– А глаза почему разные?

– Что?!..

– У тебя. Глаза разные – совсем. Правый – конкретно синий, левый – реально зеленый. Или у меня «глюки»?

– Просто…

– Вчера еще заметил. И волосы разноцветные. Думал, брежу. Красишься так? Под панка косишь? И линзы носишь?

– Да нет, – объяснила Маня, поначалу слегка сбитая неожиданным вопросом и столь резкой сменой темы. – Не бредите. Это так и есть – глаза разные. Радужки по-разному окрашены – с детства. Такая особенность, какой-то генетический сбой, в общем. И волосы тоже – пигментация… нарушена.

«Маня-панк» машинально пригладила свои стриженные в довольно короткую стрижку волосы, в данный момент, после сна, торчавшие во все стороны. У нее были светлые, пепельно-русые волосы, с тремя прядями неожиданно рыжеватого, почти черного и каштанового цветов и небольшая, слегка разноцветная челочка над ровным, нежным лбом.

– А толстая такая – почему? Тоже – «генетический сбой»?

«Мужик» хамил. Раздухарился… не к добру. Маня грозно пошевелилась на стуле. Коварный стул под ней предательски заскрипел, издав какой-то неприличный длинный звук.

– Вот. Сейчас стул сломаешь, – эхом стулу подтвердил «мужик». – Не выдержит тебя, Мань, эта рухлядь.

Маня вздернула брови.

– Вы решили мне хамить? Это не в Ваших интересах, Леша.

– Вес-то какой? – наглел «мужик», серые глаза смеялись. – Центнер, небось? А, Мань?

Маня сжала губы, но тут же сменила тактику – решила «не вестись», и заговорила с «пациентом» как с идиотом «тяжелобольным», которого нельзя волновать.

– Я вешу 90 кг. Рост 167 см, – терпеливо доложила Маня.

«Мужик» не успокоился. Весело и напористо, с манерой, вынуждающей собеседника отвечать, он продолжил свои нахальные расспросы.

… Так полегчало ему, что ли?… Или притворяется… хитрит?!..

– А лет тебе сколько, Мань? Тридцать или около того? Да?

– Да. Вы угадали, Леша, – спокойно подтвердила Маня. – Мне 30 лет.

– И ни мужа, ни детей. Я правильно вчера понял? А, Мань?

– Да.

– Что с тобой, Мань? Ты чего так в лице-то изменилась, а?!

Маня молчала.

– Успокойся, сказал! Извини. Извини, Мань. По больному, видать, задел.

«Мужик» чуть прищурился, сочувственно и весело глядя Мане в лицо.

– Ладно, Мань. Не переживай. И не вешай нос. Дело наживное. Ты б только сбросила малость – постаралась, Мань. – Серые глаза опять смеялись. – Для дела. Глядишь, и… полюбил бы кто. Кавалера-то тоже нет, по всему? Да, Мань?

Маня сцепила зубы и не прерывала «больного» хама. Положительные эмоции – большой плюс в деле лечения, напомнила она себе стоически.

Пусть себе разливается и… хохмит – в свое удовольствие.

… Да ради Бога!.. «На больных» – не обижаются, – пожала она про себя плечами, вернувшись к прежней устойчивой мысли.

– На больных и «увечных» – не обижаются, – мигнул он ей вдруг, непостижимым образом вновь практически дословно озвучив ее мысли.

Застигнутая врасплох Маня несколько дико на него посмотрела. Тот насмешливо и забавно сложил губы.

– … Уж больно тебя много, Мань. На любителя. Толстеньким трудно замуж выйти, – пустился он философствовать своим хрипловатым низким голосом. – Желающих мало – я ж понимаю, Мань. Стройных навалом – выбирай не хочу. Ты б, Мань, об этом подумала. И за собой последила. Фитнес там, то, се… И ешь поменьше, – в упор, наглым взглядом, рассматривая Маню, нес «мужик», сочувственно вздыхая, как бы от полноты чувств. – А сюда зачем приехала, а, Мань?

– На лето, – невозмутимо ответила Маня.

– Правильно, Мань, – одобрил «мужик». – Верно мыслишь. В городе, в Москве особо… Ты ж из Москвы, как я понял? Да, Мань?

– Да.

