– Надо же, как интересно. Где ты прочёл такую глупость? Все люди временами поступают глупо, но ты явно злоупотребляешь этим. По-твоему, любить одну, а спать с другими – это в порядке вещей? Это многое объясняет в том случае, если твоя любимая женщина, не обманутая жена, а фантом, призрак. Тебе самому не смешно от такого объяснения? Ты не забыл, что у меня уровень интеллекта не ниже твоего? Ты не раскаиваешься, ты сожалеешь о том, что «попался» на измене – вот твоя правда. Будь это не так, ты, признав измену, пришёл и покаялся, а не выжидал. Это не я не дала возможности тебе высказаться, это ты ждал, что я буду просить тебя вернуться, и не показывался на глаза два месяца, – Вика грустно улыбнулась. – Скажи: чем мог помешать тебе сын, засыпая ни рядом, а в другой комнате? Тебе не хватало «заряда» и ты нашёл подзарядку. Чем же они так хороши, что ты теряешь голову?

– Хочешь откровенных подробностей? – он закатил глаза.

– Продолжай закатывать глаза. Может быть, так ты найдёшь свой мозг. Ты сам себя слышишь? Мне не нужны подробности. Я лишь хотела услышать причину неверности. Но так и не поняла, была ли эта причина. Это не сексуальная неудовлетворённость, это поиски приключений согласно поговорке: «Седина в бороду, бес в ребро». Я соглашусь с тобой, что я изменилась, слегка поправилась, но держу себя в форме и выгляжу неплохо, хотя мне далеко до «твоих стандартов». Да, я никогда не была красавицей, но и ты, прости, уже не тот Аполлон, который был десять лет назад. Да, у меня всегда на первом месте будут дети, как бы я не была привязана к мужчине. Да, у меня сложный характер и со мной непросто, но будь он другим, я не справилась бы с ситуацией. Я заставила себя поверить, что трагедии нет, что это очередное испытание, которое я должна пройти, что жизнь не закончилась, что даже самые глубокие раны заживают, что боль – это моя болезнь и инфицировать ею близких нельзя. Я буду работать, строить карьеру, но не в ущерб семье. Я, наверное, смогла бросить работу, сесть мужу на шею и заниматься только детьми, но это была бы уже не я. И кто знает, какая из двух лучшая.

– Такой я тебя и полюбил. Мне нравилась внимательность, терпимость, педантичность, коммуникабельность, ум и скромность. Именно скромность во всём. Ты не старалась казаться умнее окружающих, тебя принимали в любой компании. Ты не играла роли, ты была собой. Многие женщины тебя не понимали, а мужчины мне завидовали.

– Что же ты не уберёг это сокровище, а поменял на подделку? – усмехнулась Виктория.

– Был уверен, что ты не решишься на крайности, переоценил себя. Разве можно объяснить глупость? А она, как снежный ком, только увеличивалась в размерах. Ты знаешь, что такое отчаяние? Это осознание безысходности, которую ты сотворил собственными руками и по собственной глупости.

– Ты меня прости, но ничего нового я не узнала. Ты хотел поговорить, мы поговорили, но не уверена, что поняли друг друга. У тебя правда одна, у меня своя и они строго параллельны. Для меня изречение «Что позволено Юпитеру, не позволено быку» не работает. Человек не животное и может контролировать свою природу. Мы понимали друг друга без слов, думали одинаково, мечтали об одном и том же и, прежде чем создать семью, прожили четыре года. Какая семья без детей? А ревность к собственным детям, вообще, большая глупость. Ты свой выбор сделал год назад, и говорить об этом не имеет смысла. Что-то я разговорилась. Уже полночь.

– У тебя есть что выпить?

– Всё, что ты не допил год назад, я вылила, но, кажется, в холодильнике есть коньяк, купленный отцом.

– Вика, я прошу тебя, дай мне шанс начать всё сначала. Я понимаю, что как раньше уже не будет, но мы можем выстроить новые отношения, если будет обоюдное желание.

– У меня нет такого желания. Я не хочу начинать отношения с человеком, которому не доверяю. Я понимаю, Серёже нужен отец, но мне не нужен муж или партнёр в твоём лице. Извини. Допивай свой коньяк, и я вызову тебе такси. Тебя куда везти? – спросила Вика, взяв телефон и собираясь звонить.

– Ты не звонила Антону?

