Признание в любви (страница 6)

Страница 6

В дальней комнате, слышал, занимались гирями, вместо шахмат пошёл туда. Решил проверить себя, раньше и этим баловался. Размял плечи, поклонился двухпудовке, выжал, держа ручкой вниз, несколько раз. Улыбнулся. Когда молодой, то улыбаешься сам по себе, независимо ни от чего, просто так, потому что – молодой. В книге Виктора Кина с подходящим для меня названием «По ту сторону» оптимистическое начало: «Он смотрел на мир со спокойной улыбкой человека, поднимающего три пуда одной рукой». Я тоже подниму три пуда. И также смотрю на мир, только причина улыбки другая – появилась Ирина… «по ту сторону». Кто там был, только ахнули. Ёлки-палки, вдруг ей расскажут. Что подумает, здесь-то я ни с кем не соревнуюсь. Разве что с собой, со стороны это не заметно, по крайней мере, сразу.

Успел сесть за шахматы, вдохновение даёт о себе знать, разгромил тёзку. – Ты сегодня в ударе. – Меня хотели. – Кто посмел замахнуться? После работы он тянет в рюмочную: «Отыграюсь «вслепую», ребята ждут». Непривычно, но желания нет: «Сегодня без меня». Действительно, некуда откладывать дела, к тому же… у Иры вечером машинное время.

Недавно был Сергей или давно? Однообразие делает время плоским, не за что зацепиться. Юбилей Адика отметили на работе, в институте, но после рабочего дня. На продолжение зовёт меня домой. Поблагодарил: «Спасибо» – скорее всего она там будет, может не стоит идти, не выкинули ли опять чего-нибудь?

Он открывает дверь настежь, поправляет галстук, выглядывает и удивляется. – Ты один? – А с кем приглашал? Он не знает, из-за кого на самом деле я пришёл, да, вообще-то, я и сам толком не знаю.

– У тебя есть с кем. – Думаешь Иветта? – «Огласите весь список».

По обыкновению, Адик не преминул добавить цитату, в данном случае из фильма «Операция «Ы»». Там проштрафившихся алкоголиков отправляют на работу, называя поочерёдно куда. Один из бывалых и просит «огласить весь список». Не знаю, насколько я бывалый, свои пристрастия не афиширую, скорее прячу, но сотрудники норовят вычислить мои предпочтения.

– Иветта – слишком лёгкая.

– Сделаешь у себя «дом лёгкого поведения».

– Я имел ввиду ту, с которой видел тебя не где-нибудь, а в гостинице «Европейская», тоже, между прочим, за кофе. Такая возвышенная.

– Углядел, она высоко летает. Когда мы с ней играем.

– Стоп, отсюда поподробнее.

– Зря навострился. В волейбол играем, двое на двое, мужиков обыгрываем. Её, между прочим, в сборную страны брали. Знаешь, чем она берёт?

– Кого?

– Таких, как ты, – модой. Она на полшага впереди, что-то надевает, сегодня удивляются, а завтра – завидуют. В памяти «возвышенность» и остаётся. А как она ходит?

– Плавно…

– Она отводит в сторону правую руку и кокетливо в такт шагам помахивает.

– Заигрывает?

– Не с тобой, ей с собой интересно.

Квартирка не совсем уютная, тесновата, как он умудряется писать здесь о высоком? Или чем хуже складывается, тем больше мечтаешь вырваться на простор? Пришедшие почти все свои, немного выпивали, не все немного. Девушка не из нашего института спрашивает у меня:

– Адик стихи пишет, а вы?

– Прозу, – она открыла рот, но Адик опередил вопрос.

– Жизни.

– Вы шутник.

Объявили белый танец, незнакомка пригласила меня.

– Танцуете вы хорошо, и я буду с вами на ты, как все. Как у тебя с прозой.

– Не жалуюсь.

Места для танцев не хватило, и музыку выключили, слава богу. Потом, пели, сказали, что у них такая традиция. Натуру Иры дополнили отличный слух и приятный голос, поэтому за песней обращались к ней. Дуэт хорош, когда хотят петь вместе. Я навязываться не посмел, следуя классику «возбуждал улыбку дам огнём нежданных эпиграмм». Кроме улыбки, кажется, ничего и не возбудил, разве что у незнакомки. Можно ли сказать Ире: «Вот он я, тут»? Или не нужно – время моё прошло. Стали закругляться, показалось, что она неравнодушно смотрит, и я не удержался. Если претендентов много, значит – нужного нет. В голове вертятся слова, будто специально написанные для меня, позволю себе надеяться, что не только. Приятное несоответствие с текстом песни – я ещё не седой. Не сморозить бы что-нибудь такое, как с теннисом. Попросил гитару: «Хочу проверить – забыл или нет» – и начал романс Кошевского:

