Никто не сомневался в его карьере футболиста. Никто, кроме него самого. Эти сомнения, эта неуверенность в себе так сильно одолевали его, что порой он не знал, как с ними справляться. Да, конечно, внешне он ничем не выдавал этих чувств, но все это было в нем. Оно сидело прямо под сердцем и постоянно теребило его, не давая покоя. Арчи лгал, когда говорил, что любит выходить на поле. Он этого просто терпеть не мог, ведь выход на поле означал неизвестность. Он любил уходить с поля и уходить непременно победителем. Если команда выигрывала благодаря его забитым мячам – это было отлично. Тогда все в мире казалось осуществимым: не было границ и барьеров, он был всесилен и верил в то, что будет новой звездой мирового футбола и войдет в историю, как Пеле или Марадона. В такие моменты он видел себя исключительным, особенным, тем человеком, которому подвластно все. Он был лучшим. Он был примером, был звездой. В дни победы он видел ясно и четко, что нет ничего невозможного, что любой цели можно добиться. Он планировал тренировки, думал об усилении нагрузок, о том, что еще поможет ему быстрее продвигаться к поставленной цели. В такие моменты он не чувствовал боли и усталости. Он был готов трудиться снова и снова.

Но потом наступал новый день, а вместе с ним – новые сомнения, новые страхи. Он был героем вчера – это верно. Вчера был матч, он вышел победителем, он имел право быть героем. Но сегодня все приходилось начинать сначала. Сегодня снова надо было доказать себе, что он – исключительный. На горизонте появилась новая игра, а вслед за ней – неизвестность. Вдруг эту игру он уже не сможет выиграть? Как долго он оставался талантливым футболистом в своих глазах? Ровно один вечер. Пока не наступало утро и не приходилось выходить на поле снова.

А ведь еще бывали и дни поражений. Если Арчи не мог показать себя на поле, не забивал мячи и команда проигрывала – хуже дней невозможно было и представить. Он мгновенно терял всякую веру в себя. В нем не оставалось ни капли надежды на будущее, на карьеру. Он начинал паниковать. В его голову тут же проникали мысли о том, что он самозванец: что на самом-то деле ему везло, а он сам ничего не умеет. Просто никто этого пока не заметил. Но в серьезном футболе люди заметят. Вот так просто: девяносто минут, и ты никто. Ты больше не звезда, не исключение из правил, не талантливый спортсмен. В дни поражений он бичевал себя со страшной силой.

Не любил он поражений еще и потому, что каждый проигрыш означал разочарованный взгляд отца. Отец… С футбола мысли медленно перетекли к отцу. Арчи поежился, зажмурился и глубоко вздохнул.

Отец привел его в футбол в раннем детстве. Арчи толком и не помнил, как это было. Помнил, что папа как-то сказал маме: «Мальчик должен чем-то увлекаться, чему-то посвящать свою жизнь. Думаю, надо отдавать его в футбол. Всегда мечтал иметь сына – звезду мирового футбола». Как-то так они сами за него решили, что это будет футбол. И Арчи полюбил футбол.

Отец не бывал на его матчах, не интересовался тренировками: он много работал и редко бывал дома к ужину. Но его всегда сильно волновал результат. Отец живо интересовался его прогрессом и развитием, перспективами, возможным будущем в футболе. Иногда Арчи казалось, что он для отца – всего лишь инструмент доказать, что и в воспитании сына он – лучше других. Отец всегда хвастался достижениями Арчи при своих друзьях и партнерах, им же он говорил о том, как ему повезло воспитать такого сына. Но ни разу он не сказал этого Арчи в глаза. Он никогда не выразил нежности, уважения, признания. Даже простой симпатии или похвалы Арчи не получал. А любил ли его отец? Да, конечно, любил и любит. И если рассудить рационально – отец не может его не любить. Столько сил, стараний, времени и энергии отец вкладывал в его развитие. И он по-своему переживал за сына.

