– Маша, нам надо поговорить. Давай пройдем в гостиную.

Я машинально пошла в указанном направлении и плюхнулась в кресло. Он сел напротив.

– Что у тебя случилось? – еле слышно спросила я.

– Не у МЕНЯ, а у НАС, – поправил он. Затем после долгого молчания добавил: – Наши отношения изжили себя.

Я ничего не понимала.

– Но ведь еще позавчера…, – начала я.

Он вскочил:

– Это всего лишь гормоны! И привычка… Именно поэтому я не пришел вчера ночевать. Отношения, построенные только на гормонах, ведут в тупик.

– Но ведь у нас не только гормоны…

Я никак не могла понятьего, хотя и старалась. Он тем временем заметался по гостиной. Этот разговор и ему давался нелегко.

– Не думал, что ты такая непонятливая! В общем, мы больше не будем жить вместе! Я этого не хочу! Сейчас возьму кое-какие вещи и уйду.

– Но ведь это твоя квартира, – пролепетала я.

– Когда подыщешь себе жилье, сообщи мне, – нервно произнес он и почти выбежал из комнаты.

Некоторое время я пребывала в ступоре, пытаясь осознать, что случилось, затем прошла к двери и, распахнув ее, остановилась в проеме, не в силах двигаться дальше.Вскореон появился с небольшим чемоданом в руке.

– В общем, подыскивай жилье, – пряча глаза, сказал он, а затем добавил: – но я тебя не тороплю.

– Ты совсем меня не любишь? – уже в спину спросила я.

Он резко обернулся:

– Любишь – не любишь! Детский сад, ей-богу! – и выскочил из квартиры.

Мне двадцать три года, ему двадцать семь, так что мы давно считали себя взрослыми, но иногда и впрямь вели себя, как дети.

После его ухода я прикрыла глаза и потерла виски, будто надеясь таким способом избавиться от свалившегося на меня кошмара. Но кошмар не проходил, а тугой комок все ближе подкатывал к горлу. Однако живительные слезы никак не приходили, их не было и в последующие дни. Только сейчас, лежа на широкой удобной кровати в спальне Олега, я вдруг почувствовала, что они льются рекой, залив не только лицо, но и подушку. Я передвинулась на сухое место и продолжила терзать себя воспоминаниями.

Передо мной замелькали эпизоды из нашей совместной жизни. Вот, мы вдвоем в тихую звездную ночь плывем по озеру на катере, который Артем одолжил у друга, вот, целуемся, лежа на диване в гостиной, да так страстно, что обо всем забываем и падаем на пол, набив синяки, а потом потираем ушибленные места и смеемся. Сколько всего было! Неужели он обо всем забыл?!

В то утро я долго сидела в гостиной, опустив голову, затем осмотрелась по сторонам. Мне предстояло расстаться не только с Артемом, но и со своим домом, которым стала его квартира, чего у меня не было и чего мне так не хватало много лет.

Когда питерский завод, на котором работали мои родители, перестал существовать, они под влиянием папиного друга продали свою квартиру и прочее имущество и отправились поднимать целину в неприглядную деревню в семидесяти километрах от Заозерска, где у дяди Паши были родственные связи. Поначалу дела шли неплохо, и они ни о чем не жалели, став настоящими фермерами.

Я ходила в сельскую школу, где, несмотря на удаленность от очагов цивилизации, были очень хорошие учителя. Однако школа постепенно ветшала, а учеников становилось всё меньше, и ее закрыли, решив оставшихся учеников разбросать по другим, в которых тоже был недобор. Не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы не вмешалась моя учительница, которая вела у нас русский язык и литературу. Она была уже очень пожилой и перебираться в другое место не хотела, но, поговорив с моими родителями, устроила меня в лучшую школу Заозерска, где учились дети местной элиты. Однако там имелся жилой корпус для способных детей из области. Так, с седьмого класса началась моя жизнь в общежитиях. Автобус в нашу деревню не ходил, и я выбиралась домой далеко не каждые выходные.

