Так что было здорово, когда народ просек фишку и стал создавать свои собственные группы. Если я могу это сделать, то и ты сможешь. Это были дети нашего возраста, но не только из моего окружения – из самых разных социальных слоев. Фантастика, настоящее слияние различий. Девчонки, которые могли постоять за себя, из этих замечательных женских групп, типа X-Ray Spex^[139] и Slits^[140]. Было так много всего этого, так много различий между группами в музыкальном плане. Невероятно интересный и захватывающий период – наблюдать и слушать такую музыку. И «Рокси» был для этого отличным клубом. Несмотря на то, что «Пистолзы» на самом деле никогда там не играли, у нас было место, чтобы как-то выразить самое разное друг к другу отношение. Я всегда думал, что в этой среде прежде вообще не было никакого чувства конкуренции, пока благодаря средствам массовой информации панк не стал доступен самым широким слоям населения, не начали возникать клише, эти вопли на сумасшедшей скорости.

Все это пришло в большей степени от The Clash и The Damned^[141], чем от нас. И это было очень похоже на ритм-н-блюзовые команды Джо Страммера, в которых он играл до того, как присоединился к The Clash. Это был бы какой-то бешеный рокабилли на сумасшедшей скорости, который мне никогда не нравился. Не поймите меня неправильно, я любил Джо. Поначалу он был очень дружелюбен, дружелюбен, дружелюбен, но вскоре все изменилось, едва только Джо начал воспринимать The Clash слишком серьезно.

Для меня ярким светом в этой группе всегда будет личность Мика Джонса – прекрасный человек, по-настоящему теплый. То же самое с басистом Полом Симононом – он шикарный парень, скажем так, из хорошей семьи, но двух слов связать не мог. Я всегда списывал это на застенчивость. По отдельности они все мне очень нравились. Ребята играли к тому времени всего пару месяцев, когда выступили у нас на разогреве в кинотеатре Screen on the Green в Ислингтоне. Они пришли с таким количеством оборудования – о боже, у них была огромная акустическая система озвучивания, которую, конечно, они нам не одолжили. Поэтому, когда разогревающая группа удалилась вместе с этими огромными ящиками, мы снова оказались на сцене с нашими маленькими коробочками.

Группа, которую я любил, – Buzzcocks^[142]. Отличные, веселые тексты, совершенно иной подход к музыке. К сожалению, в то время, когда все было свалено в кучу и называлось «панком», люди действительно не замечали, что Buzzcocks были немного в стороне от проторенной дорожки.

Они играли свои первые концерты с нами, в Манчестере. Все, что я помню, – это бесконечные споры, что бы вы ни упомянули. Помню еще, как их солист, Говард Девото (он ушел вскоре после этого), и парень, который стал новым солистом, Пит Шилли, отвели нас в паб под названием «Томми Дакс», где самым большим приколом было подвешенное к потолку нижнее белье, и я вел себя соответствующе. Просто мне все это показалось довольно глупым. Ну, потому что ты нервничаешь перед выступлением и не готов к подобного рода идиотским ситуациям, так что я был немного к ним несправедлив, но мне кажется, они поняли, что мы такие, какие есть. Ты всегда должен быть самим собой. Много лет спустя мне пришлось извиниться.

Малкольм любил изображать себя дирижером бурно развивающегося движения, но все это происходило вне его контроля. Буквально каждый его шаг был бестолковым. В сентябре он впервые взял нас с собой во Францию, и в итоге мы играли в переполненном зале парижской дискотеки для твердолобой толпы любителей диско. Ну, понимаете: «Это не есть быть “Би Джиз”, п’гавда?» – «ДА-А-А!»

Но как чудесно мы провели время! На мне был баскский берет и все такое. Малкольм повел нас в шикарный бар с открытой верандой, где, по-видимому, тусовались все крутые селебы Парижа. Он познакомил нас со своим другом-мультимиллионером, который пригласил всех в пятизвездочный ресторан французской кухни. О, обожаю – самый большой, самый жирный, самый сочный, самый сырой, самый кровавый стейк из всех возможных, и я залакировал его перепелкой – целой перепелкой, которая выглядела точно так же, как мой любимый волнистый попугайчик. Крошечная птичка, абсурд. В чем суть всего этого? Никогда не понимал фишки, но я оценил изумительный вкус.