Но ему, Арчи, хотелось бы другой любви от отца. Он с завистью смотрел на то, как отец Карду относится к своим детям. Вот он – искренне любил своих детей. Всегда интересовался их жизнью, всегда ласково целовал Катю, крепко обнимал Карду, с уважением жал ему руку. Он всегда интересовался их мнением, их эмоциями и чувствами. Он снисходительно относился к их слабостям, прощал им ошибки и поддерживал в минуты падений. А вот его собственный отец не допускал даже мысли о поражении. «Будь первым. Не можешь быть первым – будь лучшим», – так любил говорить его отец. Да, быть может именно поэтому Арчи и добивался всего того, чего добивался. Может быть без этого стремления угодить отцу ничего бы и не вышло. Вот только нужно было Арчи совсем не это. Ему хотелось, чтобы его любили просто так. Без побед и заслуг, без забитых голов. Любили простой и теплой любовью.

Арчи вздохнул. Так кем же он будет через десять лет? Новым Пайчадзе? Зачем он только вообще о нем вспомнил. Пайчадзе довольно рано получил травму и не мог продолжать выходить на поле. Не то что Пеле. Тот четыре раза участвовал в чемпионате мира и три из них становился чемпионом. «Арчи, кем ты будешь? Где и как ты будешь жить в 2008, 2018 году? Что судьба для тебя готовит?» – он задавал себе эти вопросы не раз. А вдруг он не сумеет оправдать ожидания других? Вдруг он просто не сможет?

Глава 6. Август 2002 года. Батуми

У меня было драгоценных четырнадцать дней в запасе. За эти две недели я должен был во что бы то ни стало выяснить, что происходит между мной и Лианой. День и ночь я не мог думать ни о чем другом. Я думал о ней, представлял нас вдвоем, мечтал о том, что могло бы быть между нами, пытался понять, какие чувства я испытываю. Лиана совершенно не облегчала мне задачу: почти всегда она вела себя как прежде, ничто не выдавало в ней интереса ко мне, если он, конечно, вообще существовал. Но порой взгляд ее черных как смоль глаз обжигал мне грудь. От такого взгляда мне становилось жарко и сладко. И длился он всего ничего – одно лишь мгновение, долю секунды. Хотя мне казалось, что время замирало и это мгновение длилось вечно. В дни, когда Лиана одаривала меня этим особенным взглядом, я не спал до утра. Как мог я спать, когда память так остро помнила огонь в ее глазах.

В эти дни Лиана захватила весь мой ум и все мое существо. Она была абсолютно особенной и исключительной. В ней было столько жизни, радости и энергии, что казалось, воздух рядом с ней пропитан счастьем. Иногда мне казалось, что каждая клеточка ее кожи излучает частичку тепла и света. Мне всегда становилось уютнее рядом с ней. В те минуты, когда она бросала свой особенный, только для меня предназначавшийся взгляд, я физически ощущал электрический импульс между нами. Воздух мгновенно менялся, в нем повисало тяжелое и томящее напряжение, сладкой истомой отдающее где-то в грудной клетке. Мне было так интересно с ней! Она, наверно, прочитала сотню книг и знала все на свете. Как много она знала о литературе, искусстве, истории и кино. Единственное, о чем она не любила рассказывать – это семья. И особенно ее отец. О нем она почти не говорила. Да я и не спрашивал – я любовался ее красотой и слушал ее нежный приятный голос.

Чувства к Лиане я держал в строгой тайне. Я был абсолютно убежден, что мне не стоит раскрывать их Арчи. От этого на душе было совсем скверно. Прежде я никогда не скрывал от Арчи ни малейшего события своей жизни. Мы делились друг с другом абсолютно всем. И этот случай – исключение из всяких правил нашего с ним общения и дружбы. Такая ситуация еще больше тяготила меня. Днем я переживал от неизвестности: разделяет ли Лиана мои чувства к ней, а ночью томился от чувства, что предаю нашу с Арчи дружбу своим молчанием. В таких настроениях и пролетели мои последние дни грузинского лета в этом году.

Наконец, случилось неизбежное – день, за которым следовал мой отъезд. Мы как обычно позавтракали в кругу семьи с бабушкой и дедушкой и отправились на встречу с друзьями. Бердиа, Ика и Лиана уже ждали нас на месте.

– Ну что, на Сарпи? Последний раз в этом году? – весело бросила Лиана вместо приветствия. Во мне все сжалось от этих слов. Последний раз. И она даже не грустила! Не было ни капли тоски или печали.

