– А теперь скажи, мог ли я, со всех сторон такой плохой, ни разу не попасть в поле зрение милиции, не разбить машину, ездя в пьяном виде и окончить учебу с хорошим дипломом?

– Думаю, не мог, при условии, что тебе не помогла в этом семья. Кому надо заплатили, кого уговорили.

– Ошибаешься. Веди я себя по-другому, меня замечали бы еще меньше. Мое поведение это не вызов, это своего рода возможность общения. Я никогда не садился за руль пьяным. В клубах я пью только слабый или безалкогольный коктейль. Об этом знают все, кроме моей семьи. Одна банка пива, выпитая в машине перед тем, как войти в дом, давала запах, а дури у меня без алкоголя хватало. Так было всегда, правда, об этом никто не знал. У нас семейная непереносимость дозы крепкого алкоголя, превышающая стакан. Но всем было удобно считать меня алкашом. Какой с него спрос? Все так и не приняли того, что я давно вырос, не принимали меня всерьез. Для них я так и остался избалованным ребенком. Меня либо отчитывали, либо отмахивались, давая денег, но, ни разу не поговорили по душам.

– Хочешь сказать, что ты это делал умышленно? Но зачем? Я допускаю, что ты не находил общего языка с братьями, но как ты мог обходиться так с отцом?

– Смог. Он всегда был занят работой. Ему было проще дать мне денег и совет, решить проблему самому, чем разбираться была ли она, эта проблема. Деньги я брал за свое вранье. Вот так и жили, до случая с тобой. Отец выставил меня из дома, уверенный в том, что в этой жизни я полный ноль.

– Тебе следует поговорить с ним. Думаю, он будет рад узнать в тебе другого Олега. Я десять лет держала обиду на своего отца. А встретилась с ним, и будто не было разлуки. Попробуй, ты ничего не потеряешь, поговорив с ним откровенно, а вот найти можешь.

– Тебе не скучно здесь одной?

– Во-первых, я ни одна, нас двое. Во-вторых, я всего месяц назад пошла в декретный отпуск, а неделю назад сдала сессию, перейдя на шестой курс. Так что нагрузок и общения от учебы и работы у меня было выше крыши. Скучать было некогда. У меня хорошие отношения с девочками из группы, появились новые знакомые и я, иногда, принимаю гостей. Правда, в последнее время, мне это дается как-то с трудом, хочется полежать, побездельничать. Знаешь, у меня никогда не было свободного времени так много. Я же после школы все время училась и работала, даже на каникулах. Как ты думаешь, по какой причине я оказалась в вашем доме на целых три месяца? Мне платили в три раза больше чем в больнице, и я сумела собрать нужную сумму на операцию. Вот поэтому я и не конфликтовала с тобой, терпела твои выходки, хотя порой так хотелось ответить тем же. Правда, новое лицо, мне помогло только в одном.

– Кристина, а инструмент твой или наследство от бывших хозяев? – спросил Олег, меняю тему неприятного разговора и открывая крышку фортепиано. – Когда-то и я занимался музыкой, – сказал он, трогая клавиши одной рукой. Инструмент зазвучал, но не долго.

– Это мое наследство. Ему больше лет, чем мне. На нем я училась играть гаммы, благодаря нему, окончила музыкальную школу. Я и теперь каждый вечер терзаю его своими музыкальными импровизациями, а он терпеливо и с пониманием выносит пытки моей самодеятельности.

– И какую музыку любишь играть? – спросил с любопытством Олег.

– Блюзы.

– Это нереально. Фортепиано не саксофон, и даже не скрипка.

– Вы, юноша, не правы. Как в переводе с английского звучит «блюз»? Это грусть, печаль, медленный темп и импровизация. Любая из композиций имеет свою основу, которая обыгрывается солирующим инструментом. Под влиянием блюза появилась и поп-музыка, и джаз, и рок-н-ролл.

– Откуда такие познания? – спросил он с недоверием.

– Из интернета! Я многое узнала на его просторах. Он же мне и помог освоить игру блюза. Ты знаешь, что такое русский шансон? Это оказывается ранний «афроамериканский блюз». Тяжелая доля, несчастливая судьба, безответная любовь. Хочешь послушать? Песни наши, отечественные, правда, не все новинки. Но хочу тебя предупредить заранее, что я не музыкант, я любитель. Относись к этому терпимее.

