С этим трудно было поспорить. Нога доставляла Хантеру неприятности и лишала его привычной уверенности с себе. Боль, хоть и не острая, преследовала его, особенно по ночам, а небольшая хромота так и осталась несмотря на длительное безделье вдали от армейских будней. К просьбе присоединилась и Венеция, объяснив ее тем, что ей будет не хватать общества и дружеского участия. Перед таким ласковым и настойчивым приемом полковник устоять не мог. Он остался, но с тяжелым сердцем, предвидя, какие минуты придется пережить миссис Маршал.

В том, что она влюблена в Бейли, сомнений не оставалось. Это было очевидно и причиняло Хантеру постоянные муки – легкомысленный, беспутный и неспособный на постоянство Роберт не заслуживал такого счастья. Что до Венеции, если она и страдала, то это можно было разглядеть только в минуты невольного одиночества. Конечно, ей не хватало Роберта, недоставало совместных прогулок, минутных встреч тет-а-тет и особенно – жарких ночей. Могло показаться, что их роман принадлежал другой жизни, а в этой – привычной и однообразной время – снова потекло чинно и мирно.

Из оставшихся в имении только леди Пембрук скучать не приходилось. Она уклончиво заявила, что ее любимый племянник должен вернуться через день или два, по крайней мере так он ей сказал. Именно поэтому никто не ждал от него писем, и тем больше удивилась Венеция, когда слуга передал ей конверт со знакомым почерком. К счастью, тетушки в этот момент не было в гостиной, и она со вспыхнувшим от радости лицом быстро спрятала драгоценное послание. Ей хотелось немедленно разорвать конверт, поцеловать каждую строчку, пробежать глазами, убедиться, что Роберт скучает и не забыл о ней в этой, пусть и недолгой разлуке!

Это было мучительное и сладостное ожидание. Найти повод, чтобы отлучиться, оказалось непросто – леди Пембрук попросила проследить, как идет подготовка гостевой комнаты, а потом помочь с корреспонденцией и собрать посылки для бедных. Только перед обедом, отправившись к себе переодеться, Венеция нашла свободную минуту. Она села на край кровати, развернула письмо и замерла в изумлении. Почерк был ей незнаком, и это заставило сердце сжаться от дурных предчувствий.

" Сударыня! – начиналось послание от неизвестной особы. – Я вынуждена прибегнуть к такому способу, как письмо, поскольку не имею возможности поговорить с вами лично. Надеюсь, вы простите меня за вольность, потому что нам суждено скоро (я очень на это надеюсь) стать сёстрами. Не в моих привычках придавать значение сплетням, но сейчас, накануне важного для меня события считаю своим долгом поговорить с вами по душам.

Дело, которое нам необходимо обсудить, касается меня и моего жениха. До меня дошли слухи о том, что вы состоите в близких отношениях с Робертом Бейли, если вы понимаете, о чем я. Мне не хочется в это верить и остается надеяться, что это просто злые сплетни.

Если же в дошедших до меня новостях есть хоть доля правды, прошу вас одуматься, пока еще не поздно. Наша с Робертом свадьба – дело решенное, да и при любом другом раскладе вам не на что надеяться, как замужней женщине. Буду вам очень признательна, если вы прекратите свои посягательства на того, кого я вскоре назову своим мужем. Надеюсь на ваш здравый смысл и жду момента, когда смогу лично засвидетельствовать нежную дружбу моей будущей сестре.

Всегда ваша и т. д. Габриэль О."

Закончив чтение, Венеция почувствовала, что ей не хватает воздуха. У Роберта есть невеста?! Он собирался жениться, притом в ближайшее время и ничего не сказал! По-видимому, кратковременный роман в Пембрук-холле был для кузена очередной интрижкой и средством от скуки. Совершенно раздавленная, убитая новостью, Венеция долго не могла совладать с собой. Ее сотрясали слезы обиды и гнева, но даже будучи обманутой, миссис Маршал сердилась только на себя. Не нужно было уступать Роберту, разве он сам не говорил ей об этом?

Оставаться в доме в таком состоянии души было совершенно невозможно. Надев шляпку, Венеция передала со слугами, что пойдет прогуляться и выбрала самую дальнюю, окольную тропинку парка. Ничего не замечая, она брела между тенистыми деревьями и вспоминала прошлое. Всего десять дней назад они катались здесь втроем, осматривая Пембрук-парк. Роберт был таким жизнерадостным, таким беззаботным. Больше они никогда не смогут быть так близки, а сама Венеция – счастлива. Ей казалось. что отныне жизнь превратится в бесконечную, унылую череду дней и все равно, будет она жить у тетушки или вернется к мужу.

Пребывая в глубокой задумчивости, она не сразу заметила знакомый силуэт. Хантер прихрамывая и опираясь на трость, ускорил шаг и перехватил ее до того, как удалось скрыться за резной калиткой.

– Полковник… Я вас не заметила, – она спешно вытерла слезы, но было поздно, внимательные глаза все заметили.

– Вы расстроены? – с легкой хрипотцой проговорил он. Голос не слушался и волнение никак не удавалось унять. – Если мое общество будет вам в тягость…

– Нет, не уходите! Вам я могу довериться! – Венецию охватило страстное желание излить душу. – Вы правы. Я огорчена, опечалена и даже больше, буду честной, я глубоко несчастна!

