Ангел, потерявший крылья (страница 9)

Страница 9

– Знаешь, мне стыдно признаться, но я сама во всём виновата. Чем больше убеждал меня Олег не связываться с Павлом, тем мне сильнее хотелось отомстить самому Олегу чисто по-женски. Я впервые подумала о том, что заигралась, когда Павел сделал мне предложение. Его желание жениться, я воспринимала как некую блажь и хорошо понимала, что ему нужна не именно я, а просто неглупая девушка с образованием. А вышло, что я полная дура.

– Зря ты так, Вика. Павел умный, образованный, воспитанный. Это не он, а его болезнь виновата. Приступы ярости невозможно контролировать. Он о них может не помнить, а если и помнит, то не может объяснить. Я встречался с Лесниковым. Павел осознавал, что без лечения болезнь будет прогрессировать, и лечился, проводя по два-три месяца в клинике, а сам факт болезни скрывал. Он и в Англию поехал не столько ради учёбы, сколько ради лечения. Там какая-то своя методика. Разве псих до этого дошёл самостоятельно? Если бы ни его срывы с алкоголем, он был бы вполне нормальным. Случай с тобой получил резонанс и его уже не скрыть. Возможно, наше решение о твоём отъезде единственно правильное. Не будь Лесниковы публичными людьми, тебя бы и не заметили, а так твоё имя будет у многих на устах. Раздуть скандал в пароходстве – это малая часть того, что может быть. Тебе нужно такое внимание? Я запретил любое посещение журналистов, но это такой народ, для которого нет запретов.

– Были желающие получить у меня «горячие» новости?

– А они и сейчас есть. Их интересует не твоё состояние, а то, как и что ты чувствуешь к виновнику, какое наказание предпочла для него, какую компенсацию хотела бы получить.

Двадцать четвёртого августа Викторию выписали из больницы. Первым делом она навестила бабушек, которым правды не сказали, а её отсутствие объясняли занятостью. Отъезд к новому месту работы старики приняли спокойно, взяв с неё слово, звонить раз в десять дней.

На работу она отправилась в понедельник, не рассчитывая на увольнение без отработки. Встретили её коллеги с сочувственными лицами.

– Виктория, я подписала тебе заявление без отработки. Замену мы тебе нашли, а ты у нас за год и в отпуске не была. Как ты себя чувствуешь? Отец говорил, что хочешь уехать.

– Не знаю, что делать. Меня убеждают уехать, а я чувствую, что мой побег от действительности не выход. Я ничего не сделала, чтобы скрываться, кого-то бояться.

– Ты не забыла, что он если и не шизофреник, то близок к этому. Разве ты ожидала от него побоев? Он садист! Откуда тебе знать, чем закончится суд, что он предпримет, выйдя на свободу? Родителей пожалей. Пусть придумают историю, что поссорилась с семьёй и уехала тайком. Пусть ищет, а может, постарается забыть. У тебя всё получится. Захочешь вернуться – город большой и работу найдёшь. Ты будешь хорошим врачом. Уже сейчас умеешь многое. Удачи тебе. Иди в кадры, а потом в бухгалтерию.

– Спасибо вам. Можно я завтра навещу вас в конце смены?

– Приходи, я передам всем на пятиминутке.

Виктория вернулась домой после обеда с ощущением лёгкого разочарования. Она проходила в этом коллективе интернатуру и проработала здесь чуть больше года – жаль было уходить.

– Вика, что-то не так?

– Всё в порядке, мама. Я получила расчет с учётом отпуска. Знаешь, столько сочувствия и участия – мне даже неловко. А ещё я чувствую себя как человек, совершивший подлость и спасающийся бегством.

– Не говори глупость. Твои коллеги надеялись на скорую свадьбу. Такого поворота никто не ожидал. Каждый примеряет эту ситуацию на себя. Ты не бежишь, дочь. Уехав, ты лишаешь подлеца возможности сделать очередную подлость, если он её задумает. Нельзя быть уверенной в действиях или бездействиях Павла. Лучше держаться от него подальше, даже если это единственный его грех. Мы с папой готовы тебя защитить, знать бы, как и когда. Поэтому собирайся и улетай. Считай, что едешь в командировку «поднимать» сибирскую медицину. В большом городе и с работой проще и со съёмным жильём, – обнимая дочь, говорила Татьяна Ивановна.

