ты уже запрещаешь мне залить тоску.

Нильс неожиданно выпрямляется, бросая наушники на сиденье. И с улыбкой от уха до уха начинает глазеть в окно. Мы едем на север и сейчас движемся между двумя каналами, которые чуть южнее превратятся в две реки, омывающие Центр. Это Северный перешеек – длинная дамба, пересекающая Периферию и позволяющая выезжать за пределы Центра. Трасса, охраняемая государством, представляет собой прямую асфальтовую дорогу, проложенную по сухой почве, на которой ничего не растёт. По обеим сторонам из каналов поднимаются высоченные стены тумана, сквозь который совершенно невозможно разглядеть Периферию. Наверху они соединяются, так что мы едем словно по белому ватному тоннелю. Нильс переглядывается с Жанной и нажимает на кнопку, открывая крышу. Эти двое вскакивают на сиденье и высовываются из машины. Раскинув руки, подставив лица ветру, они вопят:

– Мы короли мира!!!

Жанна заливисто хохочет, но, когда она поворачивает голову в мою сторону, я вижу, что её глаза полны слёз. Возможно, она пользуется случаем, чтобы выплеснуть накопившиеся за год тяжёлые эмоции. Нильс протягивает мне руку:

– Давай, присоединяйся!

В зеркале заднего вида я ловлю недовольный взгляд Джеймса. Он слегка сбавляет скорость. Я хватаюсь за руку Нильса и втискиваюсь между ним и Жанной. От встречного ветра мы с трудом можем дышать, но мы поём и кричим. Нам так легко, как не было уже давно. Я забываю обо всём. Вдруг в стене тумана появляется дыра, и я на мгновение вижу мрачные здания с чёрными крышами и чахлую растительность на бетонных улицах. В следующую секунду прореха затягивается, и зловещая картинка исчезает как мираж. От неё не остаётся ничего, кроме чудовищной тяжести, разрывающей грудь. Я не хочу увидеть это снова. И ещё меньше хочу жить там, выслеживая своих жертв. Мои друзья ничего не заметили. Я вдруг начинаю задыхаться – наверное, от ветра, бьющего в лицо, – и спускаюсь обратно в салон. Жанна ухватилась за край люка, закрыла глаза и наслаждается моментом. Нильс присоединяется ко мне.

– Что случилось?

– Слишком сильно дует.

Он берёт меня за руку и проводит пальцем по ладони.

– Линия лжи. Супердлинная.

– Это линия жизни.

– Значит, ты будешь жить долго. Если только не дурачишь меня. Скажи, что не так?

Я пугаюсь, что сейчас он заставит меня во всём признаться.

– Нильс, не начинай. Мы едем отдыхать, а не забивать себе голову.

Но он всегда был упрям.

– Я объясню, почему не верю тебе. Начиная с того незабываемого вечера в «Dutch». Во-первых, потому что ты никогда не оправдываешься, как это делала на следующий день. Во-вторых, потому что с тех пор ты чертовски напряжена. Ну и, наконец, потому что…

Нильс нерешительно смотрит в окно.

– Не уверен, что тебе понравится третья причина.

Ты не веришь, потому что любишь. И благодаря этой любви читаешь меня, как открытую книгу, и никогда не ошибаешься.

– Ты прав, не понравится.

Нильс смотрит на меня своим сияющим взглядом. Но я остаюсь железной.

– Мне плевать на шикарную тачку твоего отца. И ещё больше – на его замок. Ты ведь знаешь. У меня ничего подобного никогда не было. И я никогда не чувствовал потребности в этом. Я бы предпочёл провести месяц на помойке, лишь бы ты сказала мне правду, чтобы я смог помочь. Даже если от одной мысли об этом тебя тошнит.

Нильс прав. Я больше не могу врать и притворяться. Но правда слишком опасна. Особенно для него, находящегося под прицелом леди А.

– Ладно, дела действительно не очень. Но я не могу говорить об этом. Ты будешь изводить меня все две недели?

– Ответь мне на один-единственный вопрос: это страшно?

Я колеблюсь.

– Не страшно. Тревожно.

– Ты боишься или нет?

– Ты сказал «один вопрос».

– Да, но теперь я беспокоюсь ещё больше, так что квота вопросов удваивается автоматически.

Если я не отвечу, Нильс отстанет сегодня, но вернётся к этому завтра. И ещё тысячу раз. Лучше успокоить его.

– Нет, я не то чтобы боюсь, но озабочена. А теперь – стоп.

Жанна спускается в салон и закрывает крышу. Потом смотрит на наши лица.

– Круто, я пропустила серьёзный разговор.

Она поворачивается к Нильсу.

– Дашь мне отчёт в конце каникул. Ты же всё равно не сможешь выкинуть это из головы, так? Ну а теперь, – она уютно устраивается между нами, – спать.

Джеймс занимается нашим багажом. Жанна и Нильс с восхищением разглядывают огромный белый коттедж, стоящий в лесу. Главное здание, два крыла и навес, закрывающий весь двор. Дом расположен на полянке, и деревья окружают его со всех сторон, словно нежно-зелёный кокон. Или как удушающая ловушка. На выбор.