Первый ученик (страница 37)
– Нет. Она забрала заявление, – он прикрыл глаза. – До сих пор не знаю причины.
– Что ты сделал?
– А ты догадайся, – лицо Тилифа застыло. – Ты же умный парень, Малой, что мог сделать двадцатилетний бугай, мнящий себя пупом Вселенной, с задавакой, давшей ему от ворот попорот? С красивой задавакой.
Макс скрипнул зубами.
– Заткнись, – вяло огрызнулся Шрам на стену. – Я, может, урод еще тот, но ее не убивал. Она умерла спустя пару лет.
– Умерла? От болезни? – спросил Макс.
– От веревки на шее, – мужчина дернул плечом и снова рявкнул в пустоту: – Хватит! – и, отвернувшись, добавил: – С призраками проще, их можно обуздать, а это… – он махнул рукой. – Чтобы избавиться от глюков, надо отпилить голову.
– Хорошая идея, – вставил Грошев-старший.
Впервые парень был с ним согласен.
– Ладно, – Шрам неловко поднялся, сдавлено застонал, когда пришлось опереться на раненую ногу. – Хватит жевать сопли. Я иду на выход. Все остальные могут либо следовать, либо идти к черту со своей моралью, – он поднял сломанный стул и захромал к крайней правой выработке.
– Концентрация газа там может быть выше, – парень встал и осветил темное отверстие.
– Тогда начинай дышать через раз.
Вбитые прямо в стену металлические скобы заменяли лестницу. Тилиф спускался долго. Шипел сквозь стиснутые зубы, иногда вполголоса ругался, пока, наконец, не повис на руках и не разжал их, упав на камень. Приземлился он плохо, издав отрывистый крик, и замер на месте, стиснув кулаки от боли.
Макс поймал в круг света его белое постное лицо и не нашел в себе сил для сочувствия.
До развилки они добрались минут через двадцать. И если концентрация газа и была здесь выше, то они этого не заметили. Призраки и видения остались выше. Или же надежно спрятались в их головах. Максу казалось, что он плывет в тумане. Если раньше картина расплывалась редко, теперь же она лишь иногда становилась четкой.
На решетку слива, о которой говорил Шрам, парень просто наткнулся, когда уже успел потерять счет времени. Она была похожа на гигантский дорожный люк, перегораживающий круглый ход, но не отлитый из металла, а сваренный из толстых четырехгранных прутьев. Дужка, предназначенная для замка, была пуста.
– Раздолбайство, – подошедший Тилиф отставил сломанный стул и взялся за решетку. – Почему никто не додумался сбежать? Помогай, Малой, хватит нос воротить.
– Бежать? – прохрипел Макс, тоже хватаясь за прутья. – Знаешь, что делают, когда сбегает убийца? – он напряг мышцы. – Отпускают смертельный хвост, дают призраку его жертвы полную свободу, – железо заскрежетало, парень покачнулся. – Хвост найдет убийцу лучше и быстрее своры охотничьих собак. Он не отступит, не передумает и не простит. Он последует за обидчиком на край света и дальше. Каждый убийца имеет право на такую же смерть, как и его жертва. Это право гарантировано мертвым лично Императором.
– В каком замечательном мире мы живем, Малой, – петли взвизгнули, и Шрам последним усилием сдвинул круглую решетку, преграждающую бугристый, будто проеденный гигантским червем, коридор.
В лицо парню дохнуло терпким прохладным воздухом. Макс от неожиданности заморгал. Всего десяток шагов – и темнота камня сменилась мглой вечернего неба. Живого, наполненного ветром, шорохом листьев и запахами летнего остывающего дня. Кусты чуть качали ветвями, приоткрывая уходящий вниз склон. Они выбрались.
Раздался шорох, и жесткая рука обхватила парня за шею, фиксируя голову. Грош почувствовал, как теряет ориентацию. Небо с только что зажегшимися звездами завертелось, словно в калейдоскопе.
– Шрам, – на выдохе позвал он, ощущая в ногах противную слабость.
– Не угадал, студент, – раздался у самого уха незнакомый голос.
