У него было хорошее настроение, он шутил больше обычного, с лица не сходила непривычная для его мрачности улыбка. Всегда грустные глаза сегодня поблёскивали, как начищенный клинок, в блестящей черноте которого отражалось счастливое лицо мальчика. Несколько часов паренёк провёл рядом со своим взрослым другом. За это время Аслан ни разу не упомянул про Свету, и Май был ему за это благодарен. Он не хотел думать, что только сестра была связующим звеном в их дружбе, а ещё он не хотел соврать, если бы Аслан спросил об истинной причине Светиного ухода. В данную секунду существовал только он и этот мудрый, как ему казалось, добрый восточный человек с таким пугающим взглядом чёрных глаз. Сейчас эти глаза были мягкие и ласковые, но только для него – это Май знал точно. С другими же, не входившими в тесный семейный или дружественный круг, азербайджанец вёл себя настороженно и недоверчиво. И в этом была его сила, мужественность, которая так восхищала паренька. Аслан подарил ему образ отца: заботливого, храброго, справедливого и, наверное, любящего. Теперь Май был уверен: сестра здесь совсем ни при чём. Эта дорога для него всегда будет открыта.

Какое же это ненадёжное слово – «всегда», будто бы бросающее вызов. Сколько раз оно обманывало, сначала поманив, одарив уверенностью, а потом влепив пощёчину или нанеся удар под дых.

Наступила осень. Май пошёл в седьмой класс. Он беспокоился, что у него теперь не будет времени ходить на рынок к обожаемому другу. Но тут же испытывал воодушевление от возобновившихся занятий по музыке, по которым успел соскучиться. Он был рад видеть своего учителя по игре на гитаре. Олег, молодой рокер лет двадцати с небольшим, носил длинные, до плеч, светло-русые волосы, зрительно вытягивающие его и без того продолговатое лицо. Когда он заправлял их за уши, то всё в нём тут же мерещилось длинным: волосы, лицо, ноги, руки, особенно пальцы, и даже ногти. В беседе Олег делал продолжительные паузы между словами и в принципе был неразговорчив. Мальчик догадывался, что его учитель – не просто учитель. Что, скорее всего, он играет в музыкальной группе, и однажды осмелился об этом спросить.

– Играю, – ответил удивлённый Олег, уставившись на своего ученика.

– Интересно было бы послушать, – скромно произнёс Май, не глядя на учителя.

– Приходи послушай. Мы репетируем в английском лицее, у нас тут в районе. По пятницам в шесть вечера.

– С удовольствием! – просиял паренёк.

– Ну что, – Олег перевёл разговор на главную тему, – как лето прошло? Занимался?

– Нет. Пока не на чем было. – опустил голову ученик. – Музыку только слушал, там гитары хорошо звучат.

Май вскочил со стула и суетливо полез в рюкзак за плеером. Этот драгоценный подарок ему на день рождения сделал Аслан. Этот плеер был пропитан летним счастьем, днями, когда, погружаясь в свои мечты, он совершал длинные прогулки от дома к рынку и обратно, проходя через яблоневую аллею, в августе усыпанную маленькими яблочками. Он срывал на ходу парочку плодов и жевал их по дороге, морщась от кислого вкуса.

– Эй, да ты у нас рокер! – весело заметил Олег, прочитав название группы на кассете. – Круто, – пробубнил он. – А наш рок не слушал?

– У меня только этот.

– Так я тебе запишу, принесу! Как же не слышал?

Мальчик пожал плечами.

– Да как же! Это же наше всё! – с возбуждением на лице проговорил Олег. Его желтоватая кожа осветилось бледно-персиковым румянцем.

Мальчику передалось настроение учителя, и он глядел на него, невинно улыбаясь, так же полыхая краской на щеках. Нечто неизведанное, интересное ждало его впереди, и, предчувствуя это, он широко и с большим вниманием распахивал глаза.

С этого дня Олег поменялся. Он оживлённым приветствием встречал своего ученика, смеялся над его глупой идеей научиться играть на фортепиано. «Ты не понимаешь, какая сила в гитаре! – говорил он ему. – Ты способный малец, научишься хорошо играть, прочувствуешь, что такое рок, будешь сам лабанить!» «Я не знаю…» – растерянно отвечал паренёк. «Приходи, сам всё услышишь».

