А еще через год умер брат. От воспаления легких. И Кай винил себя в его смерти. В тот день, когда у мальчика поднялась температура, Кая дома не было, он уехал в город на соревнования. Кай боксом с десяти лет занимался. У них в школе тренировки были. Тренер считал Кая перспективным спортсменом. На сборы или соревнования Кай почти не ездил – как он малышей без присмотра оставит, но в тот день согласился. Всего два дня. Утром уедет, вечером на следующий день вернется – все будет хорошо, убеждал себя Кай. Выиграл оба боя и счастливый пришел домой. Было уже около полуночи. В доме тихо. Отец с матерью спят, брат с сестрой тоже. Кай очень устал и лег спать. Только утром понял, что с братишкой плохо. Вызвал «скорую». Те приехали, забрали ребенка в больницу. На следующий день Кай приехал в больницу. На первом же автобусе. Купил шоколадку «Аленка», братишка такие очень любил. Ему не объяснили ничего даже, сказали должен кто-то из родителей приехать документы подписать, тогда тело выдадут. Кай будто оглох. Ничего не понимал. Какое тело? Где брат? Он кричал в больнице. Разбил кулаком стекло во входной двери. Приехала милиция.

Потом похороны. На кладбище грязно. Дождь.

После школы Кай ушел в армию. После поступил в Университет на биохимический факультет на заочное обучение, потом в аспирантуру. Работал грузчиком, строителем, электриком, монтажником. Купил старенькую, вечно ломающуюся «газель». Не меньше половины от дохода отправлял в деревню. Родителям и сестре. Домой приезжал редко – тоска брала, когда видел полуразвалившийся дом. Ни отец, ни мать, ни сестра не работали. Сестра бросила училище. Все трое пили.

В городе Кай снимал комнату. Почти в центре, в старом доме. Квартира была большой – четырехкомнатной. В одной комнате жила хозяйка, во второй ее внучка, третью сдавали, четвертая использовалась в качестве столовой и гостиной. Жил он в этой квартире уже пять лет. Для Кая это место было воплощением рая. Хозяйка была пожилая, очень эмоциональная женщина, ей было семьдесят четыре года, и она походила на фею-крестную из старой сказки. Кая считала почти внуком. В тот день, когда он появился в этой квартире по объявлению – там сломался кран и Ирина Никитична (так звали хозяйку) была просто в панике, так как не могла дозвониться до сантехника. Кай, привыкший все делать сам, починил кран, улыбаясь трагическому голосу хозяйки. Его всегда удивляло, как легко люди всерьез расстраиваются из-за ерунды. После этого он стал не жильцом, а буквально приемным внуком. Дом был старым, поэтому в этой квартире минимум два раза в месяц что-нибудь ломалось, а Кай чинил. Через пару месяцев его починка сантехники, мелкий ремонт электросетей, и слесарно-строительные работы распространились на весь подъезд, а затем и на весь дом. В доме жили в основном пенсионеры, поэтому на щедрые гонорары рассчитывать не приходилось, но Кай зачастую отказывался от любой оплаты, если ремонт был небольшим.

Внучка Ирины Никитичны – Герда, была девушкой взбалмошной и также чрезмерно эмоциональной. Ее родители уехали за границу работать, а дочь оставили бабушке. Герда после окончания школы должна будет уехать к ним, в Швейцарию. Бабушку Герда любила, но частенько капризничала. Для Кая было непонятно, чем может быть недоволен ребенок, у которого с детства есть все, которого любят. Любят сильно, беззаветно.

У самой Герды, как ей казалось, была масса причин для недовольства.

Во-первых, ей категорически не нравилось ее имя, в первую очередь потому, что у одного из их соседей Николая Игоревича – пожилого военного в отставке, была собака-овчарка по кличке Герда. Когда-то давно Николай Игоревич служил на японской границе, и был в его героической службе какой-то памятный эпизод, когда пограничная собака спасла ему жизнь. С тех пор, как пограничник вышел в отставку, с ним всегда жила его собака. Всегда овчарка и всегда Герда. Так что внучка Ирины Никитичны когда представлялась незнакомым, всегда говорила, что ее зовут Гера – как древнегреческую богиню.