В этот период между родителями начался разлад, а затем и дела пришли в упадок. Не знаю, связаны ли эти события между собой, но по времени они совпали. По словам матери, отец обращался за помощью к своей богатой сестре, живущей в Питере, но она ему отказала, вследствие чего стала в нашей семье врагом номер один. Вскоре после переезда в деревню мы несколько раз ездили к ней в гости, о чем у меня сохранились смутные воспоминания, но она никогда у нас не появлялась, а затем и наши визиты прекратились. Мать даже не пригласила ее на похороны отца.

Отец в последние годы много пил и как-то, решив с похмелья починить крышу в сарае, свалился с самого верха и ударился виском о выступающий из земли камень. Я тогда училась на первом курсе университета. Мать почти сразу продала остатки фермерского хозяйства дяде Паше и, едва справив сороковины по мужу, отправилась к себе на родину, где у нее имелась многочисленная родня. Она не предложила мне поехать с ней, а когда я об этом заикнулась, то сказала, что сначала ей самой надо устроиться, а у меня здесь есть учеба и жилье, имея в виду общежитие. Но и через год, когда вышла замуж, она лишь пригласила меня в гости на каникулы. Ее муж был еще крепким мужиком, и хозяйство у него было крепкое, а вот мать в его доме казалась не хозяйкой, а рабыней. Когда я ей об этом сказала, она в ответ хмуро пробормотала, что в ее возрасте выбирать не приходится и недобро посмотрела на меня. В общем, в гости к ней я ездила нечасто и надолго там не задерживалась.

После смерти отца мне приходилось полностью себя обеспечивать, мать лишь к большим праздникам присылала мне скромные подарки. Скудная стипендия и эпизодические журналистские заработки помогали мне сводить концы с концами, но не более того, а ведь мне еще нужно было посещать театры и выставки, так как именно об этом я писала, так что я никогда не ела досыта и одевалась кое-как. На моем пути иногда попадались мужчины, которые были бы не прочь обо мне позаботиться, но никто из них меня не заинтересовал. Впрочем, я все-таки пережила парочку невнятных романов, но я была слишком целеустремленной и даже упертой, чтобы тратить время на ерунду. Наверное, я бы не выдержала такой жизни, если бы не считала, что это временно. Так и вышло. Едва окончив университет, я сразу получила постоянную работу и неплохую зарплату, предусматривающую даже небольшую надбавку на посещение различных мероприятий.

Первым делом я сняла квартиру. Она была очень скромной и даже убогой, но она была ОТДЕЛЬНОЙ. В школьном общежитии мы жили вшестером в одной комнате, в университетском – втроем, а теперь я жила одна! Могла приходить в любое время, включать свет, готовить и стирать, когда того захочу, а не когда будет моя очередь. Оплата жилья забирала большую часть моих средств, да и надбавки не хватало на посещение всех мероприятий, необходимых мне для получения полной картины культурной жизни нашего города, но всё равно я могла нормально питаться и изредка покупать обновки. Впрочем, мой гардероб был очень скуден и незамысловат и включал в себя, большей частью, спортивную одежду: джинсы, куртки, футболки и парочку джемперов.

В самом начале нашей совместной жизни, когда друг Артема пригласилнас на свадьбу, выяснилось, что мне не в чем туда пойти. Артем отвел меня в магазин и сам выбрал и оплатил мое платье и туфли, которые мне совершенно не понравились, но которые я приняла с искренней благодарностью. Обо мне ведь так давно никто не заботился!С тех пор мой гардероб не сильно пополнился.

В общем, нашу встречу с Артемом я считала подарком судьбы. Моя душа просто расцвела, и я тихо радовалась, стараясь не обрушивать на него слишком обильные потоки любви и заботы. Его квартира казалась мне родным домом, и я пыталасьсделать ее уютной и еще более красивой. Однажды купила весьма оригинальную абстрактную картину у местного художника, о котором писала в нашей газете, выложив за нее, несмотря на сделанную мне скидку,изрядную сумму. Решив, что она будет хорошо смотреться в просторной прихожей, я прикладывала ее к стене, пытаясь найти для нее наиболее подходящее место, когда вошел Артем.

– Что это за чудо? – хмуро поинтересовался он.

