Пётр Великий в жизни. Том второй (страница 123)
в такое привела её смятение, что после не могла уже ничего промолвить. Но государь умел так сию загадку переворотить, смягчить и обласкать сию госпожу, что, в самом деле, с нею был наедине и после имел её своею приятельницею.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 436
Его величество хаживал в Сардаме после работы с товарищами в один винный погреб завтракать сельди, сыр, масло, пить виноградное вино и пиво, где у хозяина находилась в прислугах одна молодая, рослая и пригожая девка. А как государь был охотник до женщин, то и была она предметом его забавы. Чрез частое свидание познакомилась она с ним, и когда [бы] государь там ни бывал, встречала и провожала его приятно. В воскресный день по утру случилось ему зайти туда одному. Хозяин и прочие были тогда в церкви. Он не хотел пропустить удобного времени, которого было довольно, для того, что предики*
*Предика – от лат. praedictio – предисловие, вступление, проповедь.
и служба продолжалась часа три. Сел, завёл с нею полюбовный разговор, приказал налить себе бокал вина, который, принимая одною рукою, а другою обняв её, говорил: «Здравствуй, красавица, я тебя люблю!». Выпив, поцеловал её, потом поподчивал тем же вином её, вынул из кармана кошелёк, полный червонцев, отсчитал десять червонцев и подарил девке на ленты. Девка, приняв подарок, смотрела на него пристально и продолжала речь свою к нему так: «Я вижу, ты, Питер, богат, а не простой человек!». – «Я прислан сюда от московского царя учиться корабельному мастерству», – отвечал он. – «Неправда! Я слышала, здесь говорят, что ты царь». – «Нет, милая девушка, цари не плотничают и так не работают, как я, от утра до вечера всё на работе». – «Это не мешает, сказывают, что ты учишься для того, чтоб после учить свой народ». – «Ложь, душа, не верь!». Между тем прижимал он её к себе крепче, а она продолжала любопытствовать и убеждала, чтоб он сказал ей истину. Государь, желая скорее беседу кончить, говорил: – «Любовь не разбирает чинов. Так ведай, я – московский дворянин». – «Тем хуже и неприличнее для меня, – отвечала она, – вольного народа свободная девка не может любить дворянина, я сердца своего ему не отдам».
При сём слове хотел было он её поцеловать, но она, не допустив, пошла от него прочь. Государь, видя, что иначе разделаться с нею не можно, как сказать яснее, удержал и спросил ее: – «А сардамского корабельщика и русского царя полюбила бы ты?» На сие улыбнувшись, весело вдруг сказала: – «Это, Питер, дело другое. Ему сердца не откажу и любить буду». – «Так люби же во мне и того и другого, только не сказывай никому, буде впредь видеться со мною хочешь», – что она ему и обещала. Потом он дал ей пятьдесят червонцев и пошёл с удовольствием домой. После сего, во всё пребывание своё в Сардаме, когда надобно было, имел её в своей квартире и при отъезде на приданое пожаловал ей триста талеров. Картина сего любовного приключения нарисована была масляными красками в Голландии, на которой представлен его величество с тою девкою весьма похожим. Сию картину привёз государь с собою и в память поставил оную в Петергофском дворце, которую и поныне там видеть можно.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 436-437
В 1698 году он поехал из Амстердама в Англию не в качестве корабельного плотника, но и не как суверен, а под именем русского боярина, который путешествует с целью образования. Он все видел, он даже ходил в английскую комедию, где ничего не уразумел, но нашел мадемуазель Грофт, к которой он проявил склонность, не сделав её при этом богатой.
