– Это аптекарь, доктор Капезиус. Откуда ты его знаешь?

Она объяснила, что они познакомились в Румынии. Но эсэсовец вытолкал ее обратно в толпу^[155].

Иногда Капезиус решал, кому из супругов сохранить жизнь. Доктор Лайос Шлингер, родом из Клаузенбурга, знал Капезиуса с 1939 года, когда тот был представителем Bayer; они общались и в светских кругах. Шлингер был среди последних депортированных из Клаузенбурга.

– Нас было двенадцать, все врачи, с нами приехала вся больница гетто, – вспоминал он^[156].

Когда в июне поезд приехал, их вагон несколько часов простоял закрытым, пока выпускали людей из других. Около четырех утра вагон открыли. Шлингер вспоминал: «Нас грубо вытаскивали из вагона. Это было безумие, потому что с нами были пациенты, человек 200–300, многие в критическом состоянии и не могли даже стоять. <…> Больные лежали или сидели на земле. Женщины рыдали, дети кричали. Это было ужасно»^[157].

Тогда Шлингер и увидел Капезиуса. Он подбежал к аптекарю и спросил, где они.

– В центральной Германии.

Шлингер, заметивший указатели на славянском языке, ему не поверил.

– Что с нами будет?

– Все будет хорошо, – уверил его Капезиус.

Шлингер сказал, что его жене плохо.

– Ей плохо? – переспросил Капезиус. – Тогда пусть идет туда, – он указал на группу больных.

Семнадцатилетняя дочь Шлингера повела мать к другим больным.

– Я больше никогда не увидел ни жену, ни дочь, – рассказал Шлингер^[158].

Мало кто из евреев, прибывших весной 1944 года, знал Капезиуса лучше, чем текстильный мануфактурщик из Клаузенбурга Йозеф Глюк. Его привезли в Освенцим вместе с 2800 евреями 11 июня. Глюк был тем самым бизнесменом, который пожаловался Farben на задержку красителя, необходимого для продолжения работы на фабрике. Капезиус приехал к нему и лично разобрался с проблемой, после чего поддерживал контакт с Глюком, чтобы быть уверенным в удовлетворении клиента. Они не виделись два года, прежде чем их пути пересеклись на освенцимской платформе.

С Глюком были жена, 2-летние близнецы, мать, свояченица и ее двое детей. Так получилось, что в одном вагоне с Глюком оказались Альберт Эренфельд и Вильгельм Шуль, бывшие клиенты Капезиуса, с которыми у него были особенно хорошие отношения^[159]. Глюк, Эренфельд и Шуль держались вместе.

– Мы оказались перед одним из эсэсовских офицеров, – вспоминал Глюк. – Он распределял прибывших по сторонам. К моему удивлению, я узнал этого офицера! Это был доктор Капезиус. Мимо него мы прошли вместе с Шулем и Эренфельдом. И все сразу его узнали. Сначала подумали, что это подарок судьбы^[160].

Хотя на платформе были и другие офицеры, Глюк видел, что «только Капезиус решал, кому идти направо, а кому налево».

Первым перед Капезиусом оказался 54-летний Шуль. По выражению лица аптекаря они решили, что он их узнал, но признаков этого не подавал. До того, как Шуль добрался до Капезиуса, доктор никому не говорил ни слова, только указывал, в какую сторону идти. Но знакомым мужчинам он решил задать вопрос:

– Любишь работать? – спросил он Шуля по-немецки.

– Я больше не могу работать, – ответил Шуль. – Я слишком стар.

Капезиус махнул налево.

Следующим был Эренфельд. Капезиус спросил, уже по-венгерски:

– И ты тоже здесь? Любишь работать?

– Да, – ответил Эренфельд.

Капезиус указал направо.

Подошел Глюк. Капезиус спросил, снова по-венгерски:

– Любишь работать?

– Да.

Глюк вспоминал:

– Это все, что сказал Капезиус. И отправил меня направо^[161].