– Так вот я говорю, Мань – В Москве шансы твои практически равны нулю… невелики шансы, Мань. Мужик в Москве – балованный пошел. И то ему не так, и это… Фиг кого себе найдешь с такой… с такими… – резвился «больной», видимо испытывая неодолимую потребность в бойком утреннем трепе – как возвращению к обычной жизни.

Маня уступчиво молчала, не противоречила.

– … Здесь, значит, думаешь ухажера сыскать. В точку, Мань, – размышлял вслух «Леша». – Народ тут попроще. Любит водку и… все натуральное.

… Да. Трудный случай. Маня обреченно вздохнула, покорившись судьбе. «Больной» оказался беспокойный. Ничего не поделаешь.

– Ты как – трактористом уже каким-никаким обзавелась или… нет пока? А, Мань?

Маня смотрела на него и думала о своем.

– На, огонек, говорю, ближе к ночке, кто-нибудь захаживает? Чего молчишь-то?! Ну! – поднапер вдруг «мужик».

– Не Ваше дело, Леша. Успокойтесь.

– Угадал, Мань? – смеялся тот глазами. Что – не Витек ли вчерашний? А, Мань?

Мысль свербела, не давая Мане покоя.

… Как же быть-то?…

– Здесь трактористов нет, Леша, в основном дачники, – пояснила она буднично. – А постоянно живут или старики, или… Короче, есть кто постоянно живет, но чем они зарабатывают – не знаю. До Москвы – 3 часа, туда, наверное, ездят… или в другие места. Ничего сельскохозяйственного тут давно нет. А «Витек» – друг Толика и Веры – из Москвы. Он в прошлые выходные с женой приезжал…или с подругой, не знаю.

Маня пыталась сбить «больного» на нормальный, человеческий тон, нервно соображая – как бы у него спросить, как подступиться-то… И… и главное, что делать – после «положительного ответа»?!..

– … И тут – облом, Мань. Жуть. Так как же ты теперь, Мань? Хотя лето – длинное…

Вероятно, Манино лицо, что-то такое отразило – какую-то борьбу чувств.

– Ты чего мнешься-то, Мань? Всколыхнулась вся. Значит, все же… Витек?!

– Да причем здесь какой-то Витек! – достал ее все-таки неугомонный «пациент», заклинило его на этой ужасной чепухе!.. – Как тогда могла пройти версия, что Вы – мой муж, приехавший из Москвы меня навестить, пьяный и… избитый? – Маня усмехнулась. – Хамите Вы, Леша, глупо и бездарно. Увлеклись рассуждениями обо мне, лишенными элементарной логики, – тонко подловила его интеллигентная Маня.

– Версии, Мань, – ничуть не сбившись, парировал тот, – проходят разные – в жизни. Такие «версии» случаются – с ума сойдешь. А тут – че? Муж в городе вкалывает… на свободе. А ты, Мань – жена, в смысле – тут отдыхаешь на свежем воздухе… тоже на свободе. С Витьком, допустим. Когда он без жены приезжает. Нормальный расклад. Обычное дело. Житейское, Мань, – хрипло крякнул «больной» и вздохнул.

Маня решилась – сейчас спрошу, хватит трепаться, чушь несусветную нести!.. Ей на станцию пора, и… проблему надо урегулировать – прямо сейчас, отступать некуда.

Все равно придется.

– … Одинокая толстая женщина в самом соку, с глазами, правда… – тут «Леша» как-то споткнулся и не договорил. – В общем. А сколько вас таких, толстых или страшных – по России-матушке! – патетичным сипом взвыл он неожиданно – Маня вздрогнула. – Никому не нужных. Зазря пропадающих! Страшно подумать. – И горько вздохнул.

… Так. Его уже на обобщения потянуло. Ударился в соображения «высшего порядка». О Родине задумался – под этим углом.

А время идет.

Идиот.

– Пошел к черту! – вдруг взорвалась Маня, припертая к стенке неотвратимостью предстоящего «действа», и от этого накаленная, как утюг.

– Вот, – обрадовался «больной». – Другой разговор. Здоровая реакция. Боевая. Как у людей. А то все: «Извините да простите!..», да «Как Вы?!..», «Не могли бы Вы…» – как с умалишенным. Будь проще, Мань, – мигнули ей нахально, – и мужик к тебе потянется. Так держать. Молодец.

– Вы напрасно со мной фамильярничаете, Леша, – высокомерно, с металлом в голосе начала Маня – и осеклась.

Устыдилась.

