Поник вскочил по будильнику. С восхищением посмотрел на своё нагое, накачанное тело в большом, овальном зеркале, натянул с вечера приготовленные треники, обул кеды на босу ногу и направился на пробежку. Проходя мимо комнаты брата, он несмело постучался и спросил:

– Воник, ты сегодня как?

– Никак, – ответила за Воника Седа.

– Сед, я не тебя спрашиваю. Брат, ты же вчера обещал! – жалобно пропищал Поник.

Воник поцеловал в ушко Седу, нехотя встал с кровати и принялся искать в шкафу спортивный костюм.

Седа зевнула, потянулась и откинула от себя одеяло. Воник сначала посмотрел на её черный бермудский треугольник, потом на белую, пошарпанную дверь и одним прыжком оказался рядом с подружкой.

– Завтра, братело, – кинул он Понику и, уже обращаясь к Седе, спросил, – так на чем мы остановились?

Поник чертыхнулся, откинул со лба ещё не уложенные волосы и побрел по длинному коридору.

Когда он вернулся Седа уже хозяйничала на кухне.

Поник принял контрастный душ, побрился, уложил волосы, вылил на себя пол-литра парфюма и, надев парадный костюм, направился на кухню готовить завтрак. Он перемолол овсянку, залил ее кипятком и, помешивая, чтобы она не пригорела, добавил несколько изюминок.

– Смотри аккуратней с изюмом, он очень калорийный, я бы на твоём месте им не увлекалась, – хихикнула Седа, снимая кофе с плиты.

– Тебе это не грозит. У тебя нет изюма – ни в нутре, ни в хозяйстве.

На кухню зашел Воник.

– Опять ругаетесь? – хмуро промычал он.

– Кто, мы? – Седа удивлённо подняла левую бровь. – Что ты, Вонь! Нам нечего с Поником делить.

– А меня? Вы же всё никак не можете меня поделить, – недовольно буркнул Воник и уселся за стол.

– Овсянка, сэр, – отрапортовал Поник и насыпал брату целую тарелку.

Седа ухмыльнулась и поставила перед Воником круассан с сыром.

– Ещё могу пожарить яичницу, – проворковала она и налила любимому кофе.

Воник невольно вздохнул, глядя на тарелку с овсянкой, и подвинул ближе к себе блюдце с круассаном.

– Ну и не надо! – обиделся брат, – ну и жри своё тесто.

– Я завтра. Честное слово! – начал оправдываться Воник, – обещаю.

Поник обреченно махнул на него рукой и принялся тщательно разжевывать кашу.

В дверь позвонили.

– Чет, это наверное твой доставщик! – громко, в никуда, закричала Седа.

Из коридора послышались торопливые шаги, и вскоре в дверях появился Чет с шикарным букетом цветов.

– Шоб я так убивалась, как говорит наша Суба, – протянула Седа.

– Что ви понимаете в любви? – философски произнес Чет, и потянулся к круассану.

– Муси-муси, пуси-пуси, миленький мой, – послышалось из коридора, – я горю я вся в укусе, рядом с тобой.

– Проснулась! – Чет обнял букет и закрыл от удовольствия глаза.

Через несколько секунд на кухню зашла Пята в одном нижнем белье. Слабые тесёмки прозрачного лифчика едва сдерживали ее волнующую грудь и, казалось, что они вот-вот сдадут оборону и рухнут на руки обалдевшему от счастья Чету.

– Как я вам сегодня? – Пята кокетливо покрутилась вокруг себя.

Чет, как во сне, протянул ей букет цветов, а Седа только зло облизнулась и, подтерев слюни у Воника, растерянно прошептала любимому:

– Рот закрой, пожалуйста.

– Пят, вот объясни мне, – Поник встал из-за стола и подошел к ней ближе, – ты жрешь всё подряд, приходишь ни свет ни заря домой, иногда покуриваешь с Воскриком марихуану, а выглядишь… лучше меня?

– Я любима и люблю, – прошептала ему Пята и нежно погладила по бритому подбородку. – Сегодня я встречаюсь с Мартом!