Глюк и Эренфельд присоединились к группе из 130 мужчин (из 2800 привезенных жизнь сохранили только 350).

После отбора мужчин наступала очередь женщин. Хотя Капезиус отправил жену и свояченицу Глюка направо, они больше не увиделись. Маленьких детей Глюка немедленно отправили на смерть.

– Я понятия не имел, куда мы идем, – рассказывал Глюк.

Хладнокровие Капезиуса на отборе удивило Яна Сикорского; помощник аптекаря рассказывал, что начальник относился к нему «как к человеку». Такое поведение на платформе, подумал Сикорский, просто показывало, что Капезиус был «кем-то вроде Джекилла и Хайда»^[162]. Сикорский был капо и, между прочим, единственным, кто положительно отзывался о Капезиусе. Но для тех, кому аптекарь махал рукой на платформе, он был просто Хайдом.

Адриана Краус, которую Капезиус разлучил с семьей, сохранив ей жизнь, была отправлена в душевую с сотнями других женщин.

– Нас всех побрили… и голых выстроили в шеренгу, а доктор Капезиус прошелся вдоль. Я стояла рядом с фрау Штарк, старой женщиной, которая тоже давно знала доктора Капезиуса. Она заговорила с ним, спросила: «Доктор, что с нами будет?», или что-то такое, точно не помню. Он толкнул ее так, что она упала на скользкий пол. Больше я доктора Капезиуса никогда не видела^[163].

Элла Бём увидела «дядю-аптекаря», когда он пришел в ее блок^[164]. Она пыталась скрыть живот беременной девушки с помощью соломы.

– Он палкой оттолкнул меня от беременной. Больше я никогда ее не видела^[165].

Текстильный мануфактурщик Йозеф Глюк видел Капезиуса «довольно часто», как правило, в компании доктора Менгеле, они «проводили отбор в лагере». Однажды Капезиус, Менгеле и два других офицера пришли в печально известный блок № 11. Там в основном жили еврейские подростки 16–18 лет.

– Вероятно, ребята почувствовали, что сейчас будет, и разбежались во все стороны, – вспоминал Глюк. – Потом эсэсовцы с собаками все же их собрали. Это было в еврейский праздник. Два дня спустя за мальчиками приехали машины и увезли их в газовые камеры. И все со смехом. Наверное, их забавляло, как дети рыдали и звали мам. Схватили и 16-летнего племянника Глюка. До того, как эсэсовцы его утащили, он порезал руку и кровью написал на стене барака: «Андреас Раппапорт, прожил 16 лет»^[166].

Глюк стал свидетелем того, как 6 августа СС ликвидировали «цыганский лагерь», отправив 3 тыс. женщин, детей и стариков в газовые камеры. Главными по сортировке, по словам Глюка, снова были Менгеле и Капезиус^[167]. Той осенью, когда Глюк чинил водные трубы в женском лагере, Менгеле и Капезиус снова пришли делать отбор.

– Они отправили в газовые камеры 85 женщин, [в том числе] мою жену^[168].

Магда Сабо, румынская еврейка, привезенная в Освенцим с семьей в мае 1944 года, хорошо описала Капезиуса, которого знали простые заключенные. Проходя мимо группы эсэсовцев, она услышала, что один из них говорил по-венгерски. Вскоре она узнала, кто это был.

– Лицо доктора Капезиуса сложно забыть, – вспоминала она после войны. – Он не был похож на остальных немцев^[169].

Сабо поместили в блок № 27 компаунда С, из которого постоянно увозили больных и слабых в газовые камеры. Отбором также занимались Менгеле и Капезиус. «Всегда одно и то же», – вспоминала она. Сабо перевели на кухню, где она с другими заключенными готовила «противный <…> суп с лагерным вкусом» из большого количества воды, крох картошки, муки и «чуть-чуть маргарина». Однажды у кого-то из заключенных нашли несколько кусочков маргарина. Капезиуса отправили с этим разобраться. Он приказал заключенным взять камни с улицы и прыгать с камнями в руках, назвав это «упражнением»; прыгать было приказано, пока не выдохнутся^[170].

