И было у Джеффри и у Бетти ещё кое-что важное и особенное, что из всех Пендервиков связывало только их двоих, притом связывало так, что крепче некуда: музыка. Джеффри – сам талантливый музыкант, который готовился посвятить музыке всю свою жизнь, – первым заметил, что и у Бетти есть способности к музыке, первым начал учить её играть на фортепиано, первым поверил в то, что и она станет когда-нибудь таким же блестящим и увлечённым музыкантом, как он сам. И Бетти мечтала о том же.

Джеффри приезжает! Как же давно его не было, несколько недель. Он учится в школе-интернате в Бостоне, но в эту субботу он наконец сядет за руль своей маленькой чёрной машинки и приедет, и они с Бетти будут играть на пианино в четыре руки и разговаривать о музыке – конечно, не всё время, а сколько получится, потому что он ведь захочет общаться и со всеми остальными Пендервиками. Особенно со Скай. Все Пендервики любят Джеффри, но Скай – его самый лучший друг.

Надо отпраздновать приезд Джеффри сейчас же! Значит, нужна музыка.

На столе у Бетти стоял старомодный проигрыватель, Ианта купила его на гаражной распродаже несколько лет назад специально для Бетти. И это теперь была одна из главных Беттиных ценностей – и сам проигрыватель, и коллекция подержанных пластинок к нему, которая постоянно росла. У неё уже было много классики, много мюзиклов – Бетти обожала мюзиклы – и целая сокровищница из дисков Фрэнка Синатры, Лины Хорн и Джуди Гарленд^[7] – эти диски Джеффри отыскал на чердаке в доме у своей мамы и переправил Бетти. А иногда он посылал ей интересные музыкальные альбомы, которые ему попадались в бостонских магазинчиках, где продаются старые виниловые пластинки, – а ему попадались и Джонни Кэш^[8], и Джони Митчелл^[9], и «Битлз»^[10]. И много «Мотауна»^[11]. Джеффри обещал, что, когда Бетти исполнится двенадцать, они всерьёз займутся историей рок-н-ролла, а в четырнадцать перейдут к джазу. Пока же её задача – слушать и всё в себя впитывать.

А что она выберет сегодня? Бетти быстро пролистала свои любимые музыкальные альбомы. Вот что: Марвин Гэй^[12] и самое-самое лучшее у Марвина – «До меня дошли слухи»^[13]. Она вытряхнула пластинку из конверта и, установив её на вертушку, осторожно поднесла иглу звукоснимателя к нужной бороздке. Раздались первые аккорды – ритм – звуки бубна, и Бетти, вместе с Фантиком и Гибсоном, закружилась по комнате, напрочь забыв про сурков и заодно про ненаписанный отчёт.

Глава четвёртая
За радугой

По утрам в пятницу, ещё до того, как мисс Роу, глядя в свою ужасную таблицу чтения, заводила долгий разговор об отчётах, Бетти и остальные пятиклассники начальной школы «Лесная» отправлялись в актовый зал на хоровое пение. И они бы, наверное, радовались возможности отвлечься хоть ненадолго от обычной школьной рутины, не будь их учитель пения таким надутым занудой. Бетти давно уже заподозрила, что мистер Радкин просто ничего не понимает в музыке. А Кейко вообще говорила, что ему бы енотов учить, а не детей.

Поэтому, когда сегодня утром пронёсся слух, что мистера Радкина не будет, пятиклассники очень оживились. Пока их вереница тянулась по коридору в актовый зал, до ушей Бетти и Кейко долетело несколько возможных объяснений. Самое злорадное – что мистер Радкин умер от скуки, в которую он же себя и вогнал. А самое неправдоподобное – что он уехал жениться на рок-звезде.

– А Генри сказал, что мистер Радкин в розыске и скрывается от ФБР, – сообщила Кейко, когда они с Бетти поднимались на сцену.

– Ну, Генри у нас вообще.

Так оно и было: весь класс знал, что Генри вообще, то есть любит преувеличивать. Но сейчас Бетти очень хотелось, чтобы вот это про ФБР оказалось правдой. Может, тогда мистер Радкин денется куда-нибудь насовсем. Всё-таки начальная школа «Лесная» – не самое лучшее место, чтобы укрываться от федеральных расследователей.

