Монахи постепенно собирались возле монастыря, и мы с учителем присоединились к ним. Затем вся наша группа вошла внутрь, и я впервые увидел, как монастырь выглядит изнутри. Правда, в главное святилище, которое находилось прямо за небольшими открытыми дверями, мы не пошли, и я успел заметить только лишь золотые статуэтки и обилие всевозможных цветов в интерьере. Мы же свернули направо, прошли по коридору и оказались в большой комнате, предназначенной для приёма пищи. Основное пространство этой комнаты занимали два длинных стола, на которых уже были расставлены тарелки и лежали ложки. Все начали рассаживаться на такие же длинные скамейки без спинок, и я последовал их примеру. Причём мне пришлось разместиться в самом начале одного из столов, поскольку Лао Дунмэй велел сесть рядом с ним, а сам он устроился во главе стола.

Как я понял, у них существовал какой-то график дежурств по кухне, поскольку из второй двери вышли два монаха с большими блюдами в руках. Они поставили их на столы, затем снова скрылись за дверью и вынесли ещё по блюду. Так повторилось несколько раз, пока все блюда не перекочевали из соседней комнаты в столовую. После этого Лао Дунмэй начал произносить какую-то речь, а я в это время разглядывал содержимое блюд. Я уже видел такое раньше. Похоже, там был рис, сваренный в воде или, что более вероятно, приготовленный на пару. Когда мы с Айзеком плыли на судне в Китай, он немного рассказывал мне о своей прежней жизни, и в частности о том, что он очень любит готовить. У него даже была с собой книга с различными рецептами, и он показывал её мне. Именно тогда, разглядывая картинки, я и узнал, как выглядит рис. Также в блюдах были какие-то овощи. Всё это источало удивительные ароматы, и я еле дождался, когда учитель закончит свою речь и монахи начнут раскладывать еду по тарелкам. Она оказалась очень вкусной, и наконец-то я смог насытиться.

После завтрака, вопреки моим ожиданиям, мы не покинули стен монастыря, а перешли в то самое святилище, небольшую часть которого я видел через раскрытые двери. Там все расселись на полу и Лао Дунмэй принялся что-то говорить по-китайски. Делал он это протяжно, как будто бы нараспев. Естественно, я не понимал ни единого слова, поэтому использовал этот подаренный мне отрезок времени просто для отдыха. Нужно было восстановить силы после утренних упражнений, так как впереди меня ждал тяжёлый день, и до вечера было ещё очень далеко.

Когда эта церемония закончилась и все вышли на улицу, учитель произнёс:

– Ты сейчас пойдёшь за водой, но за тобой буду смотреть не я.

Затем он подозвал одного из монахов, что-то сказал ему на своём языке и вновь обратился ко мне:

– Когда закончишь, я дам тебе другое задание.

После этих слов он снова скрылся в монастыре, а мы с приставленным ко мне монахом сначала подошли к баку с водой, где я взял широкую палку с вёдрами, а потом направились к лестнице. Вчерашняя история повторилась, только теперь мне было намного легче выполнять это упражнение, поскольку я уже набрался кое-какого опыта. Правда, поначалу вода выливалась, но несколько часов спустя мне всё-таки удалось благополучно добраться до верха, не потеряв по дороге ни капли. А там как раз и время обеда подошло.

Во второй половине дня меня ожидала целая вереница различных упражнений. Сначала я бил кулаками и ладонями по деревяшкам, отчего мои руки покрылись синяками и ссадинами. Потом учитель отвёл меня к деревянной кадке, в которой, по его словам, находился песок вперемешку с горохом. Я должен был выпрямить ладони и вытянутыми и сведёнными вместе пальцами бить прямо в содержимое ведра. Он сказал, что под ногтями находится множество нервных окончаний и нужно научиться блокировать эту боль, и данное упражнение как раз способствует этому, а также вырабатывает железные пальцы. Действительно, боль поначалу была адская, но через какое-то время я к ней привык и стал обращать на неё гораздо меньше внимания.

В общем, за второй день нахождения в тибетском монастыре мне пришлось пройти немало испытаний, и вечером я опять упал на кровать без сил. Монахи жили и тренировались здесь годами, но у меня сложилось такое впечатление, что учитель, для того чтобы я успел всё освоить, решил втиснуть в несколько месяцев все их многолетние занятия.

