– Меня его подружка не интересует. Лучше расскажи, как дела в редакции.

Я слушала ее рассказ, с интересом вникая во всякие мелочи и сожалея о том, что меня там нет. У нее имелись и кое-какие личные новости. Поведав о них, она опять пристала ко мне с вопросами. Я едва успевала отвечать:

– Он самый классный мужчина! Я очень счастлива! Нет, в свадебное путешествие мы пока не ездили. У него очень важная и срочная работа, мы ведь ничего не планировали заранее. Как только он освободится, непременно съездим. Нет, пока еще не решили, куда, только обсуждаем.

Закончив разговор, я заметила Олега. Он стоял в дверях, опершись о косяк, и внимательно смотрел на меня.

– Это ты обо мне говорила в столь лестных выражениях?

– О тебе, о ком же еще, – пробурчала я. – Это был звонок из Заозерска. Как видишь, я свою часть договора выполняю.

– Молодец! – Он сел напротив и взял в руки мой телефон. – Нужно сменить аппарат. Завтра куплю тебе айфон.

Я в бешенстве вскочила на ноги:

– Хватит меня подкупать! Я и так делаю всё, что обещала! Признаться, пока здесь нет твоей матери и домработницы, это не так уж трудно. Но, надеюсь, и потом справлюсь.

Моя вспышка, казалось, ничуть не взволновала его.

– Не понимаю, почему ты все время кипятишься по одному и тому же поводу. Это из той же оперы, что одежда и белье. Обычно всякие мелочи и выдают.

– Ты рассуждаешь так, будто мы шпионы.

– В некотором роде так и есть. Как ты уже поняла, я хочу избежать даже малейшего риска разоблачения. В общем, тут нечего обсуждать. Лучше расскажи, чем ты сейчас занимаешься.

– Статью пишу о вчерашней выставке, – буркнула я.

– Разве ты устроилась на работу?!

– Нет, конечно. Просто мозги тренирую, а то прочитала свою последнюю статью в «Заозерских огнях», и мне повеситься захотелось.

Он усмехнулся:

– Пожалуй, это не лучшее твое произведение, но ничего ужасного там нет. Ты ничуть не исказила факты, со стилистикой тоже всё в порядке…

– Скукотища! – перебила я. – Чуть челюсть себе не вывихнула от зевоты!

Выпалив это, я потрясенно замолчала и уставилась на Олега:

– Ты читал мои статьи?! Зачем?!

– Должен же я знать, что из себя представляет моя жена.

Мне его объяснение показалось совсем неубедительным.

– Ты слишком уж обстоятельно готовишь свою легенду, будто и впрямь какой-нибудь Штирлиц, но вряд ли к нам применят допрос с пристрастием.

– Как знать, – невозмутимо отозвался он. – Кстати, многие твои статьи мне понравились. Они очень живые.

Я не знала, что ответить, и он быстро перевел разговор на другую тему. Мы довольно часто проводили вечера за чашкой чая, ведя приятную беседу. Однажды Олег уговорил меня сходить с ним в бассейн, который посещал регулярно. Я долго отнекивалась, но он напомнил о нашем договоре. Там он представил меня еще нескольким своим знакомым. Я ловила на себе восхищенные взгляды, выслушивала комплименты, ответно улыбалась и согласно кивала, когда Олег обещал позвонить и договориться о совместном обеде или ужине.

– Ты собираешься продемонстрировать меня всему свету? – спросила я на обратном пути.

– Это лишь часть плана.

– Неплохо бы и весь план узнать, – без особой надежды произнесла я.

– Не сейчас. – Так он отвечал всегда, когда я пыталась хоть что-нибудь выяснить.

Мы обменялись визитами с супругами Крикуновыми, потом пару раз пообедали в ресторане с его приятелями. Круг общения расширялся, некоторые новые знакомые мне даже нравились, но необходимость постоянно контролировать себя утомляла, а подчас и раздражала. Невзирая на внешнюю активность, я постепенно погружалась в уныние.