– Очень хочу. Где мне присесть, чтобы тебя не смущать?

– Устраивайся, где тебе будет удобнее. Я не на сцене, а у себя дома. Чего мне смущаться? – сказала Кристина, открывая крышку пианино и усаживаясь на стул.

Пальцы коснулись клавиш, и по квартире разлилась музыка. Олег включил камеру смартфона, а через минуту услышал голос Кристины.

«В твою любовь мне хочется поверить,

Пускай уйдут страданья прошлых дней,

Мне сложно жить, не знаю я что делать,

Пусть нелегко исчезнет боль любви моей.

Забыть нельзя, вернуться невозможно,

Звезда любви сгорает надо мной,

Звезда любви над грешной суетой,

Когда забыть нельзя, вернуться невозможно…»

Кристина пела песню Артура Руденко своим голосом от своего имени и души, и не смущалась того, что ее снимает на камеру Олег. Голос и слух у нее были, а ежедневные «репетиции» стали хорошим финалом для «сольного» концерта. Слова закончились, а музыка продолжала звучать, и это был уже не мотив песни, а его импровизация. Она расслабляла, успокаивала и уносила вслед за собой. Потом зазвучала другая мелодия, и Олег услышал слова:

« Я стояла на краю земли, больше точно не могу лететь.

И уходят наши корабли, нам уже, наверно, не успеть –

Эту песню нам вдвоем допеть.

Ты – моя нежность; ты – мое небо;

За тобой встану, где бы ты не был.

Ты – мое сердце; ты – мое чудо;

Обниму нежно, и с тобой буду…»

Песня была популярная и Олег ее узнал. Он смотрел на Кристину, которая пела негромко, но очень красиво. Ему даже показалось, что на глазах у нее выступили слезы, но голос оставался ровным. Пальцы лишь касались клавиш, и она, как будто не замечала никого вокруг. Были она и музыка. « Ее песни, под стать ее настроению», – подумал он, вслушиваясь в слова. Слова закончились, а мелодия продолжала наполнять комнату, плавно «переливаясь» в другую композицию.

– Эта песня Натальи Власовой, и она поет ее под рояль, – пояснила Кристина, не прерывая игру.

« Небо-облако манит вдаль, потечет по щеке печаль,

Проплывут мимо корабли, только ты не вернешься.

Я бы пела тебе всю ночь, ты смотрел бы в глаза мои,

Я согрела б тебя, но ты, никогда не вернешься».

Еще пару минут под пальцами Кристины рождалась новая импровизация, прежде чем она закрыла крышку инструмента.

– Все, на сегодня концерт закончен. Мне трудно сидеть долго без движения, извини. Мне нравятся и зарубежные песни, но без знания языка я не понимаю о чем они, а перевод часто не дает полного восприятия. Олег, у меня будет к тебе просьба: дайте мне возможность не переживать и родить ребенка в срок. Мне до родов всего месяц остался.

– Крис, ты носишь ребенка Сергея и он должен об этом знать, – сказал Олег, выключив запись.

– Это мой ребенок, заруби себе это на носу. Я никому, ничего не должна и не жду ни от кого помощи. Нам хорошо вдвоем. Если у тебя свербит в одном месте, потерпи три-четыре недели, а потом решай сам, как поступить. Воду будешь брать? В холодильнике возьми, там есть выбор.

– Не надо так реагировать на мои слова. Тебе нельзя и вредно нервничать. Успокойся, я постараюсь, хотя не уверен. У тебя будет все хорошо. Можно мне вас навещать иногда? Я как-никак дядя. Воду я куплю по дороге. Надолго не прощаюсь. Телефон мне свой дашь?

– Спасибо за откровенность, дядя, – сказала Кристина, диктуя свой номер телефона и закрывая за ним дверь. Она была уверенна в том, что если не сегодня, то в ближайшие дни, Олег преподнесет эту новость Сергею.

Проводив Олега, Кристина прошла в спальню, взяла рамку с фотографией в руки. « Если мы тебе дороги, ты приедешь, пусть и не сразу. Ну а если нет, мы справимся», – сказала она, поцеловав фото, поставила рамку на место, прилегла на кровать и задремала.

