– Я уже сделал это, пап. Мне нельзя расслабляться, как и терять контроль над ситуацией. Ты не волнуйся, я справлюсь. Пока.

Закончив разговор с отцом, Илья постоял у машины минут пять, облокотившись на дверцу, думая о завтрашнем дне, о том, что скажет сыновьям, которые ждут хороших новостей, о том какой вердикт вынесут Марине и что будет с матерью. «Каким бы не было мое настроение, ехать домой я обязан», – подумал он, садясь в машину. Ужинали втроем, хотя аппетита не было ни у кого. Варвара молчала, занималась на кухне делами, не задавая хозяину вопросов. Обстановка за столом была напряженной.

– Ребята, вы утром меня не теряйте. В шесть утра я буду в аэропорту встречать врачей и повезу их сразу в клинику. Как что-то узнаю, сразу позвоню. Пойдете вы в понедельник в школу или нет, я еще не решил, но домашнее задание завтра сделайте. Это не приказ, это просьба. У меня пока нет времени ходить в школу и выслушивать ваших учителей. Разберитесь с этим сами, вы уже не маленькие, – говорил отец, глядя на сыновей. – После клиники я заеду к бабушке. Там все очень сложно. Врачи шансов не дают.

– Пап, ты маме звонил? – спросил Родион, вспоминая разговор с матерью.

– Она сама мне звонила. Обещала все решить мирным путем и просила прислать адвоката. – Денис, я понимаю, как тебе сейчас трудно. Ты, брат, наберись терпения, не раскисай. Я все сделаю для того, чтобы твоя мама поправилась. Бабушка твоя пару дней звонить не будет, я попросил об этом своего отца. Ложитесь спать пораньше. Сегодня у всех был трудный день. Спасибо, Варя, за ужин.

Илья Невский встретил прилетевших докторов и привез их в клинику еще до восьми утра и теперь ждал их «приговора». Второй час длился консилиум. Видимых изменений в состоянии Марины за сутки не было Состояние оставалось стабильно тяжелым, но, ни критическим и это вселяло надежду. Через полтора часа Илью пригласили в кабинет. Профессор из Москвы оставался в клинике на сутки, внеся некоторые изменения в медикаментозное лечение. Илье объяснили доходчиво ситуацию на данный момент и возможные прогнозы. Риск не исключался. Он мог возникнуть и от черепно-мозговой травмы и от травмы позвоночника. У докторов возникала некая юридическая сложность в проведении операции. У Марины на данный момент нет в городе совершеннолетних родственников, которые бы дали разрешение на ее проведение.

– Я отец ее ребенка, ее гражданский муж. Я не могу заключить с ней брак потому, что еще не получил развода с бывшей женой. Но это не повод не проводить операцию. Мы должны с вами что-то сделать. Бывают же обстоятельства, не укладывающиеся в рамки закона. Мать Дунаевой, конечно, прилетит первым же рейсом, но не будет ли он для нее последним. Она ничего не знает о состоянии дочери. У нее больное сердце и мы это скрываем.

– Не переживайте, мы что-нибудь обязательно придумаем, – сказал Фридман.

– Фридман хороший нейрохирург. Марине снимут отек, ко вторнику картина станет ясной. Он решил оперировать ее двадцать третьего числа, а прилетит накануне. Поверьте мне, она справится. Марина не оставит двух самых любимых мужчин.

– Вы о ком?

– О Вас и Денисе. Так случилось, что я в курсе всей вашей с ней истории. Такая женщина как она, если полюбит, то на всю жизнь. Вам очень повезло с ней, – сказал Воронцов.

– Это ей не повезло со мной. Я оказался глупым и слепым.

– Все мы ошибаемся, только не все признаем свои ошибки во время. Передавайте ей привет от меня. Скажите, что неисправимый Воронцов женился и у него растет прекрасная принцесса Елизавета. Удачи вам и терпения. У вас все будет хорошо.