– Мам, я поеду. Не переживай обо мне. Я девочка взрослая, справлюсь.

– А о ком мне ещё переживать? Устроишься, и я прилечу к тебе на каникулах.

Виктория собрала необходимые вещи, которых набралось две вместительных сумки, положив документы отдельно и переведя деньги через банк. Мать провожала мужа и дочь на вокзал, откуда они должны были выехать в Москву, а дальше Вика полетит одна. Они только сели в подъехавшее такси, как начался сильный дождь.

– Последний летний дождь в этом году, – сказала Татьяна Ивановна, обнимая дочь. – Это к удаче! Дождь смоет все следы прошлого, и начнёшь всё с чистого листа. Серёжа, ты помнишь, как пел Тальков:

«Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам.

Я тебя провожаю к другим берегам.

Летний дождь, летний дождь начался сегодня рано.

Летний дождь, летний дождь души моей омоет рану…

– Я помню и другие строки: «Смой дождь ненужные тревоги,

Дари мне радость за двоих». Что-то из студенческого репертуара, – ответил отец. – Не переживай, Виктория. Ты можешь вернуться в любое время. А дождь – хороший знак к предстоящей дороге. Не вешай нос, дочка!

Глава 3

Пройдя в московском аэропорту регистрацию на рейс, Виктория ожидала посадки, а отец возвращался в Питер. Она в очередной раз думала, правильно ли поступила, оставляя мать и отца в такой непростой ситуации. Как сложатся отношения, если отец уйдёт к сыну, а мама так и не решится выйти замуж? Как всё это воспримут родители родителей? «Сколько не думай, а я свой выбор уже сделала. Отношения между мамой и отцом сейчас нормальные и всё у них получится. Возможно, после того, как я узнала обо всём, и им будет легче принять решение. Теперь нет причины скрывать истинное положение, – думала она, удобно устраиваясь в кресле самолёта. – Через четыре часа я буду на месте».

Вика не торопилась покидать салон самолёта и вышла одной из последних, зная, что получение багажа несколько затянется, а о чём говорить, со встречающим её Санькой, с которым расстались девять лет назад, не имела представления. Вика не могла сказать с полной уверенностью и того, видела ли она сон или это были воспоминания юности о поцелуях в подъезде, о единственной ночи перед отъездом и о слезах, которые она «лила» трое суток в купе до самой Москвы. Приехав в Питер, она в первую очередь позвонила по домашнему телефону Саньке. Потом были письма. Он писал их каждую неделю почти три месяца, а Вика отвечала на них. Позже было совсем короткое письмо, в конце которого он написал: «Прости меня».

Виктория узнала Александра Старкова среди встречающих сразу. «Породистый рыжий конь», – промелькнула мысль, когда она увидела высокого, спортивного рыжего молодого человека. Она подняла руку, заметив на себе его взгляд, и помахала в знак приветствия.

– Привет, рыжий, – сказала она, подойдя ближе, и повисла у него на шее. – Ты прямо пожарная каланча!

– Какая очаровательная жительница северной столицы к нам пожаловала, – говорил он, обхватив её за талию, покружил пару раз и опустил на пол. – Повернись – я на тебя посмотрю. Не узнал бы, не подними ты руку. Не будь я рыжим, и ты бы меня не признала.

– Твои волосы стали темнее. Тебе идёт такой цвет. Какой у тебя рост, великан? Я тебе по плечо.

– Метр девяносто и вес девяносто. Это ты у нас Дюймовочка. А цвет натуральный и на всю оставшуюся жизнь, пока не поседею.

– Нормальный у меня и рост, и вес – сто шестьдесят четыре на пятьдесят четыре. У меня фигура почти идеальная, – смеялась Вика. – Пойдём багаж получать.

– Вика, скажи мне для начала всё, что ты обо мне думаешь. Твой приезд напомнил мне нашу историю, и я чувствую себя, скажем, скверно. Ты обижена?