Олег ехал в офис и думал о Кристине уже как юрист: – « Она права, найти ее Сергею не составило бы большого труда, прописка есть, работу и учебу она не бросала, значит, как минимум в двух местах появлялась регулярно. Промахнулся, ты братец, ох, как промахнулся. Пусть Кристина не обижается, но пусть он хоть раз почувствует себя идиотом. У него в запасе целый месяц и, если он не совсем дурак, разрулит ситуацию». Дверь в кабинет брата он открыл без стука, даже не слушая того, что ему говорит вслед секретарша. Сергей сидел за столом и оживленно беседовал с отцом и Андреем.

– Святое семейство в сборе. Это даже лучше того, что я мог ожидать, – сказал он, стоя у двери.

– Ты что себе позволяешь? Где находишься? – спросил строго брат. – С чего столько иронии?

– Ирония судьбы, дорогой брат, ирония судьбы. Ты даже представить себе не можешь, кого я сегодня случайно встретил.

– Олег, не ломай комедию, говори по существу, у нас дел выше крыши, а ты цирк устраиваешь, – сказал отец недовольно.

– Я вам сейчас ни комедию устрою, а мелодраму. Сергей у нас специалист по эротике, а я так, по маленьким трагедиям. – Он чувствовал, что его понесло, но остановиться уже не мог. – Ты хорошо Кристину искал, брат? Наверное, весь город перевернул вверх дном в поисках пропажи? А она, к твоему сведению, никуда не пропадала, живет, правда, по новому адресу, работает в своем роддоме, хотя сейчас уже в декретном отпуске. Окончила пятый курс все того же университета, а главное, ждет рождения ребенка. Я случайно ее встретил и даже побывал в гостях. Она простила мне мою выходку, мы с ней даже поговорили. Как вы думаете, чьи фото обычно стоят на тумбочках у изголовья кровати? Вы же умные, догадайтесь. Правильно, семьи. На тумбочке, у кровати Кристины стоит рамка с фото, а на фото она и ты, братец Серега. С чего ты удостоился такой чести? А теперь, отсчитай от сегодняшнего дня восемь месяцев и угадай: кто отец ребенка? Ни кому не стало смешно? – задал он вопрос и замолчал на время, давая возможность присутствующим «переварить» сказанное им. Прошло секунд тридцать. – Кино будем смотреть?» – спросил Олег, включая видео на своем смартфоне и отправляя его по столу в сторону Сергея.

Сергей взял телефон, посмотрел на экран и увидел знакомое лицо Крис. Она совсем не изменилась. Крис пела и пела для себя, а ему захотелось обнять ее, прижать к себе и никуда не отпускать никогда. Музыка была грустная, но красивая, она не заставляла плакать, но не вызывала и радости. Он не слушал слова, а просто смотрел на знакомое и родное лицо. Ему показалось, что в глазах Крис стояли слезы. Импровизированный концерт длился минут семь-десять. Кристина закрыла крышку фортепиано и поднялась со стула. Сергей увидел ее округлившийся живот, напоминающий колобок. К горлу подступил комок, в сердце что-то неприятно кольнуло и сжалось. « Все, на сегодня концерт окончен. Мне трудно долго сидеть без движения. Извини, – услышал он такой знакомый и родной голос. – У меня будет к тебе просьба: дайте мне время не переживать и родить ребенка в срок. Мне всего месяц остался до родов». Запись закончилась и Олег забрал телефон, подойдя к столу.

– Нравиться? Может, тебе скинуть видео? Будешь смотреть перед сном, песни колыбельные слушать. У них тексты очень правильные. Вы все знали о Кристине, все, кроме меня. Значит в том, что она осталась одна, со своими проблемами, косвенно, все виноваты. У вас не хватило ума, за это время, поинтересоваться ее судьбой. Я не знаю, что вы будете делать теперь, но адрес скажу: Никольская 122, квартира 105. Приятной беседы, умники. Скажите спасибо никчемному и убогому брату, – сказал Олег и вышел.

– Вот это поворот, – сказал Андрей, глядя на брата. – Что ж ты так оплошал, Серега? Олег, засранец, прав. Прав во всем. Почему ты не искал ее в городе, а решил, что она уехала и успокоился? Мы тоже хороши. Один звонок ей на работу в роддом и все бы сразу прояснилось. А если бы Олег ее не встретил или встретил, но сделал вид, что не узнал? У нее сейчас самый опасный период в беременности, ее нельзя волновать, а делать что-то надо.