Утром я проснулся на рассвете, вернее, меня поднял будильник, который дал мне Лао Дунмэй. Мышцы опять болели, но я уже знал, как поступать в таком случае. Я просто растёр себя мазью из баночки, а когда боль утихла, вышел на зарядку к остальным монахам.

Моя жизнь в монастыре закрутилась и стала двигаться по кругу, повторяясь изо дня в день. Вскоре я втянулся, и мне даже стали нравиться тренировки. Тело быстро сбросило с себя оковы лишнего веса и крепло буквально на глазах. Дух, кстати, тоже. Я научился преодолевать различные трудности ради достижения цели. Выпадало мне и дежурство по кухне. В такие дни тоже были тренировки, но в значительно меньшем объёме, и я использовал эти дни в качестве отдыха, чтобы восстановить силы.

Несколько раз мне на глаза попадалась Вивьен Ланге – женщина, которая находилась в комнате вместе с Лао Дунмэем в тот момент, когда я очнулся после крушения вертолёта. Не знаю, как и откуда она здесь появлялась, но среди монахов она точно не жила, я бы об этом знал. Скорее всего, её жилище располагалось где-то внизу, и она приходила время от времени для того, чтобы проведать настоятеля. Конечно же, она сразу заметила во мне изменения. Это произошло, когда мы столкнулись с ней лицом к лицу через месяц после нашего первого знакомства. Сначала она некоторое время удивлённо разглядывала меня, а затем недоверчиво покачала головой и с восторгом произнесла:

– Боб, это ты? Удивительно! Тебя совсем не узнать, ты так изменился!

Моё сердце в тот момент чуть не выпрыгнуло из груди, ведь я уже и не чаял когда-нибудь увидеть её. И я очень обрадовался, что это всё-таки случилось, поэтому ответил с улыбкой:

– Ежедневные тренировки с утра до вечера делают своё дело.

Мы смотрели друг на друга и улыбались, и я вдруг понял, что она тоже рада меня видеть. Хотя, вполне возможно, мне это просто показалось. Внезапно она спохватилась и сказала:

– Кстати, насчёт того происшествия с вертолётом. Можешь не беспокоиться, пока что всё тихо. Наверное, поверили, что после взрыва никому не удалось спастись. Но ты всё равно поживи пока что здесь, мало ли что.

– Хорошо, – ответил я.

На этом наш разговор был окончен, поскольку она заметила настоятеля и направилась к нему. В дальнейшем, когда я её видел, близко мы с ней больше не пересекались.

Жизнь в монастыре шла своим чередом, сон и тренировки сменяли друг друга, но так не могло продолжаться вечно. И вот однажды, спустя три месяца с момента моего появления здесь, всё вдруг изменилось.

В тот день вместе с напарником я дежурил по кухне. Мы как раз закончили убирать посуду со столов после обеда, но тут ко мне подошёл учитель и завёл очередной разговор о важности развития силы духа. И едва он начал рассказывать о новых упражнениях, которые необходимо включить в тренировку с завтрашнего дня, как в столовую вошёл монах. Мне его лицо показалось несколько встревоженным. Он приблизился к учителю, что-то тихо произнёс и едва заметно кивнул головой в мою сторону. Лао Дунмэй посмотрел на меня, немного подумал и сказал:

– Жди здесь. Ни в коем случае не выходи на улицу.

После этих слов он развернулся и покинул столовую, а монах последовал за ним. И что мне оставалось делать? Естественно, я не собирался просто стоять, поскольку понимал, что разговор явно шёл обо мне. К тому времени я уже достаточно хорошо знал, как в монастыре всё устроено, поэтому поспешил к специальному отверстию, откуда открывался прекрасный вид на улицу. Когда я заглянул в него, учитель как раз вышел из дверей и, чуть помедлив, направился к мужчине, который стоял спиной ко мне. Но вот мужчина обернулся, и я почувствовал, как у меня мороз пробежал по коже. Это был специальный агент ФБР Джон Тёрнер, живой и невредимый.