В пятницу вечером Май пошёл на репетицию. Она проводилась в маленьком помещении первого этажа очень старого дома. В пыльных окнах здания было видно ребят. Они курили прямо там и о чём-то громко спорили. Слышался дерзкий смех и ощущалась общая открытая, немного вызывающая атмосфера. Ученик долго мялся у порога, стесняясь зайти. Неожиданно раздался живой звук электрогитары, затем гулкие удары барабанов, лёгкий, пробный, скользящий звон тарелок. Всё это взбудоражило сердце мальчика, оно лихорадочно забилось. Он открыл дверь и вошёл внутрь.

– А, Май, проходи! Мужики, познакомьтесь, это мой ученик, будущий рок-музыкант!

Ребята без интереса кивнули гостю. Всего их было четверо.

На репетиции Олег сильно менялся. Из бледного, эмоционально сдержанного юноши со скучающим взором он превращался в живого, подвижного музыканта с шальным взглядом. Он не мог усидеть на месте, постоянно вскакивал со стула, принимался ходить, и во всех его движениях была нервная порывистость.

– Итак, с чего начнём? С «Мисс Марпл»? – спросил флегматичного вида молодой человек, стоявший у микрофонной стойки.

– Скукотень, – буркнул здоровый парень, сидевший за барабанной установкой, с подвязанным на талии свитером. – Давайте что-нибудь поживее, чтобы размяться, – предложил он, подёргав плечами.

– Тогда моё любимое, – радостно подхватил Олег.

– Да ты достал! – утомлённым голосом снова протянул вокалист.

Май залез на узкий подоконник и застыл в ожидании. Снова зазвучала гитара, ритмичные удары барабанов, трепыхание тарелок. Целый час он сидел, почти не шевелясь, лишь перекладывал затёкшие ноги из одного положения в другое. Ребята часто срывали песни, много курили, гоготали. Мальчик ещё мало что понимал. Всё, что творилось вокруг него, было волшебством, некоей магией, которая по счастливому стечению обстоятельств ворвалась в его жизнь. Сегодня другая – более грубая, более смелая, более жёсткая, музыка вливалась в него. Это была живая музыка, она возбуждала воображение, вибрировала в груди, в кончиках пальцев, мурашками проходила по позвоночнику и рассыпалась по всему телу. Май чувствовал её всеми клеточками своего существа, будто он был создан для того, чтобы ощущать, вибрировать вместе с ней. Звуки электрогитары завораживали. Ему казалось, что он мог слушать их бесконечно долго, и только их, ничем не приправленные.

Время репетиции пронеслось как миг. Когда ученик вышел за дверь, в нём продолжала гудеть и подрагивать каждая мышца, как после интенсивного бега, после которого нужно время, чтобы отдышаться и прийти в себя. Май почувствовал, что сегодня в нём что-то изменилось, теперь он на каплю стал другим.

В новом учебном году его положение ухудшилось. Май ощутил враждебность школьных стен, взгляды с издёвкой, дерзкие шуточки в спину. Ребята росли, менялись, новые интересы, новые потребности диктовали иное поведение. Май тоже подрос. Его внешность также менялась, и между ним и ровесниками развёрстывалась ещё большая пропасть недопонимания. Он ни в ком не нуждался, и это всех жутко раздражало. Белая ворона в стае серых волчков. Им захотелось попробовать этот любопытнейший экземпляр на вкус; ткнуть его, подковырнуть, поглядеть, взбунтуется ли, отразит ли нападение.

Май был в стороне от толпы и этим привлекал внимание. А ещё – своей молчаливостью, неребячьей задумчивостью, своей ухмылкой, появлявшейся на его лице в ответ на собственные мысли. Он был наблюдателем. Его большие, зоркие глаза всех рассматривали, всё подмечали, всех изучали. Он казался гордецом, влюблённым в себя. Не в его пользу играла и внешность. Май рос красивым парнем, но его красота была скорее женской: густые, слегка вьющиеся тёмные волосы, всегда стригшиеся с опозданием, из-за чего он вечно ходил обросшим; выразительные серо-зелёные, немного широко расставленные глаза, чуть вздёрнутый нос. Хорошо очерченный рот с сильно изогнутой верхней и полной нижней губой, с открытой улыбкой, придававшей его лицу привлекательность и миловидность. Иногда он застывал как изваяние, смотря в одну точку и блуждая мыслями где-то далеко. Его рот при этом приоткрывался, а в лице появлялась сосредоточенность и концентрация ума (он часто о чём-то размышлял). Роста он был обычного для своего возраста, не худой и не сбитый. По всем этим внешним признакам его считали жеманным и высокомерным. На самом же деле Май был закомплексованным интровертом, погружённым в свой фантазийный, тяжёлый, монументальный мир.