Во-вторых, Герда была недовольна тем фактом, что Ирина Никитична категорически не отпускала ее ни в какие ночные клубы. Герде недавно исполнилось семнадцать – тот самый дурацкий возраст, когда странным образом путаются представления о самостоятельности и распущенности.

В-третьих, Герда не хотела заниматься музыкой. С восьми лет она обучалась в музыкальной школе по классу виолончели. Играла она замечательно, у нее был природный талант, видимо доставшийся ей от бабушки. Ирина Никитична была преподавателем музыки, в прошлом довольно известной скрипачкой. Однажды, в момент особенно бурного спора по поводу музыки, разгоревшегося прямо с утра между бабушкой и внучкой, домой некстати вернулся Кай. Он пришел с ночной смены, и еще ему предстояло через четыре часа идти на зачет в университет. Единственное, о чем он мечтал – немного поспать. Но вместо этого его незамедлительно избрали арбитром в этой нешуточной схватке.

– Психологами и биологами доказано, что классическая музыка позитивно влияет на состояние организма, человек становится более уравновешен, спокоен, у него повышается иммунитет. – Ирина Никитична стояла напротив внучки в позе гордой амазонки, держа в правой руке вилку так, будто это был как минимум карающий меч судьбы.

– Конечно, особенно после того как человеку исполнилось шестьдесят. Иммунитет вырабатывается, видимо, относительно классической музыки, потому что по вам, сударыня, не заметно, чтобы вы были уж как-то чрезмерно уравновешены, – парировала Герда.

Ирина Никитична только театрально вздохнула, воздев руки к небесам, призывая всех богов, которые были в эту минуту свободны, прийти к ней на помощь.

– Нет, это совершенно невозможно. У нас философская дискуссия, и я бы попросила не переходить на личности. – Ирина Никитична обернулась, в надежде, что возмущенная Эвтерпа уже спустилась с Парнаса к ней на помощь. Но Эвтерпа где-то задерживалась, а Кай уже с работы вернулся. Вот к нему и обратилась уставшая бороться с подростковым нигилизмом бабушка.

– Здравствуйте, Кай. Вы очень вовремя. Герда собирается бросить музыкальный класс за два месяца до выпускного экзамена. Вот скажите, как современный мужчина. Классическая музыка – это ведь прекрасно?!!

Ирина Никитична смотрела на Кая умоляюще. Но Кай не успел и рта раскрыть, как тут же вмешалась Герда.

– Да, давай у него и спроси. Человек работает, учится, спортом занимается, некогда ему музыку слушать. Он о твоей классической музыке ведать не ведает, только на уроках пения в школе рассказывали. Даже по дому ходит в наушниках, чтобы не слышать, как мы с тобой наши струнные инструменты мучаем! – Герда уперлась кулачками в свои худенькие бока.

Кай улыбнулся. Вынул провод наушников из телефона, чтобы стало слышно, что именно он слушает – Вивальди «Времена года. Зима». Несколько секунд в комнате была только музыка. Ирина Никитична и Герда с одинаковым выражением удивления на лицах повернулись к Каю. Он обратно вставил провод в телефон, и сказал, будто сам себе, ни на кого не глядя:

– Виолончель – это очень сексуально.

Ушел к себе, за дверью бабушка и внучка разговаривали друг с другом уже спокойно, видимо ни о чем больше не споря.