– А должна была? Меня моя теперешняя жизнь устраивает, и я не намерена в ближайшее время что-то менять.

– Я никуда не поеду. Оккупирую диван, а утром извинюсь перед твоими родителями и увижу детей, – он опрокинул содержимое бокала в рот. – Обещаю, спать сном младенца. Завтра выходной и мне торопиться некуда.

– Пиджак сними и устраивайся. Я принесу плед, – выходя в спальню, тихо добавила: – откуда ты взялся на мою голову?

Утром проснувшись, Вика не застала Илью в квартире. Плед был аккуратно сложен, а подушки лежали на своих местах. Она привела себя в порядок, прошла в кухню, включила чайник и услышала, как открылась входная дверь. На пороге стояла мать с Соней на руках.

– Вика, её что-то беспокоит, – волнуясь, сказала Татьяна Ивановна, забыв о приветствии.

– Мам, ей десерта не хватает, – ответила Вика, беря дочь на руки. – Сейчас мы это дело исправим, – раздевая дочь и давая ей грудь, добавила она. Дочь с жадностью присосалась к груди, глядя на мать своими васильковыми глазами. – Нельзя было лишать принцессу кормления на ночь. Пусть десерта не так много, но сам факт приёма нужен. – Мам, я знаю, чего ты от меня ждёшь. Посидели в ресторане весело. Илья проводил меня, а после звонка тебе мы поднялись в квартиру. Разговаривали долго, но спокойно. Он просил дать ему шанс. Я отказала. Вёл он себя сдержано, а я старалась держаться от него подальше, чтобы не было искушения. Попросил выпить. Выпил, отказался уходить и уснул на диване. Проснувшись, я не застала его в квартире. Это всё.

– Почему ты не дала ему шанса?

– Я ему не верю, мама. Знаешь, мне очень жаль Серёжку. Он в последнее время очень привязался к отцу, а мне всё труднее ему врать, что папа живёт отдельно временно.

– Он и мне задавал вопрос: «Когда папа с мамой помирятся, и мы будем жить вместе?»

– Мам, я не представляю нашу совместную жизнь с Ильёй. Да, обида прошла, но отношений, которые были, нам не вернуть. Мы жили не просто дружно, мы были счастливы. Куда всё ушло? Может я, действительно, чего-то не понимаю и слишком многого хочу?

– В отношениях часто бывает кризис. Не ищи причину. Ты можешь его простить и отпустить, а можешь простить и принять. Вы стали старше, мудрее, и отношения могут сложиться ещё лучше, чем были. Не нужно сравнивать, что было и что есть. Я приму любой твой выбор и буду уважать его, но и ты прислушайся к своему сердцу. Вика, ты ведь до сих пор любишь его и сама себя пытаешься убедить в обратном. Разве оно того стоит? Сделай шаг навстречу и посмотри, что из этого получиться. Хочет вернуть тебя, пусть начинает всё сначала.

– Как ты себе это представляешь?

– Викуся, он жил здесь в моё отсутствие. Пусть поживёт снова какое-то время. Он сам поймёт, готова ли ты к примирению, и тебе будет легче себя понять. Но, будь готова поговорить с отцом. Отец его примет ради тебя, как ты это сделаешь ради сына, но доверять ему он не сможет. – Татьяна Ивановна вздохнула и посмотрела на дочь. – Вика, я хотела поговорить о Климовых. Мне кажется, что нам стоит с ними, если не дружить, то приятельствовать. Светлана Андреевна скучает по внукам. Ты можешь относиться к ней как угодно, но она бабушка твоих детей.

– Мам, ты напрасно беспокоишься. У нас с ними прекрасные отношения, а не приходит она сюда, скорее, из-за тебя. Может, стесняется, ревнует, боится показаться навязчивой. Поговори с ней сама. И ещё: мам, она мне, как коллега, старшая подруга, что ли, но не более того, – Вика обняла мать. – Мне никто не заменит папу и тебя. Климовы – это наши хорошие знакомые, со своей непростой судьбой. Они бывали у меня до рождения Сони. И сама Светлана Андреевна заходила с подарками внуку, и Витя с Ириной. У меня и Андрей Степанович здесь был, я говорила тебе.

– Нас Андрей Степанович пригласил на свой день рождения. Пойдём?