Пришёл момент, когда одноклассники его побили. Это случилось после уроков, на выходе из школы. Мальчишки скопом налетели на него, человек пять, повалили, и каждый паскудно, трусливо, на бегу, ударил ногой в живот, в спину, по голове. С тех пор его ещё не раз били и обзывали. Но били всегда гурьбой, по отдельности боялись, потому что Май мог дать отпор. И они чувствовали это. Он был не слабее остальных, но безучастен к их злобе, и это давало им индульгенцию продолжать эти беспощадные избиения. Иногда мальчик защищался, когда один или двое задир оставались без поддержки, но потом налетали остальные, и снова бестолковая стая терзала того, кто не был похож на них.

За осень таких драк случилось три. Ему испортили плеер, порвали куртку и оторвали лямку от рюкзака. Май никому не жаловался, но вынашивал план мщения. Внутри него всё кипело, клокотало. По ночам, вспоминая пережитое, он дрожал от злости, сжимая кулаки. В эти моменты уголки его губ поочерёдно дёргались от горькой ухмылки. Май снова закусывал кончик своего чёрного волоса и слюнявил его – глупая привычка, от которой он никак не мог избавиться.

Накануне осенних каникул предстояло родительское собрание, на котором впервые за всё время учёбы настоятельно попросили присутствовать кого-нибудь из родственников Мая. Он знал, к чему это приведёт: к скандалам, унижениям и, возможно, к запретам на книги, прогулки или, ещё хуже, на посещение музыкальной школы. Мама часто манипулировала любовью сына к музыке. Приходилось подчиняться из страха, что он больше не сможет играть. «Она обвинит меня в драках, скажет, что я во всём виноват, при всех будет отчитывать, а дома ещё неделю придётся выслушивать. Не хочу! – вертелось в его голове. – Не хочу!»

Май считал, что драки с ребятами – его личное дело, так называемый экзамен, аттестат зрелости. Он должен был пройти через это, не сломаться, научиться давать отпор и выйти победителем. Зачем мать? Она никогда не примет его сторону, не поймёт, насколько ему это важно. Был бы другой человек, способный всем объяснить, что эти драки – ерунда… Что он сам справится… Кто-то, кто поддержит и поймёт. И мысли плавно перетекли к Аслану. Но было безумием поверить, что азербайджанец может за него заступиться. И Май это с грустью понимал.

За день до намеченного собрания мать начала ворчать:

– Ты, наверное, думаешь, что мне делать нечего, кроме как по школам ходить? Что ты там натворил?

– Обычное школьное собрание, – ответил сын.

– Не вспомню, чтобы сюда хоть раз звонила твоя классная.

Мальчик пожал плечами.

– Я к Свете в школу никогда не ходила, проблем не знала. А ты как всегда… Выдумал, наверное, что-нибудь или двоек нахватал?.. А ну-ка, принеси дневник.

Май сходил за рюкзаком. Мама положила дневник на подоконник кухонного окна и при тусклом свете уходящего дня стала листать.

– Ничего не пойму, – бубнила она. – Ты что, пятёрочник? А ну, включи свет! Это вообще твой дневник? Когда ты успеваешь, болтаешься же всё время без дела? – Женщина посмотрела на сына, пытаясь уловить в его лице лукавство. – Ты же никогда не учишься… Так зачем меня вызывают?

– Не знаю, – ответил сын, утыкая глаза в пол. Ему претило врать. И чтобы не кривить душой, он предпочитал отмалчиваться.

– Тогда я не пойду. Что мне там делать? Народ пугать своей клюкой? У меня сын отличник, чего ещё они хотят от тебя? Надо же… отличник, дожила. Какие у меня дети умные.