Капризная, упрямая, вы сотканы из грёз.
Я старше вас, дитя моё, стыжусь своих я слез.
Капризная, упрямая, о, как я вас люблю!
Последняя весна моя, я об одном молю…

Сколько мужчин его пели? Теперь выпало мне. Опять, наверное, удивились. Подпевали, и вряд ли кто обратил внимание, что это я ей. А она? Не знаю – уходили мы поврозь. Незнакомке пришлось объяснить, что мне нужно срочно в больницу, жена ждёт.

А Ира, такая красивая девушка разве может быть одна? Неужели правда, как в другой песне, – «скоро осень, за окнами август». Ведь и в романсе так: «Зачем я вам, капризная, к вам юноша спешит». На что рассчитывать?

Пойду встречать подругу осень,
Висков, пока что не седых,
И глаз поддавшуюся просинь
Когда-то, вроде, голубых.
Дождусь упавших листьев клёна
Под ноги к скошенной траве…
Она вчера была зелёной,
Как молодость ещё во мне.
Дождусь дождей неторопливых,
Как дней, подаренных судьбой,
Вот только зайчиков пугливых,
Игравших радостно с тобой
В глазах, казалось, что любимых,
Я не дождусь, возьми с собой.

Данте увидел Беатриче в девять лет. Он и потом только смотрел на неё и оставил нам то, чем восхищаемся. Я постарше. Что такое скоро пятьдесят? Если иметь в виду не юбилей, когда хорошо выпьешь, и это будет совсем не предосудительно, а пору жизни, когда ты в браке второй раз, и снова удачно. Рассчитывать на что-то новое уже поздно, да и что может быть нового?

Утром в кабинете звонок: «Не забыл, что игру перенесли на семь часов?» Вечером, в спортзале, на площадке, «возвышенная» ругается: «Что ты копаешься, опять заблокируют». Очередной проигрыш. Настраиваюсь. Подача на меня, выбросил из головы свои заботы, принял удачно, мяч направил к сетке, почти ей в руки. В молодости бывало срывался с низкого старта, фиг догонишь. Наконец успел прыгнуть раньше блока и уверенно забил. Получил благодарственный шлепок, по одному месту. Отыграли подряд несколько мячей. Странно, но мои мысли вернулись к вчерашнему вечеру: зря пил, с гитарой полез, опять выпендрился, да ещё эта незнакомка, Ира меня и «не заметила».

Планировали отметить победу в «Европейской», план при социализме не может быть не выполнен, мы и выполняем, в смысле – отмечаем, несмотря на дурацкий проигрыш в финале. Так я и не собрался, чем была забита башка? Фантазией предпенсионного возраста. Коньяк запиваем кофе, он тоже не для победы, горький.

– Кофе сегодня прогорклый, – подтверждает бармен моей спутнице, нагнувшись, чтобы вокруг не слышали, она – постоянная посетительница.

– Дома лучше сварим, мне привезли из Финляндии.

– Сегодня не стоит, – это не я сказал, – это мой внутренний голос, и самому показалось странным, что я с ним согласился.

Даже не задумался, поэтому особого внимания не потребовалось, чтобы заметить, как погрустнели её глаза, и я надеваю дежурную улыбку. Почти сразу, вначале через силу, а потом искренне они засмеялись. Сообразил, что она всего лишь переставила в глаголе ударение и загладила обиду юмором. (В её кругу такой лексикон). С чего это резанул обидным «нет»? Где моя хвалёная вежливость? Зачем девушке указывать на невнимание, она принцесса, а я делаю из неё прачку моих грязных слов. Пусть она остаётся тем, кем хочет быть. В конце концов, я «Весы» и не известно, где успокоюсь.

– Мне не рекомендовано его пить, делаю исключение для тебя. Продолжение отложим до лучших времён.

Бросила: «Подожди минутку» – и удалилась по своим делам. Я вышел на улицу, швейцар постарше меня, ливрея уже не застёгивается, открыл дверь. Утром в его напыщенном лице проглядывал мальчишка, мечтающий, что перед ним будут распахивать двери, сейчас он как минимум представляет себя швейцаром в отеле «Ритц», в старушке Европе, ведь наша гостиница тоже не молоденькая, ей лет двести. Впрочем, может быть он и не знает, что такое «Ритц», интересно, кем будет к ночи? На Михайловской улице из деревьев нарезали зелёные шары, киоск разносит лёгкий дурман цветов, тут ему место. Яркие фонари перекрыли звёзды – нечего в небо пялиться, всё, что нужно – здесь. На площади Искусств «вознёсся» Пушкин, протянул руку в сторону, а смотрит на меня:

– Что день грядущий мне готовит?