Так что это открывало разум разным интересным штукам, но не позволяло превратиться в изнеженную культурную шлюху. Совсем наоборот. Я думаю, что подобный уровень качества должен быть доступен всем нам. Это мой образ мыслей. Откройте двери. И если вам удастся приоткрыть щелочку, просто пните дверь немного сильнее, чтобы за вами последовали другие. Чтобы сделать мир лучше, а не хуже.

Глен думал примерно в том же духе, но его идея того, что такое «лучше», была обременена правилами. Ты не должен материться, потому что, понимаешь, дети, это же плохо на них влияет. Мы тогда сильно поспорили, и, да, я утверждаю, что не существует такой штуки, как ругательства. Все это вопрос интерпретации. Ругательства – просто издаваемые людьми звуки, которые обладают определенным эффектом. И это относится к любому слову, а как только вы начинаете запрещать слова, вы запрещаете то, что делает человека человеком. Как, черт возьми, мы можем умалять себя таким образом? Это не акты насилия. Это мнения, и если твое мнение ошибочно – что ж, тем веселее. У-ух, класс, почему бы тебе не сгореть синим пламенем! Да кто вам мешает говорить всякое дерьмо. Одно только «но»: если говоришь дерьмо, его же в ответ и получишь.

И еще одно наше легендарное выступление, которое не было спланировано Малкольмом, а состоялось по приглашению. Как, однако, странно, что Челмсфордская тюрьма строгого режима пригласила туда играть «Пистолзов» – убийц и психов. Фантастический концерт и фантастические заключенные. Сколько же дури было у этих парней! Все они мотали серьезные сроки; среди них не было тех, кто сел за то, что подрезал сумочку, – по крайней мере, в толпе, которая пришла на нас посмотреть. Это были реальные люди, которые попали в сети нашей говносистемы и по уши увязли в ее проблемах. Очень легко стать преступником, не понимая правил. Я вижу в каждом заключенном в той или иной степени жертву, в этом проявляется мое сопереживание. Мне это нравилось.

Те парни поняли наши песни, скажу я вам. На середине «Анархии» я бросил в зал: «Кхе-кхе, запах марихуаны меня тормозит!» Но когда их вот так вот запирают, все, что у этих бедолаг остается, – это наркотики. Боль, которую я испытывал за них, была заперта без надежды выбраться.

После концерта мы поговорили с ними – не было никакого контроля со стороны тюремных властей, и мы не были отделены от нашей публики. Они не хотели причинить нам вреда, и многие из них ожидали, что я вскоре стану их товарищем по заключению. «Ты на пути к гибели, ты на пути!» С тех пор я доказал обратное, но они понимали наше общество и то, как оно может против тебя обернуться.

Когда мы собрали кучу групп на двухдневный панк-фестиваль в «Клубе-100», слово «фестиваль» было намеренно использовано совершенно неподобающим образом, с большой долей юмора и ни в коем случае не должно было восприниматься так серьезно, как это было до тех пор. Назвать это фестивалем означало устроить самим себе розыгрыш, вволю посмеяться. А тогдашние репортеры – да, собственно, и до сих пор так считается – восприняли все абсолютно на голубом глазу как какое-то ортодоксальное, продуманное, серьезное мероприятие. Нет, чушь полная! Это была просто куча групп, которые собрались, чтобы повеселиться, развлечься и некоторым образом дать знать о своем существовании.

Бо́льшую часть репортажей заняли события, связанные с журналистом «Нью Мьюзикл Экспресс» Ником Кентом. В какой-то момент он думал, будто является членом Sex Pistols, – он участвовал в той странной репетиционной неразберихе задолго до того, как я присоединился к группе. Впоследствии он превратил себя в рупор разногласий по поводу «Пистолз». Поэтому едва он объявился на «фестивале», все отреагировали типа: «Ага, попался!»