– Может быть нам лучше присесть? – Хантер подставил локоть и они зашагали в сторону небольшой рощицы.

Здесь, выбрав поваленное дерево, можно было сесть и спокойно поговорить вдали от всех жителей Пембрука.

– Я догадываюсь, что произошло. Это из-за новостей, связанных с вашим кузеном? – в ответ Венеция подняла полные слез глаза и кивнула, а полковник продолжил выполнять свою тяжкую миссию. – Признаться, я был удивлен его скрытности, но в ней не было злого умысла, в этом я уверен.

– Не было? – она улыбнулась, и улыбка вышла горькой.

– Случается, что обстоятельства загоняют человека в угол, связывают цепями по рукам и ногам. А потом, встретив кого-то, кто отбирает твое сердце и делает счастливым, так просто забыть… не думать о своих оковах. Но ведь мы живем не в сказке, – он взял ее руку и крепко сжал, гладя в глаза. – Приходит момент, когда надо понять – эти цепи разорвать невозможно.

– Вы говорите о его долгах? Она ведь богата, верно? Молода, хороша собой.

– Я ничего об этом не знаю. В одном уверен – никогда мне не доводилось видеть Бейли таким счастливым, как в последние две недели.

Выступать посредником, защищая Роберта было неимоверно тяжело, но Хантер был уверен – это облегчит сердце Венеции. Она не должна думать, что ею пренебрегли, использовали, как забаву.

– Почему в мире так мало людей, похожих на вас? – с чувством проговорила она, пожимая его руку, но полковник только нахмурился и на его высоком лбу пролегла морщинка.

– Вы очень бледны, наверное, будет лучше прилечь и попросить принести для вас лекарство.

– Нет, я не хочу возвращаться! Я могу сказать вам правду – больше я не останусь в этом доме, как бы тепло не принимала меня леди Пембрук. Будет лучше, если я уеду как можно скорее, пока Роберт… пока мой кузен с невестой не вернулись.

– Куда же вы поедете?

– К мужу. Другого выхода у меня нет, и поверьте мое положение не станет хуже, чем теперь!

– К этому мерзавцу?! – полковник потерял самообладание. – Ни в коем случае, вы не должны и секунды об этом думать! Миссис Маршал, я не имею права вмешиваться, но буду чувствовать себя причастным к вашему несчастью. Что мне сделать, чтобы вы остались? Если хотите… я использую все свое влияние, чтобы Бейли не задержался в Пембрук-холле больше чем на два-три дня. Вам не придется дольше терпеть наше присутствие. Три дня – всего три обеда за одним столом, а после вы сможете безопасно и спокойно остаться рядом с леди Пембрук!

Слова, сказанные с таким чувством, не могли оставить Венецию равнодушной. Она снова вспомнила намеки тетки и подумала, что в них было куда больше правды, чем казалось на первый взгляд. Никаким дружеским участием нельзя было объяснить подобные переживания и заботу, и какое золотое сердце было у Хантера!

– Хорошо, – слабо улыбнулась Венеция. – Я постараюсь следовать вашим советам. А теперь, может быть, все-таки пройдемся? Мне не хватает движения!

Полковник с готовностью согласился. Они побрели дальше по парку, почти не разговаривая, но теперь миссис Маршал не плакала. Она погрузилась в тихую, глубокую печаль и провожатому не оставалось ничего другого, как молча сочувствовать ей всем сердцем. И пока друг беспутного графа думал о том, за ее защитить, сама Венеция все больше склонялась к тому, что Роберт вопреки обещанию не приедет в имение. Он сам не сможет терпеть муки общения, теперь, когда они стали больше, чем чужими! Она также надеялась, что не будет получать от него писем, а ко дню приезда молодоженов найдет повод, чтобы покинуть гостеприимное теткино имение.

Даже сейчас бедняжка оправдывала Роберта, не представляя какое за этим последует разочарование! Сидя вечером у камина, Венеция узнала от тетки худшее – пришло коротенькое письмо от кузена, в котором сообщалось о его возвращении и были сделаны намеки относительно одной важной для него особы. Леди Пембрук попеняла ему за такую отсрочку, но милостиво простила еще до состоявшейся встречи. Что касается Венеции, она больше не могла справиться с собой и ее уговорили прилечь, чтобы вскоре засыпать заботами и попытками вылечить тяжелую мигрень.

Всю ночь Венеция металась в постели, то рыдая, то чувствуя опустошение. Только к утру после короткого сна она смогла смириться со случившимся, простить и даже оправдать Роберта – ведь даже Хантер не видел в его поступке злого умысла! Надо было как-то жить дальше, а для приветливых родственных отношений у компаньонки леди Пембрук должно хватить сил! Она с особой тщательностью одевать и причесалась, сняла и спрятала подарок Роберта, а спустившись к завтраку, выглядела почти такой же как всегда. «Всего три дня» – эти слова звучали у нее в ушах и наполняли надеждой скорого избавления от иллюзий, вчерашней любви и несбыточных надежд.