Он не притворяется. Он спрашивает, как у меня дела в институте, и я уже собираюсь, как всегда, разразиться потоком жалоб, но натыкаюсь на его взгляд и бормочу, что всё нормально. Ему всё равно. Он явно не намерен сейчас ни выслушивать мои излияния, ни утешать меня. На моё “нормально” он кивает и начинает рассказывать какую-то странную историю о своей работе. Я даже не пытаюсь вникнуть, потому что ничего не понимаю в электричестве.

Вместо этого я думаю о другом. Что всё-таки происходит? Всё рушится, это ясно как день, но, Боги, почему? И как мне это исправить? А трамвайная остановка всё ближе и ближе.

Как всегда, когда окольные пути не срабатывают, я решаю, что лучше всего просто спросить напрямик. Алкоголь в крови со мной полностью солидарен. Мы выходим на остановку, я бросаю взгляд вдаль. Слава Богам, трамвая не видно. У меня ещё есть время.

– Рома, пожалуйста, скажи, что происходит? – практически умоляю я.

Он прерывает эпическое повествование про евро-розетки и делает вид, что удивлён. Он совершенно не умеет притворяться.

– Что происходит?

– Ром, – я пытаюсь собраться с мыслями. – Я не понимаю, что случилось. Что я… что я сделала не так? Почему ты стал ко мне так относиться?

– Да как относиться-то? – фальшивое удивление в его голосе, в принципе, говорит само за себя, но я уже не могу остановиться.

– Ты со мной практически не общаешься. Даже не смотришь на меня. Ты мне не звонишь…

Он поднимает брови.

– Я не звонил вам всего три дня. А сегодня мы, кажется, общались все вместе. Ну, что за пустые истерики?

Я понимаю, что он врёт. Что это не моя пустая истерика, а горькая правда, в которую мне не хочется верить. Но в глубине души я её уже знаю. И все слова, которые он может мне сказать, ничего не изменят.

Тем не менее, я всё же спрашиваю ещё раз – скорее от беспомощности, чем из интереса:

– Так значит, между нами всё нормально? Ничего не изменилось?

– Всё нормально, – холодно отвечает он.

Я киваю и плюхаюсь на скамейку на остановке. Дождь закончился, но скамейка абсолютно мокрая. Плевать. Внезапно я чувствую себя такой уставшей, совершенно обессиленной и абсолютно опустошённой. Нет никаких мыслей о Роме, нет никаких чувств. Почти десять вечера, после дождя в воздухе противная морось, и ветер продувает меня насквозь. Осенняя куртка, – повторяю я сама себе. Нельзя больше забывать осеннюю куртку. Пора понять, что лето закончилось.

– Ну и погодка сегодня, верно? – говорит Рома в такт моим мыслям. – Настоящая осень. О, кстати, вот и ваш трамвай.

– Хорошо, – слабо киваю я и поднимаюсь со скамейки. – Ну… тогда пока?

– Пока, – он кивает, улыбается уголками губ и тут же уходит. Я влезаю в трамвай и смотрю Роме вслед через окошко. Он не оборачивается.

Вот теперь и правда – настоящая осень.

* * *

Я пытаюсь смириться. Уговариваю себя, что всё может закончиться. Люди расстаются спустя годы отношений, люди расстаются спустя десятилетия брака – и как-то справляются. А ведь мы с Ромой никогда даже и не были по-настоящему вместе.

Нет! – кричит моё сердце. Это неправда, мы были вместе. Неважно, что он никогда не предлагал мне встречаться, не называл своей девушкой и не клялся в вечной любви. Сердце не обманешь: мы были вместе, и он любил меня, а я любила его.

Боги, каким это кажется теперь очевидным! И как я могла быть настолько слепа? Как могла не замечать, что с каждой встречей влюблялась всё сильнее и сильнее? Как могла не ценить эти встречи, эти солнечные вечера, шутки, смех, объятия, поцелуи, как могла считать их чем-то обыденным, не стоящим особого внимания? И как всё это, что между нами с Ромой, за несколько дней из обыденности превратилось в недостижимую мечту? Или воспоминания, настолько прекрасные, что начинаешь сомневаться в их подлинности?