Парень качнулся, и в бок тут же вошла боль. Острая, жгучая, горячая. Макс закричал. На краткий миг боль вернула четкость сознанию. Мир собрался став кристально ясным и пульсирующим. Биение сердца переместилось куда-то в низ живота.
– Прости, Малой, – донесся до него разочарованный шепот, и он почувствовал, как боль хлестнула снова, когда что-то острое вытащили из его тела.
Хватка на шее исчезла, и Макс развернулся, желая посмотреть на того, кто загнал ему в бок несколько сантиметров стали.
Мужчина в камуфляже стоял позади и держал в руке покрытый кровью нож. Его кровью. Лицо оставалось совершенно спокойным. Грош никогда раньше не встречался с ним, но лицо он знал, как и несколько миллионов других жителей Империи. Не раз видел этого человека на экране телевизора, когда все каналы воспевали героя, спасшего из-под завала детей. Совсем недавно это же лицо смотрело на него с черного камня аллеи славы в Ворошках. С памятника на могиле Кирилова Антониана, с чьим призраком он сражался.
– Мне жаль, Максим, – повторил стоящий чуть поодаль Раимов.
Грош хотел что-то сказать, вернее, послать Шрама с его жалостью блуждающему в зад. Но в этот момент мир снова скрылся за размытой пеленой, и парень понял, что падает. Летит спиной вперед на склон. Удар и боль багровыми искрами вспыхнула перед глазами. Кувырок – и снова удар, треск веток. Макс кричал, должен был кричать, но почему-то не слышал ни звука. Еще два переворота – тело замерло. Каждый вдох отдавался мучительной пульсацией. Перед глазами снова оказалось ночное небо.
Покачивающееся сознание стало ускользать, боль медленно отдаляться. Сколько времени прошло в этом мутном покачивании? Он не знал. Но когда снова открыл налившиеся тяжестью веки, то понял, что глюки последовали за ним и сюда. Перед ним на коленях стояла Настя и плакала, то и дело склоняясь к его лицу и покрывая поцелуями. Он почти не ощущал касаний ее губ. Он хотел спросить, какого черта она делает, но понял, что не может ни открыть рот, ни поднять руку. Везение, отпущенное ему в этой жизни, закончилось. Как всегда на самом интересном месте.
Урок шестнадцатый – Искусствоведение
Тема: «Реставрация»
Первым чувством, вернувшимся к нему, было не зрение и не слух, а ощущение чистоты. Он осязал ее каждым сантиметром тела, которого касалось хрусткое постельное белье. Ему подумалось, что оно обязательно окажется белым. Макс никогда не был чистюлей, трясущимся над каждым пятном на одежде, но события последних дней, их кровь, боль, грязь… Видят боги, он был рад почувствовать хоть что-то хорошее, пусть даже такую мелочь, как чистое постельное белье.
Макс открыл глаза. Картинка расплылась, он напрягся, бессознательно пытаясь подняться. Бок тут же дернуло разрывающей внутренности болью.
– Тихо-тихо, – раздался голос, ему на лоб легла прохладная рука. – Уже все.
Над Грошем склонилось светлое пятно, в котором с трудом можно было опознать человека.
– Вот так.
Рука пропала, предплечье едва заметно кольнуло, и все снова стало неважным: и боль, и чистота, и светлые пятна.
Второй раз он очнулся спустя несколько часов или дней. Время потеряло для него размеренную четкость. На этот раз мутная пелена перед глазами истончилась, и сквозь нее проступили предметы, отделанные кафелем стены, светлый потолок, прямоугольные лампы. «И ни одного окна», – машинально отметил Макс. Сбоку слышался тихий и какой-то шуршащий писк, созвучный ударам сердца. Лицо опоясывала пластиковая трубка, подающая в нос кислород, к сгибу локтя пластырем крепилась игла капельницы. Грудь опутывали провода и датчики. Тугая повязка чуть выше пояса мешала дышать.
– С возращением, – раздался голос.
Макс повернул голову и встретился взглядом с молодым (всего лет на пять старше) мужчиной в белом халате. Врач скупо улыбнулся, но внимательные голубые глаза остались серьезными. Он посмотрел на монитор, а потом, склонившись к самому лицу парня, четко проговорил:
– Вы в амбулаторном блоке Императорского бункера. Я Маркелов Грант, дежурный хирург. Вы меня слышите? Понимаете?