– А почему нет? Мам, мы знакомы пять лет. Они не ждут от меня признания родства, понимая, что этим ничего не изменить. Мы просто хорошие приятели, коллеги. Да, редко встречаемся, но общаемся же. Мы с Виктором приготовили ему отличный подарок.

– Что купили?

– Напечатали его монографию. Когда Виктор женился, Климовы переехали к отцу, а Виктор с женой остались в их квартире. Виктор принёс мне все бумаги деда, которые хранились в его квартире. Думаю, что дед сделал это специально. Виктор пошутил, что в них есть целая готовая диссертация. Я пока была в декретном отпуске, разобрала это всё, классифицировала, и вышло очень даже ничего. Ты знаешь, сколько у него званий? А как он оперировал в свои семьдесят два? Мам, я начала сомневаться, что такой человек мог так поступить. Я дважды использовала его приём в своей практике. Но как мне страшно было на это решиться. Вот так дважды я спорила с самим Сократом, который говорил: «Все профессии от людей, и только три от Бога: врач, педагог и судья». Мне так хотелось доказать Зиновьеву, что я не хуже. Глупо, но я так и думала.

– Я когда разговаривала со Светланой, спрашивала о клинике. Она мне всю её историю рассказала, с самого начала. Это же старинное купеческое здание, ставшее первым роддомом, в нём она и родилась. И новое здание клиники мне нравится. Так что с монографией?

– Она прошла рецензию, и мы её отпечатали в типографии. Что-то подарит любимому университету, что-то друзьям, а я свой экземпляр уже изучаю.

– Поэтому ты не дала согласия на соискательство? Старик надеялся, что как-то поможет тебе.

– Мам, у меня свои мысли есть. Зачем мне чужие? А о нём лишний раз вспомнят.

– И всё-таки, ты с его предложением соглашайся. Будешь у нас кандидатом медицинских наук. У тебя появится возможность надолго задержаться в клинике. Климовым по пятьдесят шесть. Сколько им дадут ещё поработать? – говорила Татьяна Ивановна, накрывая стол к завтраку.

Домофон сообщил о приходе внука с дедом, и почти сразу, пришёл Илья с букетом. Серёжа бросился на шею отцу, а тот растерялся, увидев чету Петровских.

– Пап, ты к нам насовсем? А почему без вещей? – глядя на отца, с надеждой спросил сын.

– Сынок, мы всё решим после завтрака. – Проходи, Илья. Мама в курсе нашего разговора и моего решения, а папа ещё нет.

– Мне объяснять ничего не надо. Решение дочери я приму любое, но ты моё доверие должен заслужить, если не хочешь стать для меня врагом номер один, – Петровский взглянул на Илью. – Я сам не святой, могу понять и простить ради дочери, но только один раз.

– Пап…

– Что пап? Сбежит второй раз, так и не узнав моего мнения о себе. Пусть слушает. – Я никогда не был в восторге от тебя, Илья, и очень надеялся, что ваша дружба продлится год, два. Ты оказался сообразительным малым, принял все условия Вики, хотя тебе это не нравилось, и не прогадал. Или ты был несчастлив девять лет? Я бы мог порадоваться, что «пристроил» дочь, выдав её замуж за состоятельного мужчину, если бы она была никем. Но моя дочь не абы кто. Она хороший врач, заботливая и любящая мама и дочь, замечательная хозяйка и верный друг. Как-то радости у меня не получилось уже после встречи с твоей семьёй. Подумал, что дети должны быть лучше родителей, и ошибся. Я сам не без греха, но никогда не жил во лжи. Нельзя любить человека и лгать ему. Почему не сказать всё как есть до того как тебя уличили? Если не нашли выхода, расстаться по-хорошему? Тебе понадобился год, чтобы понять свою ошибку? А ты можешь себе представить, что чувствовала она весь этот год? Чего стоила тайная беременность, развод, роды? Ты, друг мой, не понимаешь до конца всего, что сотворил. Я, будь на месте Вики, наставил бы тебе рога. Самому дал почувствовать всю «прелесть» измены. Ты, не единственный мужчина, чтобы держаться за тебя даже из-за детей. Тот, кто полюбит женщину, полюбит и её детей. Прежде чем возвращаться в семью, хорошо подумай. Твои дети маленькие и им пока нет разницы приходящий ты папа или постоянный, а я свою дочь тебе обижать не позволю. Я не пугаю тебя, но предупредить должен. Вот теперь всё.

– Ты думаешь после твоей пламенной речи остался аппетит?