Пятиклассники уже всей толпой устремились на хоровой станок. Мистер Радкин никогда не удосуживался расставить их в каком-нибудь порядке, поэтому уроки пения всегда начинались с неразберихи: хористы проталкивались кто куда, каждый стремился поближе к друзьям, подальше от врагов. Бетти и Кейко всегда становились рядом, желательно позади кого-нибудь, кто повыше ростом, чтобы мистер Радкин их меньше видел. Сегодня они выбрали местечко в четвёртом ряду, прямо за братьями Вайз, близнецами-баскетболистами, но почти сразу об этом пожалели, потому что в зал вошёл директор, и мистера Радкина с ним не было – зато была маленькая женщина с копной волнистых седых волос и в больших внушительных очках. Чтобы получше её разглядеть, Бетти отклонилась в одну сторону, а Кейко в другую.

– Как думаешь, кто она такая? – спросила Кейко.

Директор поднял руку – в «Лесной» этот жест означает «Тишина!», в ответ каждый ученик должен замолчать и тоже поднять руку. Женщина с волнистой копной руку не подняла, и Бетти ещё чуточку ободрилась. Мистер Радкин часто простаивал по пол-урока с поднятой рукой, так что до пения дело почти не доходило.

– Доброе утро, дети! – сказал директор. – Опустили руки. К сожалению, я должен вам сообщить, что мистер Радкин по состоянию здоровья не сможет вести у вас занятия до конца года.

Из группки мальчиков, среди которых был и Генри, имеющий доступ к информации ФБР, опять вскинулась вверх рука. Но на этот раз она явно означала не «Тишина!», а «Можно спросить?».

– Ва́судев, – шёпотом сообщила Кейко, хотя Бетти и так знала, что это Васудев: они же учились в одном классе. У Кейко на примете было сразу несколько мальчиков, а именно: Генри, Васудев, один шестиклассник по имени Эрик и один актёр по имени Райан, кинозвезда. Она пока была не готова взять и в кого-то из них прямо влюбиться, но считала, что лучше заранее присмотреться и наметить достойнейшего – на случай если в какой-то момент ей срочно понадобится отдать кому-нибудь своё сердце.

– Спрашивай, – кивнул директор Васудеву.

– А какое у него состояние здоровья?

– Не волнуйся, угрозы для жизни нет. И главное, это тебя совершенно не касается. – Директор потёр лоб, что в присутствии пятиклассников делал довольно часто. – Но, к счастью, мы уже нашли замену. Поприветствуем миссис Грюнфельд, которая согласилась нас выручить, и поблагодарим её аплодисментами.

Когда окончательно стало понятно, что мистера Радкина точно не будет, класс взорвался такими аплодисментами, что директор вынужден был снова поднять руку: тишина. После чего, перечислив несколько страшных последствий, которые неминуемо постигнут каждого, кто будет плохо себя вести, он быстро ушёл, а пятиклассники остались с миссис Грюнфельд.

– В учебном плане у мистера Радкина стоит песня «О Шенандоа», – сказала она. – С неё и начнём. – Она достала из кармана камертон, очень похожий на свисток, и дунула. – Вот с этой ноты. И – раз, и – два, и – три…

Честно говоря, «О Шенандоа» в исполнении пятиклассников и раньше звучала так себе: видимо, ни мистер Радкин, ни его ученики так и не прониклись обаянием этой старинной баллады^[14]. Но сегодня она звучала просто жутко. Бетти понимала, в чём тут дело: несколько мальчиков специально фальшивили. Такое бывало и прежде – а так как мистер Радкин ни разу не смог выяснить, кто именно издаёт эти гадкие звуки, всем приходилось стоять по пол-урока с поднятыми руками.

Пятиклассники кое-как добрались до конца второй строки, до «спешу к тебе я», когда миссис Грюнфельд вдруг резко провела ребром ладони поперёк горла.

– Хватит, – сказала она негромко, но почему-то все сразу умолкли, даже фальшивые певуны, на которых смотрела в этот момент миссис Грюнфельд. – Ты, ты, ты и ты, – поочерёдно указала она на мальчиков, – перейдите в первый ряд. Пока все будут петь, вы будете стоять молча. Я разрешу вам петь вместе со всеми, только когда вы сами об этом попросите. Заметьте, я сказала не если попросите, а когда. И я думаю, что первым обратится ко мне с этой просьбой молодой человек по фамилии…

– Ловенталь, – сказал Генри, потому что взгляд учительницы был совершенно определённо направлен на него. Кажется, Генри всё ещё не мог поверить, что их вычислили.