– Да, – ответил парень. Вопреки ожиданиям, голос прозвучал громко, хоть и надтреснуто, будто после простуды.
– Хорошо, – врач снял с шеи стетоскоп и приложил холодную трубку к груди. – Назовите ваши имя, возраст, пол.
– Грошев Максим, восемнадцать лет, пол мужской… был. Надеюсь, вы меня не прооперировали.
– Оперировал, – не смутился Грант, убирая стетоскоп. – Но чуть выше. Помимо сотрясения и отравления газом, у вас проникающее ранение правого подреберья. На сантиметр в сторону – и попрощались бы с печеночной веной. И с жизнью.
Макс вспомнил, как у него в очередной раз подкосились колени, как он пытался совладать со слабостью и выпрямиться, вырваться из хватки Кирилова. И видимо ему это удалось – всего на сантиметр за миг до удара. Наверное, на его лице что-то отразилось, потому что врач, нахмурившись, спросил:
– Больно? Сейчас, – он указал парню на маленький терминал в изголовье кровати и нажал кнопку вызова.
– Нет, – Макс мотнул головой.
Дверь открылась, и в комнату вошла полная женщина с накрытым белой салфеткой лотком.
– Больно, но это терпит. Где остальные? Где Леха?
Получив от врача молчаливый приказ, она ловко перетянула жгутом его вторую руку.
– Где Шрам? Как я здесь оказал…?
На этот раз укол вышел почти безболезненным. Он заснул, не успев договорить вопрос.
Кажется, он открывал глаза еще несколько раз, но воспоминания об этом остались смазанными. Ответы Макс получил в третье осознанное пробуждение. Верхний свет погасили, оставив лампу в изголовье. На стуле, частично попадая в круг света, сидела Лиса. Отек лица почти спал, внимательные карие глаза следили за каждым движением.
– Давно я здесь? – он приподнялся, затекшие мышцы кололо иголками.
– Пять дней, – Настя тут же встала и поправила подушку. Жест, полный заботы.
– Игрок?
– Тоже здесь. И Калес, если ты собирался о нем спросить, – она закусила губу. – Мы думали, что не донесем тебя. Думали, что не успеем. Или в стационаре не окажется хирурга, а на дежурство выйдет какой-нибудь ухо-горло-нос.
– Императорский бункер. Почему-то я не удивлен, – он увидел стоящий на столике графин с водой и сглотнул.
– Да. Это был твой единственный шанс. Я так боялась, что нас не пустят, – девушка налила воды и терпеливо ждала, пока он напьется, громко клацая зубами о стакан.
– Уверен, у вас был план.
– Был. И он сработал, – тихо звякнула цепочка, и Настя положила на край стола муляж кад-арта. Макс узнал камень Соболева.
– И что вы сказали?
– Правду.
– Неужели? Не верю.
– Ну и пожалуйста, – она дернула плечиком. – Мы студенты-псионники. Семнадцатый маршрут, обвал. Когда группа пропала, брат бросился в горы на поиски. Вы тоже, – она заметила, как он скривился, и с вызовом добавила. – Вас мой жених уговорил. И где здесь ложь?
– Ложь будет дальше. Или ты рассказала об оружии твоего брата, об угрозах и о том, как привязала призрака к сокурснику?
Она замолчала, на минуту опустив голову, а когда подняла, в карих глазах не было и следа беспокойства, только вызов. И упрямство.
– Брось. Ничего подобного не было.
– Неужели? – Максим почувствовал, как в боку постепенно зарождается болезненная пульсация.
– Точно. Да, нам угрожали и заставили перерубить веревку, бросить друзей.
– И кто же?
– Твой дружок. Тилиф, – она склонилась к его лицу. – Контрабандист, если не ошибаюсь, а может и еще что похуже. Вы вроде из одного города, и факт знакомства наверняка легко подтвердить.
Грошев не сводил взгляда с лица, которое было так близко, и впервые видел в ее глазах что-то новое. Может быть правду, а может что-то очень похожее на нее.