Бельведер (страница 10)
– Когда наш Александр от скуки зачастил на bingerles[19] к Берёзовому домику… И что теперь?
– А что?
– Законный цесаревич Александр на Дворцовой в Зимнем… А маленький внебрачный Гога тут – у нас в Бельведере. Прелестное получилось, сударыня моя! Кому прикажете нам присягать, когда настанет время?.. Кому, кого спрашиваю?
– ?..
– Как бы не случилось нам общественного бунта.
– Какого бунта?
– Как это, какого?.. Ну, предположим, смуты, как при папе (речь дальше зашла о декабристах).
– Господь рассудит, – взмахнув ладошкой, аполитично уклонилась от рассуждений Марфа Богомолова. – Россию не покинет – явит нам помазанника.
– А что же ваш Сысоев? – напомнила статс-даме принцесса Ольденбургская. – Ведь он когда-то увлекался Долгоруковой. Да и лет пять тому назад ещё коптил страстями, божился умереть и в петлю лез – насилу выдернули к жизни полковые командиры. Эх, надобно нам было ещё тогда предусмотреть – помочь ему в любовных хлопотах… Интригами.
– Штабс-капитан, барон Сысоев? – недоумённо выкатила бельма Богомолова: – Так этот господин, как однодневный мотылёк. Вспорхнул – и нет его. – Вздохнула: – Глядишь, сегодня к одному цветку, а завтра уже к другому. Он постоянно увлечён по сторонам.
– Да что вы говорите… Ну же… Марфа. Поделитесь и со мной таким секретом. Ох, как же любопытно! Не сплетни ли?..
– Ой нет. Всё сказанное – несомненно и правда. А вот пожалуйста: нынче-то хотя бы и одной.
– И кто она?
– Нет в том никаких секретов. Любимица столичной публики, звезда высокого искусства. Эта вздорная певичка и кокетка. Этуаль из Петербурга, София Усиевич. И к слову, именно из-за неё вчерашним после dancing[20] Сысоев грубо поругался с господином Тихомировым. Кричали друг на друга всякой непристойностью, грозились тростями. А Лавр Георгиевич, на удивленье всем, впервые при дворе повёл себя несвойственно – вообще глядел как бык. Испил фужер бордо, а после силой усадил Софи на дрожки… Ну, чтобы ехать на проминку в свежем воздухе по петергофским улицам. А думается мне, что на Самсоновскую в гостевые номера. Так этот же Сысоев гнался следом, ругался матом – как портовый грузчик. Замахивался кулаком. Кричал во всю гортань: «Пробирка медицинская… Отдай мне femmelette[21]! Я первым подкатил… ландо».
– О боже! – вспыхнула очами Ольденбургская. – О боже!.. Каково – sharman[22]. И что же?.. Что?
– А?.. Нет, ничего. Не догнал, – разочарованно скривила губы Марфа Богомолова и обставила событие: – На бегу слетели туфли.
– О, Боже сохрани! – запричитала Ольденбургская. Вздохнула хлопотно: – Ох, надобно просить мне императора, чтоб он распорядился не пускать в балы и ко двору своих любимцев, этих лейб-гвардейцев.
– Каких же именно?
– Всех без исключения. И не взирая, кто из них каков по чину, будь тот граф или барон. Сплошь грубияны, хамы, дураки. От них того и жди, что ругань, пошлости, несносности, драки и всякие дуэли. Нас скоро в Риге не поймут совсем, попомните меня, голубушка.
– Не знаю, чем вам и ответить, ваше высочество, – смешалась Марфа Богомолова. – Из всех измайловских гвардейцев Сысоев вспыльчив, это есть. Мужлан по сущности. Но, откроюсь вам по части личных наблюдений, он бывает весьма и обходителен.