… Ему же это все еще более неприятно… и унизительно, скорей всего. Вот и балагурит, ерничает, дурака валяет… Ко мне прицепился с вопросами да расспросами, и вообще – несет околесную… Бог знает что, от неловкости!..

… На самом-то деле, если кому и было сейчас неловко – то это ей!..

Маня вспыхнула и попыталась придать лицу максимально тактичное и одновременно твердое, «медсестринское» выражение. Она открыла уже было рот, но «мужик» ее опередил – буквально на долю секунды.

– Мань, мне по нужде нужно. По малой, – спокойно сказал он. Но что-то такое мелькнуло в спокойных мужских глазах, Маня заметила.

Нет, не только легко читаемая физическая боль, которую «мужик», надо отдать ему должное, неплохо «контролировал»…

Но что-то еще, едва уловимое…

Беспомощность.

Очень глубоко припрятанная, злая – чисто мужская, но… беспомощность.

«Медсестра Маня» строго взглянула на «пациента».

– Вот и я о том, – отрезала она бестрепетно, официальным голосом медработника, сочтя этот тон единственно возможным выходом из положения.

… Но все равно – в воздухе висела неловкость, корчила рожи и сучила ножками!..

Маня резко встала и строевым шагом, на деревянных ногах, направилась на веранду. Там с полминуты постояла оцепенело, прижав руки тыльной стороной к пылающим щекам.

«Мужик», т. е. «пациент» – лежал в ее комнате, на ее кровати, под ее одеялом совершенно голый, из существенного на нем была только мощная голда – массивная золотая цепь с не менее увесистым золотым крестом на ней.

И все.

… Максимум, чем она рискует – что он «вич», но это уже неважно…

… Да какой, блин, «вич»!..

Маня лихорадочно огляделась.

… Так. Берем себя в руки. Что за девичий стыд?!.. Ей не 17, и она… сейчас типа «медик».

Маня схватила с верхней полки пыльную трехлитровую банку.

… Нет. Не годится. Не то.

Быстро сняла такой же запылившийся, в ржавых сколах бидон с широким горлом.

… То, что нужно.

На скорую руку обтерла его и метнулась в комнату.

Скорей, скорей – не дай Бог, не дотерпит, и… Убирать-то потом все это – ей!.. Нет!.. Ужас. И непонятно как…

Быстрее!!!..

…

Маня «пописала» голого Лешу. Все, что нужно, сама придерживала, поправляла и направляла рукой – «пациент» практически не шевелился и ничем не мог ей помочь.

Напоив его кое-как чаем – тот с трудом глотал, стараясь, правда, соответствовать, но толку опять от него было мало – Маня ушла на станцию.

Ближайшие дни Маня выхаживала «мужика».

Она «писала» его и «какала», приспособив для этого большую плоскую кастрюлю. Маня вытирала ему «попу», промывала ее же и другие «причинные» места. Обтирала всего.

Бинтовала, перетягивала ногу. Делала ему осторожный массаж – так и там, где нужно, втирала мази, сгибала и разгибала – «разрабатывала» – руки и ноги, давала таблетки – все строго по «схеме лечения», составленной дедом-хирургом.

Кормила и поила с ложечки – как положено. Стирала-перестирывала, не переставая, его постельное белье – оно постоянно противно закапывалось нехорошими брызгами и было все в жирных пятнах от мази.

И даже брила – очень неумело, несколько раз зверски его порезав – тот терпел.

… Такая вот «мать Тереза»… т. е. «мать Мария».

У нее минуты свободной не было. «Выхаживание», да еще и в сельских условиях, без городских удобств оказалось делом очень хлопотным.

Маня, громко топая, носилась из комнат на веранду и обратно, на участок – за водой, выносить и мыть «горшки».

… Туда-сюда, сюда-туда…

В местной аптеке не оказалось одной важной мази и одного лекарства.

К Верке Мане не хотелось обращаться, чтобы не привлекать внимание. Та всего пару раз ненавязчиво звонила и интересовалась как дела. Маня ее неизменно благодарила.

– Ну, как твой, – спрашивала Верка, – идет на поправку?

– Спасибо, Вер. Все нормально. Скоро бегать будет. Все хорошо. Он отдыхает уже просто.

– Помочь чем, Мань? Принести, привезти?

– Да нет, Вер. Спасибо. Все есть. Говорю – он практически уже в порядке.

– Да, – философски замечала Верка, – на них все как на собаках заживает – особенно после загулов.