Но всё это было, было на самом деле! Такой уж я человек – не могу долго предаваться унынию и с трудом смиряюсь с неудачами. Уже на следующее утро после нашего с Ромой разговора я позволяю себе подумать о том, что, возможно, всё на самом деле не так уж и страшно. Возможно, Рома сказал правду, и ничего непоправимого не происходит. Я погружаюсь в воспоминания. Он и раньше, бывало, не звонил по несколько дней. Но я никогда не переживала и не подсчитывала эти дни, казалось само собой разумеющимся, что скоро мы всё равно увидимся. Мы и раньше бывали в компаниях, – но я никогда не задумывалась о том, кому он уделяет больше внимания, мне или всем остальным. Всё было так просто тогда – до того, как я осознала, что люблю его.

Может, в этом и всё дело? Может, эта моя внезапно обнаружившаяся любовь застит мне глаза? Может, всё нормально, всё по-прежнему, а я просто что-то выдумываю? Но в таком случае, вчера я действительно устроила истерику на пустом месте?

Целый день в институте я сижу как на иголках, пытаясь решиться хоть на что-нибудь. Итогом пятичасовых размышлений становится покупка двух больших банок Ред Девила. Дома я включаю Дельфина и под его песни вспоминаю все наши с Ромой хорошие моменты. До прошлой недели все наши моменты были хорошими… С каждым глотком, с каждым воспоминанием, с каждой песней я всё больше убеждаюсь, что накрутила сама себя. Он был со мной таким нежным, таким трогательно заботливым, мы так хорошо понимали друг друга, нам было так весело, так интересно, так здорово физически. Всё это не может просто взять и закончиться вот так! Конечно, я напридумывала всякой ерунды, в которую сама же и поверила. И устроила Роме сцену с разборками, к тому же.

Через три часа, уже довольно нетрезвая, я закуриваю сигарету и дрожащими пальцами набираю Ромин номер. Он отвечает после второго гудка.

– Здравствуйте.

Все заготовленные слова мгновенно улетучиваются из головы. Здравствуйте? Он что, меня не узнал? Или это опять его дурацкая (и такая милая) манера называть меня на «вы»?

– Ром, привет, – говорю я полушёпотом. – Это я. Кристина.

– Да, я понял, – ровно отвечает он.

И молчит.

– Ром, я просто хотела сказать, что… Словом, извиниться. За вчерашнее. Я, видимо, перебрала и не очень понимала, что говорю. Я даже не всё помню! – лихорадочно бормочу я. – В любом случае, я не должна была… в общем, извини, ладно?

– Окей. Никаких проблем.

– Мир? – спрашиваю я, пытаясь улыбнуться. Его голос всё так же холоден и безразличен.

– Что?

– Мы помирились? – я уже практически шепчу – словно высказывая небесам заветное желание.

– Да, конечно, – ровно отвечает он. – Вы извините, я немного занят сейчас. Ну… увидимся как-нибудь.

Я слышу в трубке короткие гудки прежде, чем успеваю что-то ответить.

Увидимся как-нибудь.

Кажется, придётся бежать за добавкой Ред Девила.

* * *

На следующий день я впервые прогуливаю институт. Нет, я честно встаю, собираюсь и приезжаю туда к девяти утра. Здороваюсь с одногруппниками. Иду на английский. И с каждой секундой всё отчётливее понимаю: сегодня я просто не могу здесь находиться.

Всё вокруг теперь кажется не просто чужим, всё совершенно стерильно и обезличено. Возникает странное ощущение: словно рядом ходят роботы, в чьи программы вписаны мысли об учёбе и шмотках, и только я одна в этом кошмарном месте способна чувствовать любовь и боль от потери. Головой я понимаю, что всё, конечно же, не так. Просто мне настолько одиноко, что я готова завыть.

Ближе к концу первой пары я пишу смс Ленке:

– Я здесь больше не могу. Хочу свалить.

И немедленно получаю ответ:

– Что случилось? Я дома. Приезжай.

Едва дождавшись перерыва, я хватаю рюкзак и опрометью несусь к выходу, не обращая внимания на окрики и вопросы одногруппников. Нет сил оправдываться и врать, не осталось сил улыбаться и быть приветливой. Всё, что я знаю – мне нужно выбраться отсюда, немедленно. И поговорить с Ленкой.

Дома у Ленки я пересказываю ей вчерашний разговор с Ромой.