В ту ночь его избил Сид. Что я могу сказать? Меня поражает, что он вообще упомянул об этом, потому что быть избитым Сидом почти невозможно. Если ты будешь говорить гадости, рано или поздно кто-нибудь попытается сказать тебе, чтобы ты заткнулся. У многих людей возникали проблемы с Ником Кентом. Нельзя просто так быть таким злобным и неточным в том, что ты пишешь, и думать, что это останется без последствий. Сид тогда еще не был в «Пистолз», он просто злился на то, что читал.

Но я наслаждался «Фестивалем» в «Клубе-100». На мой взгляд, такое разнообразие групп было потрясающим. Можно было просто стоять в толпе, слушая их всех, а потом пойти и внести свою лепту. Это было невероятно приятно. И, конечно, мы все вместе выпивали, каждый из присутствующих был изрядно навеселе. На тебя не давил тяжкий груз необходимости выглядеть грандиозно. Ты просто был самим собой, а потом оказывался в толпе и братался с публикой. Это было удивительное чувство близости. Обожаю. Чувство товарищества, и, казалось, не было никакой высокомерной ревности к другим участникам.

Девушки, которые ходили тогда на концерты, обладали исключительным творческим гением в плане одежды. Там была целая толпа девчонок, которые начали носить мешки для мусора задолго до того, как это просекла пресса. Из-за забастовок на улицах было полно свалок, и соорудить прикид из мусорного пакета казалось вполне естественным – отсюда все и пошло. У властей закончились черные мусорные мешки, поэтому они начали выпускать ярко-зеленые и ярко-розовые. Поразительные цвета, и идеально, если вы не можете себе позволить дорогой псевдо-панковский прикид – просто натягиваете один из этих мешков, парочка поясов, заклепки, и бинго, носите на здоровье! «Отлично, ну и где там мальчишки?»

Бондажные шмотки Вивьен, с другой стороны, были самой ограничивающей, отвратительной, раздражающей вещью, которую только можно было надеть. Я чувствовал себя в них полным ненависти. Обожаю! Теперь молния на брюках тянулась от задницы к переду. Проблема заключалась в том, что они были слишком тесными – Вивьен всегда кроила брюки под женскую фигуру, и это заставляло мужские гениталии внутри чувствовать себя невероятно неудобно. Эта чертова линия банта, передний срез брюк, была в нижней части скорее V-образной, какой там плавный изгиб, а затем резко шла вверх. Твоим причиндалам было негде разместиться. Проклятье, так что тебе приходилось перекладывать хозяйство то влево, то вправо. Помните присказку старого портного – сэр одевается налево или направо? Но даже в этом случае места не хватало… Так неудобно!

Она никогда не понимала форму человеческого тела и, я думаю, горько на него обижалась. И Вивьен, конечно, не имела ни малейшего представления о том, как располагаются мужские гениталии. Вот что бывает, когда у тебя любовник – Малкольм: она устроила роскошную кастрацию своим обожающим поклонникам моды!

Бондажные штаны с ремнем между ног – это одно, верно? Для меня, имеющего очень хорошее представление о футбольной культуре – я вырос на этом, – идея «Я не могу в них бегать, поэтому должен стоять и драться» была хороша, но Вив же делала совсем по-другому. И да, что касается молний, послушайте, это просто невыносимо стесняло яички. Ее ответ был прост: «Ну, тогда оставь молнию открытой!» Так вот: я попробовал это сделать на одном концерте, кажется, в Лидсе. Нет, в Мидлсбро. На мне были бондажные штаны, и когда я оставил молнию открытой, случилось следующее: молнии по обе стороны моих гениталий впились в меня, как пара острых пил, что привело к действительно серьезной инфекции. Через пару дней ты даешь интервью невероятно важному музыкальному журналу, и они спрашивают тебя, каково это – быть рок-звездой? Ха-ха-ха! Ну давай, Джон, все девушки, должно быть, от тебя без ума! А ты думаешь только о том, что в данный момент уж точно никак не можешь показать женщине пару своих наполовину распиленных орехов. Мое мужское достоинство оказалось под угрозой.