Мои походы в театры и на выставки стали реже, я просто не успевала всё прочувствовать и осмыслить. Пыталась писать статьи об увиденном, но объективно оценить их не могла. Я не привыкла работать в стол, мне нужны были публикации и читатели. Приятель Олега из издательства уже вернулся из отпуска, Олег встретился с ним, но от того пока не было вестей. Я искала себе другие занятия – занималась домашними делами – готовила еду, стирала и, по возможности, убирала квартиру. Однако она всё больше приходила в запустение, и Олег посоветовал вызвать клининговую службу.Тася регулярно к ним обращалась.

Однажды, когда мне стало особенно тошно, добралась до рояля в гостиной. Все-таки я училась не просто в хорошей, а в отличной школе! Два раза в неделю у нас были факультативные занятия по музыке. Многие домашние дети сразу после уроков убегали домой, мне же убегать было некуда, и я втянулась. Наша учительница была пожилой, одинокой и жилав служебной квартире на первом этаже спального корпуса. Мы с ней подружились, и в выходные, в которые я оставалась в интернате, она проводила со мной индивидуальные занятия, отмечая мои способности. К сожалению, ее уже нет в живых. После окончания школы я редко садилась за рояль, впрочем, не особо страдая по этому поводу.

Я давно заприметила стопочку с нотами и, перешерстив ее, выбрала сборник с наиболее популярными классическими пьесами. Там был и Бетховен, и Гайдн, и Шуберт, и множество других великих имен. Я сосредоточилась на фуге Баха. Ее полифоническое звучание как раз отвечало моему настроению. Поначалу получалось довольно туго, потом пальцы стали вспоминать прежние навыки. Часа через полтора я уже почти без ошибок пробиралась от первой ноты до последней. За этим занятием меня застал вернувшийся Олег.

– Каждый день в тебе открываются новые таланты!

– Одни открываются, другие закрываются, – проворчала я. – Никаких известий о моем трудоустройстве нет?

– Уже готова ринуться в бой? Ты же признала, что сначала нужно проникнуться атмосферой и традициями нашего города. Неужели тебе это уже удалось?

– При таком раскладе мне это никогда не удастся! – воскликнула я. – Для этого нужно живое общение! Раньше после спектаклей, о которых собиралась писать, я встречалась с режиссером, с актерами, а после выставок – с художниками. Общалась с ними, мы о чем-то спорили, что-то обсуждали, и тогда появлялись ЖИВЫЕ статьи, как ты их назвал. А сейчас то, что я пишу, отдает мертвечиной! В общем, – подытожила я свой эмоциональный всплеск, – если твой знакомый в течение недели мне не поможет, я сама займусь своим трудоустройством.

Во время разговора Олег перебирал ноты, лежащие на рояле, затем пододвинул стул и устроился рядом со мной.

– Вот, пьеса в четыре руки. Может, попробуем?

Я даже не взглянула на ноты, а в бешенстве вскочила:

– Ты еще предложи спеть дуэтом! Что за розовые сопли?! Сейчас двадцать первый век, а не девятнадцатый!

Я выскочила из гостиной и, оказавшись в спальне, стала рыдать. Мне было очень жаль себя. Тоска по прежней жизни просто оглушала. До этого момента мне удавалось гнать от себя мысли о Заозерске, об Артеме, но сейчас они разом навалились, готовясь меня сокрушить. Олег комне не заходил, и мы встретились за вечерним чаем. Я вела себя подчеркнуто отстраненно.

– Завтра я надавлю на Костю, – мягко сказал он, – так что ты не отчаивайся. А живое общение у тебя будет. Скоро все вернутся в город после отпусков и дачного сезона, и мы часто будем принимать гостей и наносить визиты.

Я удивленно уставилась на него:

– И ЭТО ты называешь живым общением? Я же там должна буду все время притворяться! Ни одного искреннего слова или жеста! Если бы я хотя бы понимала, что ты задумал, то смогла бы осмысленно принимать участие в твоей шпионской операции, а так… Я чувствую себя марионеткой в твоих руках. – Мой голос постепенно набирал силу: – Ты посадил меня в золотую клетку! Я и не заметила, как оказалась полностью зависимой от тебя. Все пути в Заозерск отрезаны, ни жилья, ни денег, ни работы у меня нет. Даже, живя впроголодь в убогой халупе, я не чувствовала такой безысходности! Своей лучшей подруге наплела неизвестно что, так как правду сказать не могу, а в нашу версию она не поверит! Хорошо, что она живет в другом городе, а то быстро вывела бы нас на чистую воду!