Вольтер. Анекдоты о Петре Великом. С. 38
Царь Пётр Алексеевич, во младых летах, в 1698 году, будучи в Лондоне, познакомился чрез Меншикова, который неотлучно при нём в путешествии находился и в роскоши и в сладострастии утопал, с одною комедианткою, по прозванию Кросс, которую во время пребывания своего в Англии иногда для любовныя забавы имел, но никогда, однакож, сердца своего никакой женщине в оковы не предавал, для того, чтоб чрез то не повредить успехам, которых монарх ожидал от упражнений, в пользу Отечества своего восприятых. Любовь его не была нежная и сильная страсть, но единственное только побуждение натуры. А как при отъезде своём с Меншиковым послал к сей комедиантке пятьсот гиней, то Кросс, будучи сим подарком недовольна, на скупость российского царя жаловалась и просила его, чтоб он государю о сём пересказал. Меншиков просьбу её исполнил, донёс его величеству, но в ответ получил следующую резолюцию: «Ты, Меншиков, думаешь, что и я такой же мот, как ты! За пятьсот гиней у меня служат старики с усердием и умом, а эта худо служила своим передом». На сие Меншиков отвечал: «Какова работа, такова и плата».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 437
В продолжение разнообразных хворей Екатерины, послеродовых, например, Пётр, «ради телесной крепости и горячности своей крови», не мог не отдаваться в досужие часы «любострастию». Если верить иноземным писателям, то однажды ему чрезвычайно полюбилась дочь одного пастора, который, однако, не иначе соглашался уступить русскому владыке дочь, как на основании законного брака. Царь будто бы дал слово, и Шафиров будто бы закрепил его контрактом. Но едва «высокий путешественник» в «телесном удовольствии» удовлетворил телесную крепость свою – обещание было забыто… Девушка возвращена отцу с подарком в 1000 дукатов.
В Петербурге толковали об отсутствующих господах, ходили разные о них слухи, и дядька царевичев, Афанасьев, приехав из Мекленбургии, сказывал Воронову, гофмейстеру царевича: «Слышал я от своего толмача Фридриха, который слышал от хозяйки, где мы стояли, что «у царского величества есть матреса, взята она из Гамбурга». «Здесь не слышно», – отвечал Воронов. Несколько дней спустя Афанасьев был у Воронова в гостях. «Слышал и я, – стал говорить хозяин,– что есть у государя матреса, и царица про это ведает; как приехала в Голландию (2 февраля?), стала пред государем плакать, и государь спросил её: «Кто тебе сказывал?» – «Мне сказала полковница, а к ней писал Платон». И Платона государь за это бил».
У Петра, впрочем, была не одна «матреса»: Авдотья Ивановна Чернышева, «Авдотья – бой-баба», по выражению Петра, во время болезни Екатерины пользовалась его расположением.
Семевский М.И. Тайный сыск Петра I. Смоленск. «Русич»., 2001. С. 387-388
Когда начат делаться большой Ладожский канал, то монарх, нередко приезжая сам для надзирания за работами оного, обыкновенно останавливался в Старой Ладоге у знаемого им тамошнего купца Барсукова, которого, за расторопность более ещё полюбя, и удостоя его назвать братом, поручил в особое его надзирание одну дистанцию канальной работы и по его же выбору переселение купцов из Старой в Новую Ладогу.
Снисходительнейший государь, имея в доме сего Барсукова для приезду своего особую комнату, всякой раз, когда случалось ему приезжать в сию квартиру свою ночью, останавливался у ворот, приказывал наведываться, не спит ли хозяин, и буде спал, то вхажинал на двор, сколько возможно тише, дабы не разбудить его, и Барсуков не прежде узнавал прибытие императора, как уже поутру. Когда же он приносил пред его величеством в том, что не встретил его, извинение, тогда ответствовал на оное великодушный государь:
– Я не люблю, когда меня кто разбудит, так должен судить по себе, что неприятно, когда кто разбудит и другого; так зачем же мне без нужды беспокоить тебя?
Купец сей имел жену молодую красавицу, весёлого и живого свойства, и не меньше умную и добродетельную. А таковые достоинства и не могли не полюбиться монарху, истинному ценителю дарований. Сия красавица умела притом угождать ему и своей стряпни кушаньем, а паче щами. Частое же его посещение дому их, милостивое и бесчиновное его с ними обращение оживляли более ещё приятности красавицыны смелыми и вольными её поступками, смешанными с разумными её шутками. И монарх, удостоя мужа названия братом, называл и её невесткою.