Если бы Кай знал, чем обернется для него эта короткая фраза, то лучше прикусил бы себе язык, причем в буквальном смысле. С этого дня Герда объявила на Кая настоящую охоту. Она перестала ходить по дому в миленьком халатике с Микки Маусом, а вместо этого стала надевать очень короткие шорты, максимально открывающие ее бесконечно длинные и еще по-детски нескладные ноги. В довершение к шортам, полагалась облегающая майка с глубоким декольте. Разговаривать с Каем Герда стала низким голосом, очень медленно, глядя прямо в глаза, и все время стараясь максимально приблизиться к нему. Видимо это был намек на Шерон Стоун. Каю от этих ужимок становилось очень смешно, и он всегда уходил к себе в комнату как можно быстрее, чтобы не засмеяться вслух и не обидеть маленькую глупенькую несостоявшуюся Лолиту. Однажды ночью Герда появилась в его комнате в кружевном нижнем белье и чулках на поясе. Где она взяла эту гадость- непонятно. Каю вдруг до слез стало жалко эту запутавшуюся, непонятно что себе вообразившую девчушку. Он включил верхний свет в комнате, снял с вешалки свою толстовку, накинул ей на плечи. Обнял и сказал:

– Ну ты чего? Ерундой себе голову не забивай. Мы ведь друзья, ты мне как сестра, да ведь? Ну, да??

Герда посмотрела на него сквозь хлынувшие градом слезы, сразу ей вспомнилось, как однажды года два назад Кай, узнав, что у нее проблемы с одноклассниками сходил с ней в школу и просто поговорил с одним из самых гадких парней в классе, и после этого Герду никто не обижал ни словом, ни делом. А еще как в прошлом году ей нужно было обязательно сделать проект по МХК, потому что оказалось, что у нее за четверть спорная оценка, а учительницу по уровню стремления к компромиссу можно было сравнить разве что с Халком. Герде надо было сделать макет какого-нибудь знаменитого архитектурного сооружения, вся перепачкавшись клеем она ушла спать в слезах, а утром на столе в столовой обнаружила прекрасный макет Казанского собора, сделанного Каем из гипсокартона. И еще вспомнилось, как Кай для нее и готовил и стирал, и гладил, когда бабушка в больнице лежала три года назад. И Герде вдруг стало очень-очень стыдно.

– Да, друзья. Конечно. Я пойду….

Потом она ушла. С этого момента все опять встало на свои места. Герда в халатике с Микки Маусом по утрам ругалась с бабушкой, а вечером на виолончели играла Бетховена и Шопена.

А Кай знал, что скоро в его жизни появится она – самая главная в жизни женщина. Та самая женщина. Вечерами смотрел на картину, которую он в прошлом месяце привез с дачи Екатерины Георгиевны и улыбался. Картина была живой и настоящей. Такой будет и его любовь – живой и настоящей.

Глава 3. Сентябрь

* * *

Вероника

Сегодня. Осень. Похороны

Живой и настоящей казалась Вероника всем, кто пришел на ее похороны. Было очень тепло, почти по-летнему. Тринадцатое сентября две тысячи двадцать первого года. С утра уже приходили и уходили люди. Разговаривали шепотом. Много цветов. Цветы приносили еще со вчера. Прощались на улице. Из морга тело должны были привезти в час. Позавчера в похоронном агентстве попросили принести одежду в морг. Витя растерялся, он не задумывался о таких мелочах. Передал просьбу Марусе. Попросил съездить в квартиру Вероники и что-нибудь выбрать. Отдал ключ. Маруся зашла в квартиру Вероники Владимировны, теперь она казалась просто захламленной и бездушной. Маруся пошла в спальню и долго выбирала наряд, в котором можно будет похоронить. Нашла в глубине шкафа красивое длинное бордовое платье с маленькими пуговицами. Нашла нераспечатанные чулки, достала жемчужные серьги из шкатулки. Осталось выбрать туфли. Маруся на мгновение закрыла глаза и представила себе Веронику Владимировну в этом платье, она видела его на ней только раз, какие туфли? Какие тогда были туфли? Этого Маруся не могла вспомнить. Помнила улыбку, помнила голос. Как может быть так на свете, что больше не будет ее. Ее – самой лучшей из всех людей, которых встречала Маруся, самой женственной из женщин, самой доброй, самой странной, самой милой. Слезы, стоявшие в горле комом, прорвались наружу. Лились без контроля. Долго, до отупения. Маруся сидела на полу, среди обувных коробок.