– Я – Капезиус из Трансильвании, – кричал он заключенным. – Считайте, что это знакомство с дьяволом^[171].

Глава 8. «Яд Bayer»

Поскольку эсэсовские врачи считали себя профессиональной элитой, следовало бы ожидать, что простой аптекарь вроде Капезиуса будет рассматриваться не так высоко. В таком случае от него не станут ожидать активного участия в безумных экспериментах над людьми. Но у Капезиуса была особая квалификация, которая дорогого стоила, а именно работа на Farben/Bayer. Компании достигли дьявольского зенита в Освенциме. Все лагерные врачи были им обязаны: именно компании Farben и Bayer спонсировали многие медицинские эксперименты, так что лагерь по сути превратился в огромную человеческую лабораторию.

Доктор Гельмут Феттер, гауптштурмфюрер СС и давний сотрудник компании, следил за программами утилизации заключенных для тестирования медицинских препаратов. Некоторые директора Farben уже подозревали, что будущее компании не в области химикатов, а в развивающейся сфере современной фармацевтики. Эсэсовский врач Вальдемар Ховен дал показания после войны: «Эксперименты в концентрационных лагерях, проводимые IG [Farben], проводились только в интересах IG, которые заключались в эффективности работы. <…> Инициатива проведения экспериментов в концентрационных лагерях принадлежала не СС, а IG.»^[172].

СС разумеется не просто брали заключенных на эксперименты, спонсируемые Farben. Компания покупала людей в качестве подопытных кроликов так же, как и платила эсэсовцам за рабский труд заключенных в Моновице. Как-то Bayer торговалась с комендантом Освенцима за стоимость 150 женщин, которые требовались для тестирования «нового снотворного препарата». СС хотели получить 200 рейхсмарок (около 80 долларов) за каждого заключенного, а Bayer считала, что это «слишком дорого»; компания предложила 170 рейхсмарок, на что СС согласились. «Просим подготовить 150 женщин, как можно более здоровых», – писал один из директоров Bayer в меморандуме, подтверждающем покупку.

Получив женщин, Bayer написала СС: «Несмотря на истощенное состояние, заключенные были признаны удовлетворительными. Будем держать вас в курсе событий относительно развития экспериментов». Несколько недель спустя директор Bayer отправил СС меморандум, невероятно похожий на те, после которых эксперименты в концлагере прекращались. «Эксперименты окончены. Все подопытные умерли. Скоро свяжемся с вами насчет новой поставки».

Но были и другие эксперименты; документы Farben в жутких деталях описывают провалившуюся программу «3582» – непроверенный препарат, предназначенный для лечения тифа. Эсэсовские врачи брали по 50 подопытных за раз, заражали их тифом, а затем приступали к экспериментальному «лечению». Побочные эффекты разнились от волдырей во рту до истощения и неконтролируемой диареи и тошноты. Пару месяцев (и три ужасных фазы) спустя, в 1943 году, погибло около 55 % испытуемых. Примерно столько же выживало без лечения. Farben решила начать все с начала и создать новую формулу медикамента. Тем временем заключенных, поборовших тиф, отправляли в газовые камеры, с целью предотвратить заражение еще большего количества людей.

Группа женщин погибла в результате чего-то, описанного как «эксперименты с неизвестными гормональными препаратами». Целый блок № 20 заразили туберкулезом и попытались вылечить неизвестным препаратом компании Bayer, но все погибли^[173]. В одном из экспериментов доктор Феттер протестировал антибактериальные медикаменты все того же производителя, вколов в легкие сотен женщин стрептококк. Все испытуемые умерли медленной и мучительной смертью от отека легких. Феттер представил отчет о неудавшемся лечении Вермахтской медицинской академии^[174].

Менгеле, вне сомнений, был главным энтузиастом-экспериментатором в лагере; он использовал непроверенные медикаменты Farben