– Саш, ты о чём? Мне было шестнадцать лет и я, конечно, страдала, но, во-первых, недолго, а во-вторых, столько лет прошло. В школе у меня появился друг среди одноклассников. Через год он ушёл в армию, а вернулся с женой. Я дала себе слово до окончания университета не заводить романов, да и как-то не цеплял никто. Начала изучать английский. Слово почти сдержала, пока бабушка не сосватала сына своей приятельницы. Роман наш длился полгода, и мне сделали предложение. К тому времени мы оба окончили учёбу. Антон получил предписание в госпиталь Мурманской области, а я осталась в Питере, не приняв предложение. Знаешь, не было тех чувств, чтобы бросить всё и уехать. Прошла интернатуру, через год вышла на работу и вляпалась в историю, которая меня сюда и привела. Так что обида на тебя, по сравнению с промахами, которые я допустила позже, не стоит выеденного яйца. Забудь. Мы с тобой просто привыкли друг к другу, возможно, это и не было влюблённостью. Могло случиться и наоборот. Ты молодец, что написал обо всём. У тебя не осталось обязательств, а у меня иллюзий.

– Значит, мир?

– И мир, и дружба, и сентябрь. Поедем на автобусе или на такси?

– У меня машина на стоянке. Я приехал на час раньше до прибытия рейса. Всё голову ломал: как разговаривать с тобой? Показывай свой багаж.

Подхватив две сумки, Александр пошёл на выход, Виктория пошла следом. Поставив сумки в багажник, он открыл перед ней двери машины и занял место водителя.

– Вика, последний вопрос из прошлой жизни. Ты же врач. Как ты просмотрела психопата? Так была влюблена, что не замечала в нём странностей?

– Саш, я не психиатр. У меня другой профиль. Распознать шизофрению внешне достаточно сложно, если ты общаешься с человеком два-три часа в день. А что касается любви, то её, думаю, не было. Был интерес, была симпатия, возможно, влюблённость. Болезнь – это недостаток, а у него было много достоинств. Человек учился в Англии, знает английский, умный, разносторонний, один из руководителей большой компании. Есть такой сорт людей, которые умеют расположить к себе. Он нравился не только мне, но и моим родителям. Рыцарь без страха и упрёка. Что тебя ещё интересует? Какие у нас планы?

– Едем к родителям, завтракаем и, если ты не устала от перелёта, проедемся по маршруту «новая работа – съёмное жильё». Вика, пойми меня правильно: ты можешь жить у родителей долго, и мы можем никуда не торопиться. Но, помня твою обязательность, я решил выполнить всё, не откладывая, а дальше решай сама. Да, ты мне ничего не сказала о цене, Я взял на себя смелость и выбрал на свой вкус, не беря во внимание старые дома. В новых домах и площадь больше, и в подъездах чище. Смотрел квартиры с мебелью и техникой. Пока определишься, поживёшь в моей комнате. Я там бываю редко. Живу в квартире деда после хорошего ремонта. Дом, правда, маминого детства, но я там привык.

– А как поживают родители? Я не сильно напрягла Михаила Степановича?

– Глупости не говори. Он тебя «пристроил» в обычную муниципальную больницу, где всегда не хватает кадров. Родители в прошлом году отметили пятидесятилетние юбилеи. Работают, живут на Гоголя 42, а я на Танковой 17. Если хочешь, поживи в моей квартире.

– Я хочу свою квартиру, пусть и съёмную. Так я не буду вторгаться ни в чью жизнь и сама себе буду хозяйкой. Ты всё правильно сделал.

– Вика, а ты нашу школу помнишь? Теперь это гимназия. Мы можем устроить в один из выходных экскурсию и проехаться по местам боевой юности. А вообще ты правильно сделала, что приехала. Тебе нужно сменить обстановку и коллектив. Новые люди, новые знакомства, и в ближайшие полгода-год некогда будет думать о случившемся, – рассуждал он, поглядывая на Вику.

– На дорогу смотри, Шумахер. Или ты хочешь угробить меня, чтобы не возиться с внезапно нагрянувшей гостьей? – Виктория улыбнулась. – Посмотрим на роддом, покажешь мне дорогу к месту жительства. Квартиры можно посмотреть, но окончательно определюсь, когда меня примут на работу.

Встреча с родителями Саши была тёплой. Да, прошло много времени, как они расстались, но до этого дружили лет тринадцать, а после переезда Петровских, не забывали общаться по телефону. Выходные дни она провела в обществе Саши, который возил её по адресам, а вечерами рассказывала Старковым о жизни в Питере, боясь проговориться об отношениях родителей.