Пока мы крутили педали велосипеда до пляжа, перед моими глазами проносилось это лето. Вот мы приезжаем с родителями на Варшанидзе, 74. Вот Арчи, Лиана, Бердиа. Лиана знакомит меня впервые с Икой. Вот мы проводим первый вечер вместе и наперебой рассказываем друг другу все, что произошло за девять школьных месяцев. Мы все приятно возбуждены, еще не осознавая в полной мере, что перед нами почти два месяца свободы и радости, два месяца жаркой Грузии. Вот мы в пять утра собираемся на утреннюю рыбалку. Вот мы с Арчи не можем уснуть на террасе, смотрим на звезды и до самого рассвета болтаем о жизни, о семьях, о планах, о ценностях, обо всем самом важном и не очень. Вот мы с Бердиа сидим вдвоем на Сарпи в дождь: никто не поехал тогда с нами, и мы вдвоем сидели под моросящим дождем, смотрели на волны и говорили; говорил в основном Бердиа, а я слушал, улыбался его мечтам. Вот мы с Катей собираем в саду абрикосы. Вот бабушка с дедушкой идут рано утром с нами в город; мы покупаем много продуктов и потом все вместе готовим завтрак. Вот Катя плещется в море и зовет меня к ней; мы дурачимся вместе, и к нам присоединяются Ика и Лиана. Вот Лиана впервые обжигает меня своим взглядом. Вот я провожаю ее до дома, а она спрашивает про Лондон.

Сегодня особенный день. Конец наших грузинских каникул – это пик нашей свободной жизни, самый эмоциональный и трогательный день за все два месяца. Он и грустный и по-своему приятный. Сегодня мы будем купаться до заката, до глубокой ночи сидеть все вместе в беседке, обсуждать планы на этот учебный год и давать друг другу разные обещания, а мы с Арчи и вовсе не будем спать – мы будем болтать до утра.

После нескольких веселых заходов в море и шумных заплывов я отправился на скалу – любоваться морем и запоминать эти счастливые минуты. Я забрался на камни, уселся поудобнее, прижал колени к подбородку и стал смотреть на горизонт, где сине-зеленые воды моря сливались с тяжелым свинцовым небом. Я не боялся обгореть, так как солнце скрылось за серыми облаками. Мою спину, еще мокрую от недавнего плавания, приятно обдувал прохладный ветер с моря. Начал капать мелкий теплый дождь. Вдруг я услышал, как булыжники скатываются вниз и с плеском падают в море из-под чьих-то ног. Я обернулся, и сердце ухнуло вниз. Лиана. Она шла по камням прямо ко мне.

– Не против? – бросила она, даже не взглянув на меня. Весь ее взгляд был сосредоточен на камнях под ногами. Забираться на скалу было неопасно, но иногда неприятно – булыжники были неровные, местами острые и при любом неосторожном движении больно кололи ноги. Лиана аккуратно прыгала с камня на камень, ее длинные мокрые волосы разметались по спине, а на ее ногах, руках и груди блестели невысохшие капельки воды. Такая гибкая и грациозная она была, даже забираясь на скалу, что я не мог отвести от нее глаз. Вот она добралась до камня, на котором я сидел, устроилась рядом, так же поджав колени к подбородку, и уставилась вдаль.

– Какие планы?

– Завтра летим в Питер. Потом через два дня в Барселону с Бердиа и нашими родителями. А потом все, школа, – я криво улыбнулся. – Конец веселью.

– И что будем делать?

Я не понял ее вопроса и немного помедлил перед ответом.

– Просто жить?

Она помолчала, ничего не ответив на мою вопросительную интонацию. Я тоже молча ждал. Она заглянула мне за спину, потом оглянулась. Мы сидели с другой стороны скалы так, что нас было видно только с моря, а не с берега. В море сейчас никого не было – все отдыхали после последнего заплыва. Вокруг совсем тихо и безлюдно. Только волны шумно и гулко накатывали на скалы. Дождь усилился, и вдалеке послышались раскаты грома.

Я не смотрел на Лиану. Неожиданно меня снова обдало жаром от осознания, что она так близко, что никто сейчас не видел нас – мы были совершенно вдвоем. Я медленно повернул голову в ее сторону. Она смотрела на меня прямым взглядом своих черных глаз. Вдруг одна ее бровь вопросительно поднялась вверх. Все во мне тут же отозвалось на этот жест.