– Я же не дура, я прекрасно понимаю, что это конец, – говорю я и ёжусь от собственных слов. Внезапно становится ужасно зябко. – Я просто хочу понять – почему? Что случилось, ведь всё было так хорошо, и потом, внезапно…

Ленка внимательно смотрит на меня:

– Не так уж и внезапно, – тянет она.

О, как же меня достали эти дурацкие намёки!

– Мы могли переспать сотню раз за это лето, – практически кричу я. – Я хотела. Это он отказывался. К тому же, всё это началось ещё до того, как мы переспали. Рома… как будто вдруг решил, что мы должны расстаться. Он не хотел меня отпускать, я же видела, но почему-то решил, что нужно это сделать. Вот только почему? Может, у него что-то случилось? Тебе Дэн ничего не говорил?

Ленка опускает глаза.

– Мы не особо много разговариваем о Роме, – говорит она, и уголки её губ приподнимаются в улыбке.

О, да, я знаю, чем они занимаются: болтают о всяких сентиментальных глупостях и зажимаются по углам. К чёрту, у меня нет сейчас на это ни времени, ни сил.

– Ну, так спроси у него, – раздражённо говорю я. – Удели моей проблеме пару минут вашего драгоценного совместного досуга.

– Вовсе не обязательно так орать, – укоризненно говорит Ленка. – Хорошо, я спрошу. Только вот…

– Что?

Ленка вздыхает.

– Я знаю, что друзья так не говорят, – медленно начинает она. – Но ведь я говорила тебе: Дэн уже рассказывал мне о Роме. И о его… девушках. И о том, что у него есть Тамара, и он всегда возвращается к ней.

– Ты совсем меня за дуру держишь, да? – я снова взрываюсь. – Я всегда знала, что у него есть Тамара, и это совершенно не мешало нам летом…

– Пока Тамара не вернулась, а ты не влюбилась, – спокойно говорит Ленка. – Теперь-то тебе, небось, не так уж и нравится, что у него есть девушка.

– Мне всё равно, – честно отвечаю я. – Я тебе уже говорила – у меня нет никакого желания уводить его у Тамары. Я просто хочу, чтобы между нами всё осталось по-прежнему. Чтобы он относился ко мне как раньше… – я вздыхаю. – Слушай, может, ты мне не веришь, может, считаешь меня дурой, но я знаю, что чувствовала… от него. Я знаю, как я ему нравилась, и как он обо мне заботился, и каким он был… и знаю, что всё это было искренне. А потом вдруг всё рухнуло, и я просто пытаюсь понять, почему, – я не выдерживаю и всхлипываю, и взгляд Ленки теплеет. – Мне так плохо без него, Лен…

Ленка подливает мне чаю и подталкивает пачку сигарет.

– Я поговорю с Дэном, – обещает она. – И постараюсь устроить всё так, чтобы мы снова встретились вчетвером. Постарайся поговорить с ним откровенно. Если он и правда так к тебе относится… или относился… он ответит на твои вопросы.

Я благодарно киваю и стираю пальцами слёзы. Тушь размазалась.

Зато в моей душе снова появилась пусть маленькая и хрупкая, но надежда.

* * *

В следующие дни только эта надежда помогает мне не сдаваться. Надежда помогает просыпаться по утрам, собираться, залезать в метро и ехать в институт. Не имеет никакого значения, что в институте я больше думаю о предстоящем разговоре с Ромой, чем об учёбе, – я приветливо улыбаюсь одногруппникам и прилежно записываю лекции, а самое главное, я больше не прогуливаю, и считаю это большим достижением.

«Дэн ничего не знает о том, что могло случиться с Ромой», – сообщает Ленка. Я раздражённо хмыкаю. Знаю я, как она спрашивала – в перерывах между зажиманиями по углам и распитием коктейлей. Если кто и может знать, что с Ромой, так это Дэн. Будь я на месте Ленки, я бы из него всю душу вытрясла. На секунду меня посещает желание так и сделать: что, если я сама поговорю с Дэном и постараюсь что-нибудь разузнать? С другой стороны, я знаю его совсем мало, наверное, неудобно соваться с такими вопросами к почти незнакомому человеку…

Кроме того, единственный, кто точно знает, что происходит – это сам Рома.

В пятницу во время первой пары я получаю смс от Ленки, она пишет, что встречается с Дэном вечером, и Рома тоже там будет.