Я пояснила, предрекая автору картины большое будущее, но Артем сухо сказал, чтобы я не вносила никаких изменений в интерьер, так как квартиру оформляли профессиональные дизайнеры, и мне не стоит с ними тягаться. Тогда я обиделась, но ненадолго, он умел быстро поднимать мне настроение. Кстати, куда подевалась та картина? Я ее больше не видела.

До меня вдруг дошло, что Артем никогда не считал, что его квартира является моим домом, и с самого начала рассматривал меня лишь в качестве временной жилички. Слезоизвержение продолжилось, и мне опять пришлось передвинуться на новое место.

Чувствуя себя униженной и отвергнутой, я вновь мысленно перенеслась в гостиную Артема. Не помню, сколько я тогда просидела, понурив голову, прежде чем меня заставил очнуться телефонный звонок. Общаться мне ни с кемне хотелось, но, увидев, что звонит главный редактор, я сняла трубку.

– Машенька, надеюсь, ты не забыла, что сегодня встречаешь сына Шестопалова?

– Конечно, – пробормотала я, хотя мои мысли были совсем далеко. – В три он приезжает, я веду его в гостиницу, мы обедаем, потом я беру у него интервью…

Он меня перебил, но голос у него был виноватым:

– Планы несколько изменились. В шесть вечера должно было состояться открытие памятника, но сейчас мне сообщили, что у строителей заминка случилась, какая-то трещина в основании, им нужно время…

– Сколько?

– Дня два-три.

Вот сейчас я была готова разреветься.

– Что же мне с ним делать?!

– Что хочешь, – быстро ответил редактор. – При твоей красоте и обаянии он и не заметит, как эти дни пролетят.

– Но у меня же еще статья не закончена в ближайший номер…

– В этот номер вставим другую, про детскую художественную школу.

– Вы же ее отвергли, – напомнила я.

– Я был слишком придирчив.

У меня не осталось сил с ним препираться, да это и бесполезно. От пряников он быстро перейдет к кнуту, но своего всё равно добьется.

– Вот и умница, – сказал он. – Твоя главная задача – не допустить, чтобы он смылся из города до открытия памятника. (Наш еженедельник был одним из главных спонсоров памятника писателю, поэтому главный редактор так и суетился). Завтра у меня юбилей, – продолжил он, – можешь приходить с ним. С Артемом я поговорю, чтобы это не сказалось на твоей личной жизни.

– Не нужно, – резко сказала я. – Сама справлюсь.

– Вот и ладненько, – в некотором недоумении произнес главный редактор. – Забеги ко мне часика в два, я дам денег на ваши развлечения.

В три часа я стояла на платформе напротив вагона номер пять питерского экспресса, поднимая над головой картонку с надписью «Олег Шестопалов». Чтобы не думать о своих проблемах, я сосредоточилась на предстоящей встрече. Дмитрию Шестопалову восемьдесят, значит, его сыну где-то под шестьдесят. Чем я смогу занять этого дядьку? Хорошо, если он любит осматривать достопримечательности и посещать музеи. А если нет? Я поежилась. Несмотря на яркое солнце, прохладный ветер сумел забраться под легкую курточку, которую я накинула в последний момент. Заметив толстого краснолицего мужика за пятьдесят, выходящего из вагона, я сделала шаг в его направлении, когда прямо над моим ухом раздался мужской голос:

– Кажется, вы ждете меня.

Я подняла глаза и увидела высокого мужчину в районе сорока в шикарном светлом костюме.

– Вы Олег Шестопалов?! – я не смогла скрыть удивления.

– Именно.

– Сын писателя Дмитрия Шестопалова?

– Именно так, – повторил он. – Не понимаю, почему вас это удивляет.

– Я думала, что вы старше, – неловко пролепетала я.

– Простите, если я вас разочаровал.

Выглядел он хмурым и недовольным. Вместо того чтобы обратить в шутку мое неловкое удивление, стал раздражаться. Это вызвало у меня прилив злости.

– Мне без разницы, – бросила я. – Пойдемте, я провожу вас в гостиницу.

Он не двинулся с места:

– Кто вы такая? Неплохо бы представиться.