– Очередную глупость, – отвечаю себе сам.

Рядом группа девушек на любой вкус, работа у них такая, но каждая, наверняка, надеется, что устроит свою жизнь. Клиенты тут не бедные, много иностранцев, вот один вышел с дипломатом – это я. Откуда им знать, что в дипломате спортивная форма, есть, правда, и бумажки, но не зелёненькие, а наши и не так много, как им хотелось бы. Адик говорил, что у Иры приятельница тоже поставила цель – уехать. Я её не знаю, но приглядываюсь к лицам, нет ли знакомого. Девушки заинтересовались – не зря вышел мужчина на ночь глядя, да ещё классно выглядит, подошли ближе.

– Ни на минуту нельзя одного оставить, – появилась моя спортсменка.

– Место такое.

– В институте у тебя тоже такое.

Вместе спускаемся в метро, подсаживаю её за локоть в вагон. Стоим рядом, но уже разделённые дверью, показываю на себе, что глажу ладошкой её недовольное лицо. По глазам вижу, как возвращается теплота, и теперь уже она машет мне. Внутренний голос не забывает сказать «Спасибо».

Адик заходит с новым предложением.

– Ты ведь играл в баскетбол?

– И не только, в юношах за область.

– На «Спартак» с нами пойдёшь? – Адик не договорил, с кем «с нами», но я понимаю, о ком речь и продолжаю об игре.

– Я смотрю НБА.

– Там Гомельскому, как комментатору, можно аплодировать.

– А кому зрители больше хлопают?

– Кто эффектно забивает.

– Нет, это обычная ситуация. У меня, например, рост ниже среднего, для баскетбола, и если у нас перехватывают мяч, то наши большие остаются не у дел. Несутся два соперника в отрыв, перебрасывают мяч друг другу, я быстрый, успеваю вернуться, мечусь между ними – бесполезно. Очевидно, что проиграли, один непременно положит его в корзину. Он и прыгает, вытягивается к кольцу – всё, сейчас забьёт. Наши болельщики топают ногами от бессилия. И тут я: подскакиваю, прыгаю, непредвиденно высоко, и – снимаю мяч с кольца. Вот где восторг, нежданная радость, она сильнее. Вспоминают потом не игру, а этот эпизод, особенно девушки. А соперники обобщают: «Из-за тебя, гад, проиграли».

Зал заполнен, несколько тысяч, места для нас в первом ряду второго яруса, его отделяет от первого широкий проход. Игра так себе, можно было не ходить. В перерыве – лотерея для зрителей, призы – две майки с эмблемой клуба. Народ криками убедил комментатора: «Бросай, кто поймает». Первая летит на противоположную от нас сторону. Короткая схватка, крики недовольных. – Моя. – Нет, моя. Вторая – на нашу трибуну, и падает Ирине на колени. Зрители одобрили хлопками. Подталкиваю: «Покажись» – шквал аплодисментов. Комментатор соглашается: «Приз нашёл своего зрителя».

Рядом с ней, с другой стороны, сидит Адик: «Ире, вообще, сопутствует удача». Смотрит на неё, но получается, что и на меня. Я – удача? Интересно, в фойе проходили мимо большого зеркала, в котором видел всех, в том числе и себя, но удачи не заметил. Да и не мог, я же не знаю, какие мужчины ей нравятся. А если бы знал? Что из этого – а ничего. Не подходишь – оставайся, какой есть, себя, наверное, уже не переделать. В зеркало я, вообще, не смотрюсь, да и глядеть некогда, но главное – не за чем. Когда утром бреюсь, себя толком не вижу, не то, что «удачу». Был повод рассмотреть лицо: отец подарил опасную бритву Solingen, и я с непривычки оттяпал кусок кожи. Уставился: радости особой увиденное, в смысле – физиономия, не доставило, но и причины плакать тоже.

Можно уповать на «со стороны виднее», повод ли это собой гордиться? Если «шутки в сторону», то каков человек, считающий себя удачей? Ему безразличны окружающие, он считает себя выше всех и способен любить только себя, он – нарцисс. Адик, будто специально, опускает меня на землю (обычно я его).

– В отделе тотализатор по футболу («Зенит» – чемпион), Ира, на удивление, знает про тренеров, про игроков, и ей «везёт». Но иногда говорит: «А-а, рискну, хочу красивой игры», – тогда не угадывает.