Всю следующую неделю, каждый день приносил то приятные новости, то трагичные. Фридман улетел девятнадцатого утром, отметив незначительную положительную динамику в состоянии Марины, а после обеда, не приходя в сознание, скончалась Тамара Григорьевна Невская. Родион позвонил матери, и попросил ее о помощи. Двадцатого октября Борис Романович прилетел на похороны бывшей жены, которыми занималась Милена со своим отцом. Похороны прошли скромно, народу было мало, а поминки после них устроили в квартире покойной. Денис с утра дежурил у постели матери. Ему проще было находиться рядом с ней, чем одному в пустом доме. Он сидел на стуле рядом с кроватью, держал ее за руку и тихонько разговаривал с ней:

– Ты, знаешь, мам, папа рассказал нам вчера с Родькой, как вы познакомились. Я с трудом могу тебя представить его ровесницей. Ты помнишь, как ты всех их напугала? – спрашивал он, не ожидая ответа. – Люди мирно отдыхают, а тут девчонка топиться решила.

– Я все помню, родной мой, – сказала она тихо, пытаясь сыну улыбнуться.

Денис заплакал, все еще держа ее за руку и глядя на доктора, вошедшего через секунду.

– Теперь, Дениска, все будет хорошо. Мама часа три-четыре поспит, а ты прогуляйся пока, подыши воздухом, потом вернешься. Ты не обижайся, ей сил набираться надо.

Денис, все еще хлюпая носом, вышел из палаты, потом из клиники. Он не знал, кому позвонить и к кому идти, ведь все были на похоронах. Приняв решение поехать в свою квартиру, он отправился на остановку маршрутки. Проветрив квартиру, открыв форточки, он проверил холодильник, вынув обед, приготовленный еще мамой, просроченные молочные продукты, вынес мусор и помыл посуду. « Бабушка вернется из поездки и переедет к Борису Романовичу. А где будем жить мы? Маме удобнее жить в доме, там и бабушка будет и Варвара. Здесь она будет совсем одна, пока я в школе», – думал он, набирая телефон Родиона.

– Родька, мама пришла в себя. Ты передай отцу, он, видимо, занят или телефон отключил. К ней можно приехать часа через три-четыре, так мне доктор сказал. Сейчас она спит, а я у себя дома.

– Дэн, будь на месте, я сейчас приеду, – ответил брат.

Родион приехал минут через сорок, но Денис не заметил, как быстро пролетело время. Он сидел в своей комнате на кровати и рассматривал альбом с семейными фотографиями. То, что он не помнил из своего такого недавнего детства, без сожаления пролистывал альбомные листы, а то, что память хранила, пытался вспомнить подробности. За этим занятием его и застал Родион.

– Как все прошло? – задал вопрос Денис, убирая альбом на полку.

– Как на похоронах, но без особых причитаний и слез. Потом поехали в квартиру бабушки, там уже хозяйничала Варвара. Короче, я тебе привез поминальный обед. Бабушку ты не знал, а значит, аппетит должен быть хорошим. Варвара сама собирала. Пошли на кухню, я тебе компанию составлю, а там и отец с дедом приедут.

Они вчетвером посетили Марину. Она минуту поговорила с матерью, сославшись на тяжелую смену, которая услышав голос дочери, успокоилась. Утром двадцать первого числа Борис Невский улетел назад в Германию, а ближе к обеду позвонила Милена, что развод состоялся и его адвокат в курсе. Двадцать второго прилетел доктор Фридман и назначил операцию на двадцать третье октября. Для Ильи и Дениса вновь наступили трудные сутки ожидания. Даже Родион ходил хмурый и молчаливый, а у Варвары валилось все из рук. Часы ожидания с утра двадцать третьего растянулись на сто пятьдесят минут тридцать секунд, когда из операционной вышел доктор Фридман.

– Все с вашей женой и мамой будет хорошо. Операция прошла без «сюрпризов», чего я опасался. Ее положат не в реанимацию, а в обычную палату, хотя и отдельную. Не волнуйтесь. После наркоза и терапии, она проспит до вечера, если не до утра. Удачи вам всем.

Отец и двое сыновей стояли, обнявшись в накинутых халатах в больничном коридоре, и каждый мысленно благодарил Бога и доктора Фридмана.

– Ребята, дождитесь, куда повезут и положат Марину, мне нужно уладить кое-какие дела, – сказал Илья, быстро направляясь в кабинет врача.

Они видели Марину не больше трех минут. Она пыталась, что-то сказать, но ее глаза закрывались, а голос был чуть слышен.

– Все в порядке, без паники, – сказал лечащий врач. – Она под действием обезболюющего препарата и просто засыпает, а сил, бороться со сном, нет. Через сутки все будет иначе. Вам самим нужно отдохнуть и прийти в себя. Завтра, после обхода, можете ее навестить.

