Глазами надзирателя (страница 5)
Он ни на кого не нападал и никого не оскорблял, но это все равно было неуместно, и девушка попыталась оттолкнуть его. Остальные замерли, не до конца понимая, что делать в такой ситуации.
– Давай, Микки, – сказал я, – иди в душ.
Мы говорили с ним довольно ласково – «милый», «дорогой», – но в конце концов его туда загнали.
Поскольку заключенные в этом крыле опасны, занавеска для душа закрывает только половину тела. Нужно видеть их, чтобы говорить с ними и вовремя понять, если они что-то задумали. Дежурная совершила классическую ошибку.
– За что тебя посадили? – спросила она.
Никогда не стоит спрашивать заключенного об этом, если только не заполняешь бумаги.
– Я отрубил руку одному старику, – сказал он.
– Что ты сделал?
– Я отрезал руку какому-то старикану, милая.
– Выходит, ты просто отвратительный?
Кеннеди посмотрел на меня.
– Мистер С., – спросил он, – что значит «отвратительный»?
– Что ты ужасный ублюдок, Микки, – сказал я, и он взорвался.
Он выскочил из душа, совершенно голый, и двинулся на нее. В конце концов я удержал его, но два человека получили небольшие травмы.
Этого парня трудно было уложить на пол, особенно когда он был скользким и мокрым, а его пенис болтался туда-сюда. Мысль об этом забавляет меня сейчас, но было совсем не смешно тогда, тем более что девица, которая оскорбила его, быстро свалила, не нажав на кнопку тревоги – в начале любого происшествия нужно сделать это, чтобы другие сотрудники знали, что что-то случилось, и к вам поспешила подмога. Вместо нее это сделала одна из офицерш. Прибыли новые сотрудники, и парень вернулся за решетку.
Он плохо себя вел уже две недели. Чего он хотел этим добиться?
Вернуться в тюрьму «Ливерпуль», но мы знали, что этого не произойдет. Ни одна тюрьма не станет забирать плохих мальчиков из изолятора, если этого можно не делать. «У нас тут Майкл Кеннеди отказывается от личной гигиены, напал на персонал…» – он никуда отсюда не денется, не так ли? Вы бы рады избавиться от него, но таких преступников никогда не переводят.
Поведение этого придурка стало хуже после того случая в душе. Однажды я поспешил на вызов – у всех в камерах есть кнопки вызова на крайний случай (понятное дело, не для вызова горничной). Сигнал поступил не от Кеннеди, но, проходя мимо его камеры, я почувствовал запах дыма. Я заглянул внутрь и увидел, что там бушевал огонь.
Пламя было невысоким, но пол уже казался оранжевым. Под ложечкой засосало от страха, я прокричал предупреждение и достал шланг. Дверь была раскалена докрасна, от нее шел пар. Взломав засов, я лег на пол и несколько минут обдавал камеру водой. Кеннеди тоже лежал на полу, его торс тлел. Дым был едким и, кажется, заполнил все. Люди кашляли и задыхались. Кто-то помог мне вытащить преступника в коридор, где, не обращая внимания на сильные ожоги, мы перевернули Майкла, и я начал делать искусственное дыхание, сердечно-легочную реанимацию.
Когда я начал нажимать ему на грудную клетку, изо рта у него повалил дым – вот что я запомнил ярче всего. Дым вырывался из глотки, и я не мог не вдохнуть его тоже. Но я продолжал откачивать его, пока не прибежали медсестры и не воткнули ему в горло трубку. Как только скорая увезла его, кто-то приготовил нам чай. Я все еще кашлял, меня тошнило. Один офицер побелел, чувствуя тошноту, и начальник тюрьмы отпустил его передохнуть. Справедливо. Как Кеннеди устроил все это? Кто знает. Тогда зэки могли курить в своих камерах, но прикуривали для них сигареты мы, потому что зажигалок им иметь не разрешалось.