В один из сих приездов его величества к ним не было хозяина в доме, и государь, поелику случился оный в глубокую полночь, прошёл без шуму же в свою комнату. Хозяйка, узнав о прибытии монаршем поутру, пришла к нему, когда не было ещё у него никого, и поздравя его с прибытием, спрашивала, что угодно ему приказать приготовить покушать.
Великий государь, разговаривая с нею с удовольствием наедине, или хотел испытать добродетель её, или, в самом деле пленяся её приятностями, сделал ей любовное предложение. Но он удивился, когда красавица сия, вдруг переменя приятный и весёлый вид в суровый, с грубостию отвергла предложение его, сказав, что она никак не воображала, чтоб государь, который должен собою подавать пример добродетели подданным, мог сделать толь порочное предложение.
– Разве потому, – примолвила она, – назвали вы мужа моего братом, чтоб отнять честь у жены его?
Монарх, поражённый толикою добродетелью купеческой сей жены, оправяся, так сказать, сказал ей:
– Спасибо, невестка, что ты такова. Я хотел только испытать твою добродетель и честность, и с удовольствием вижу, что не обманулся в тебе. Я хвалю тебя за то и более ещё любить обоих вас буду.
И действительно, от сего времени великий государь обращался с нею с особенною ласкою и с некоторым родом почтения. Один приятель, слышавший от Барсукова, сообщил мне оное.
Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807. С. 278
«Чтобы любить царя, надо быть с царём в голове»
Но среди многочисленных женщин, с которыми он имел дело, Пётр встретил и таких, которые сумели внушить ему глубокую привязанность. Эта привязанность бывала очень продолжительна. Пётр обнаруживал много нежности, заботливости по отношению к избранницам своего сердца и, что очень странно, бывал им более верен, чем они ему. Этими избранницами были: Анна Монс, леди Гамильтон и Марта Скавронская, впоследствии Екатерина Алексеевна, императрица всероссийская.
Е. Оларт. Петр I и женщины. М., 1997. С. 45
Постараемся проследить, с какого времени и при каких обстоятельствах возникло расположение Петра к Анне Монс; что это была за женщина, окончательно «остудившая» его к царице и ускорившая решение её горькой участи, что это за женщина – которой, по свидетельству иноземцев, отдав сердце, Пётр непременно бы отдал и корону всея России, если бы только на его любовь красавица ответила такою же страстью? Нечего и говорить, что вследствие всех этих обстоятельств Анна Ивановна выступает из ряда дюжинных любовниц великих персон и заслуживает нескольких страниц в очерках истории царствования Петра Великого.
Семевский М.И. Тайный сыск Петра I. Смоленск. «Русич»., 2001. С. 437
Связь Анны Монс с Петром, начавшаяся в 1692 году, продолжалась более десяти лет. Царь не забывал о своей любовнице ни во время военных походов, ни наслаждаясь прелестями заграничной жизни во время Великого посольства в Европу. «Крайне удивительно, – писал австрийский посол Гвариент, – что царь, против всякого ожидания, после столь долговременного отсутствия, ещё одержим прежней страстью: он тотчас по приезде в Москву посетил немку Монс».
Крылов А. Рога для императора: «камергер Монс», «леди Гамильтон из Петербурга». Архивные разыскания. «Новая Юность» 2001, №5(50). С. 56
С домом старика Монса хорошо был знаком с самого приезда своего в Россию, т. е. с 1676 года, знаменитый Лефорт; гуляка, поклонник женской красоты, он часто бывал у виноторговца и ухаживал за хорошенькими дочерьми; из них старшая скоро вышла замуж за иноземца Фёдора Балка. Если верить Гвариенту, а не верить ему нет основания, младшая из сестёр Монс сделалась любовницей ловкого женевца.
Семевский М.И. Тайный сыск Петра I. Смоленск. «Русич»., 2001. С. 440
По свидетельству одного иностранца, Монс была некоторое время общей фавориткой обоих друзей, царя и Лефорта.
Е. Оларт. Петр I и женщины. М., 1997. С. 45