Похоже, он не предполагал, что дело зашло так далеко, так что казался обеспокоенным:

– Маша, не горячись! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я слишком мало уделял тебе внимания в последние дни, но я действительно очень занят…

– Да, я слышала о твоей занятости, – ехидно произнесла я. – Программист, который к компьютеру почти не подходит, а целыми днями где-то шляется.

– Я работаю по ночам.

– Когда же ты спишь?

– Я мало сплю.

– Мало спишь, много куришь – так и до инфаркта недалеко.

Олег неожиданно улыбнулся:

– Сейчас ты рассуждаешь, как настоящая жена.

– Ничего подобного! – возмутилась я. – То же самое я бы сказала любому своему знакомому.

Меня он ужасно раздражал, но возвращаться в свою комнату и оставаться одной совсем не хотелось. Я решила переключиться на нейтральную тему.

– Это для тебя купили такой роскошный рояль?

– Нет, это рояль матери. Она была не только хорошим музыкантом, но и солисткой балета в Мариинке.

При этих словах у меня, кажется, рот открылся от изумления. Я еще могла бы представить Веру Степановну, сидящую за роялем, но в пуантах и пачке (!), даже если скинуть лет тридцать, ну, никак! Олег правильно истолковал мое изумление и пояснил:

– Я имею в виду свою родную мать. Вера Степановна моя мачеха.

На смену изумлению пришли обида и ярость.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь?! – зловеще прошипела я. – Ты, который пытается учесть любую мелочь! А если бы я как-нибудь проявила свою неосведомленность?

В эту минуту я его ненавидела, хотелось хлопнуть дверью и выбежать из кухни, но меня остановило желание выведать подробности. Почему он держал эту информацию в секрете? Ведь наверняка она всем известна. И почему сейчас сообщил о ней, как бы между прочим? Я должна, наконец, узнать, во что вляпалась, и был самый подходящий момент, чтобы заставить его разговориться.

– Больше не желаю быть пешкой в твоей игре, – хмуро процедила я. – Если ты мне ничего не расскажешь, то в течение недели я отсюда съеду. Выпутывайся, как знаешь, секретный ты наш.

Видимо, моя угроза на него подействовала, хотя он заявил, что и так собирался мне кое-что рассказать. Его родная мать Елена Павловна, дочка популярного советского композитора, стала второй женой отца, первый брак у того оказался бездетным. Олег собирал сведения о матери буквально по крупицам, так как никто не хотел с ним о ней говорить. Заинтересовался он этим вопросом в подростковом возрасте, когда его дедушки и бабушки со стороны матери уже не было в живых, так что на каждом шагу он встречал препятствия, отец и вовсе обрывал разговор:

– У тебя есть мать, которая о тебе заботится, другая тебе не нужна.

И все же мало-помалу ему удалось кое-что выведать. Вера Степановна, тогда просто Вера – молодая деревенская девушка, с годовалого возраста была няней Олега. Елена Павловна мало интересовалась сыном. Его рождение она восприняла как катастрофу, так как ее и без того хрупкое здоровье после родов пошатнулось, и она не смогла вернуться к балету. Она часами сидела за роялем, стала писать стихи и постоянно пребывала в плохом настроении, делая жизнь мужа невыносимой. Но почему-то от него не уходила. Когда Олегу было три года, она умерла – выпала из окна и разбилась. Он ее почти не помнит, а фотографий осталось очень мало.

– Самоубийство? – еле слышно спросила я.

– Нет. Под окном в моей комнате росла черемуха. Говорят, мать потянулась, чтобы сорвать цветущую веточку, и сорвалась. Это дерево потом срубили.

– Разве черемуха бывает такой высокой? – невольно изумилась я.

Он пожал плечами:

– Бывает. Мне попадались деревья примерно такого роста. Правда, не здесь.

После этого отступления рассказ продолжился. Олег был очень привязан к своей няне, поэтому, когда матери не стало, стал ее называть мамой, хотя никто его к этому не принуждал. А вскоре отец женился на Вере.