– Хорошо. Остальным тоже придётся встать по-другому. Кто умеет петь так, чтобы окрестных собак не хватил родимчик, переходят на левую сторону. Кто считает, что поёт даже чуть лучше, – на правую. Заодно те, кто повыше ростом, передвинутся назад, а кто пониже – вперёд, тогда я смогу видеть и ваши лица.

Спустя ещё несколько минут хихиканья и толкотни пятиклассники наконец разобрались, кому где стоять с учётом роста и предполагаемых певческих талантов. Бетти и Кейко переместились подальше вправо и спустились во второй ряд, потому что с ростом у Бетти было пока что очень скромно, а у Кейко ещё скромнее. К огорчению Кейко, многие мальчики перебрались на левую половину хорового станка – возможно, надеялись, что их будут проверять на собаках.

– Попробуем ещё раз, – сказала миссис Грюнфельд. – Только, пожалуйста, распрямитесь. Когда вы стоите все ссутуленные, как сборище малолетних преступников, ваши лёгкие не могут работать.

Пятиклассники распрямились и вместо сборища малолетних преступников стали похожи на скопище телеграфных столбов.

О Шенандоа,
К тебе спешу я
Через стремнину.
О Шенандоа,
К тебе спешу я,
Борясь с волнами
Полноводной Миссури.

На этот раз никто специально не фальшивил, и Бетти даже подумала, что Пса, во всяком случае, родимчик бы не хватил. Интересная учительница… а дальше что она будет делать?

– Теперь вот эти четыре девочки в конце второго ряда – пожалуйста, отдельно. Спойте то же самое ещё раз.

В конце второго ряда стояли Кейко и Бетти, а рядом Мелл и Абби из параллельного класса. Девочки растерянно переглянулись: ни одной из них не нравилось быть центром внимания. И меньше всех это нравилось Бетти. Она согнула ноги в коленях, чтобы стать пониже ростом, и тряхнула головой, чтобы волосы упали на лицо.

– Начинаем. – Миссис Грюнфельд снова дунула в свисток-камертон.

Девочки пропели целых два куплета, до того как учительница их прервала. Они молча ждали вердикта, но, к огромному их облегчению, ничего ужасного не последовало. Миссис Грюнфельд только улыбнулась и сказала:

– Спасибо, девочки. И, пожалуй, рек на сегодня достаточно. А ещё над какими песнями вы работали? – Она заглянула в лежавший на пюпитре список. – «Над Потомаком тишина»… «Песня бурлаков на Волге»… «Река Суони»… Что-то у вас тут одни реки.

– Мистер Радкин сказал, что пусть песни учат нас хотя бы географии, – охотно объяснил ей кто-то из первого ряда.

– И как, сильно вы продвинулись в географии? Нет?.. Я так и думала. Тогда переключаемся с водоёмов на песню, которая вас совершенно ничему не научит.

И дальше время понеслось быстро. Первая – восхитительно глупая – песенка, которую они пели, называлась «Это любовь»^[15]. Потом «Твист и крик»^[16] – миссис Грюнфельд даже показала им, как танцевать твист, и объяснила, что иногда музыка неотделима от танца – и «Твист и крик» как раз хороший тому пример. Мальчики из первого ряда, которым было запрещено петь, давно раскаялись в своей глупости и отбивали ритм ногами. А в конце занятия, когда хор пятиклассников под руководством миссис Грюнфельд исполнял «Я еду в Рио»^[17], довольная четвёрка уже распевала вместе со всеми. И да, именно Генри Ловенталь первым вежливо спросил миссис Грюнфельд, можно ли им уже присоединиться к остальным.

Когда ручеёк пятиклассников потёк из актового зала, настроение у всех было совсем не такое, как утром, до пения. Все были в восторге от новой учительницы. Одна девочка, правда, пожаловалась, что «твист – это же танец бабушек-дедушек», но Васудев спросил её: «Хочешь, чтобы мистер Радкин вернулся?» – и на этом жалобы закончились.

Бетти продолжала ломать голову над тем, почему учительница попросила её, Кейко, Мелл и Абби спеть вчетвером.