– Я отвезу вас, парни, домой, а сам поеду на работу, – сказал Илья. – Готовьтесь с понедельника к школе, прогульщики.

В первый раз за неделю аппетит у ребят был отменный, и обед, приготовленный Варварой, был оценен по достоинству.

– Варвара Степановна, где в этом доме пылесос и все остальное для уборки? – спросил Денис. – Мы убирали квартиру по пятницам. Чего ты на меня уставился, как на привидение? – задал он вопрос Родиону. – Я привык свою комнату убирать сам. Да, представь себе, что пылесосить, вытирать пыль и мыть пол я умею. Обычно, мне хватает полчаса. У бабушки, на этот счет, есть две пословицы: « У нищих прислуг нет» и «Куда положишь, там и возьмешь». Мне нравится вторая. Я не спрашиваю, где что лежит, и не ищу, так как сам навожу порядок на столе и в шкафу. Маме это нравится, а если что не так, она никогда не перекладывает и всегда говорит: – « Это твое личное пространство, сын. Хочешь, живи в уюте и комфорте, а нет, живи в свинарнике. Выбор за тобой».

– Ты, Денис, знаешь кто? Подстрекатель! Вынуждаешь меня заниматься тем, чем я в принципе не должен заниматься.

– Если уборка квартиры преступления, то я согласен с твоим определением. Слово – то, какое нашел, грамотей. Настроение у меня сегодня хорошее, не буду я с тобой ссориться. Хочешь, научу труду уборщика? Могу провести наглядный урок. Не злись, я шучу.

Варвара, слушая разговор ребят, улыбалась. Она любила и знала Родиона, он вырос у нее на глазах, и не был мажором, как многие соседские дети. Рассудительный, самостоятельный Денис, по сути, мальчишка, которого она узнала совсем недавно, вызывал у нее не только симпатию, но и уважение. « Ребята привыкнут к присутствию друг друга и обязательно подружатся. Их объединяет спорт, а теперь еще и дом».

Марина Дунаева проспала до рассвета, а проснувшись, сразу вспомнила, где и почему она находиться. «С головой у меня полный порядок, – думала она, глядя в потолок, – провалов в памяти нет, а вот профессию, мне придется на время забыть, если не навсегда. Не будем думать о грустном. Пройдет время, займусь реабилитацией, а через годик проверим, на что я гожусь». Доктор пришел к ней за полчаса до обхода.

– Доброе утро, Марина Егоровна.

– А оно действительно доброе? – спросила она. – Как мои дела?

– Я у тебя сейчас буду кое-что спрашивать, а ты отвечай, а потом задашь свои вопросы. Я хочу, чтобы ты поняла ситуацию и не проявляла ненужного геройства, слушала меня и помогала. При взаимопонимании, мы с тобой быстро пойдем на поправку. Итак: ты помнишь, что случилось? Какое это было число и день недели?

– Суббота, семнадцатое октября. У меня закончилась смена, и я шла к машине во дворе. Потом ощутила сильный удар. Все.

– А что было месяц назад? Где ты работаешь и кем?

– Месяц назад я встретилась с отцом Дениса здесь в клинике. Не надо Ваших вопросов Евгений Борисович, я прекрасно все помню, у меня нет амнезии и провалов в памяти. Жаль, что могу потерять профессию. Какой из меня хирург в операционной за столом с таким позвоночником?

– Главное ты жива и в своем уме, подруга. Пройдешь долгую реабилитацию, а там решишь работать или детей рожать. Ты у нас, Дунаева, неделю. Скажу откровенно: я особо не надеялся на какой-нибудь положительный результат, тем более на такой исход. Одно мешало другому, – начал доктор рассказ с диагнозом и прогнозом, который длился минут пять-семь. – Вопросы есть?

– Кто меня оперировал?

– Профессор Фридман. Я консультировался с коллегами, потом вспомнил, кто из наших врачей сейчас в столице и обратился за советом и помощью. Его для тебя привез ни кто иной, как наш Воронцов. Будешь звонить, поблагодари мужика. А твои мужики, святая троица, с утра подпирают стены. Начинай уже питаться и общайся недолго, но часто. Я еще зайду, коллега.