– А мне что делать? – Чет недовольно захныкал.

– А ты сходи в гости к Февралю, достань чернил и поплачь. – Пята подошла к Чету, погладила его послушные волосы и вернула подаренный букет. – Навзрыд.

За этой милой картиной их и застала Суба.

– О! Два придурка в три ряда! Как ви сами себя имеете?

– Суб, ну скажи хоть ты ей, – продолжал хныкать Чет. – Объясни ей, что я её люблю.

– Ой, Не делайте мне беременную голову! Купите себе петуха!

– Ты же её лучшая подруга! Неужели Март лучше меня?

– Почему да?

– Субик, если ты не повлияешь на неё, я повешусь!

– Дешевле утопиться.

– Думаете я шучу? Я сделаю это! Сегодня же!

– Я имею себе это представить! Чет, не делайте мне смешно! – и, отмахнувшись от него, она направилась к Понику.

– Понь, вы сегодня элегантнее, чем рояль. Пята, давно тебе говорю – присмотрись к этому лондонскому жениху!

– Спасибо, подружка, но он не в моём вкусе – Пята поцеловала Субу в щечку, достала из ящика шоколад и, прыгнув почти голой попой на рабочую поверхность кухонного стола, принялась грызть шоколадную плитку. – Я люблю Марта, – добавила она и загадочно улыбнулась.

– Я Вас умоляю! Сегодня Март, завтра Апрель.

– Вот именно! Кого угодно, только не меня! – закричал Чет и зарыдал в букет.

– Чтобы да, так нет, – ответила Суба.

В коридоре послышались неторопливые шаги.

– Воскрик идет! Делаем ставки! – закричала Пята и кинулась к столу.

– Мужчина! – хором заорали Воник с Седой и кинули на стол две бумажки.

– Мужчина! – поддержал их Поник и элегантно положил бумажную купюру.

– Ээээ, – стоял в раздумьях Чет.

– Сто процентов мужчина! – подхватила Пята и накрыла своей купюрой все, что были на столе.

– Конечно мужчина, – повторил за Пятой Чет. – И положил свою маленькую бумажку на Пятину.

– Таки баба! – швырнула купюру Суба, и даже не заглянув в коридор, отобрала все деньги, которые скопились на столе и, напевая «Бесаме Мучо», отправилась в свою комнату.

– Как вам это нравится? – спросила обалдевшая Пята.

На пороге кухни появился Воскрик в женском костюме и уставшим взглядом обвёл всех присутствующих:

– А вам бы только посмеяться над гермафродитом….

От рассказа я была в полном восторге:

– Ташка, это лучшее!

– Ты мне это уже говорила, – засмеялась подруга.

– Нет, ну это вообще – слов нет.

– А я на форуме одном выложила, в интернете, и там никто ничего не понял. Ты точно поняла?

– Конечно! Это дни недели. Понедельник всегда такой правильный – у него хватает силы воли на всё. У Вторника уже этой силы воли нет. А Среда – полностью во власти наших слабостей. Четверг… влюблен в Пятницу? Почему?

– Мне кажется, что люди любят четверг только потому, что за ним идёт Пятница.

– Суббота – еврейский день и она мне очень понравилась. Самая яркая и интересная. Воскресенье – уставшее. И не пойми что… средний род…

– Как же я тебя люблю! – Таша кинулась меня обнимать.

– И я тебя, – призналась я и не соврала.

Глава четырнадцатая

На обед к моим родителям я готовилась четыре часа.

Это я только наряжалась. Хотела, правда приготовить пирог с капустой, но Таша мне запретила и сказала, что знает отличную пекарню, и мы по дороге купим там пирог и с капустой, и с яблоками и с чертенятами. С чертенятами мне совсем не хотелось, потому что их было в достатке в Таше. И во мне тоже, похоже, иногда просыпались эти существа.

– Скажи, что мне им сказать при встрече?

– Можешь вообще ничего не говорить. Они пригласили ведь меня. А ты побудешь там для мебели.

– Что это значит? – не поняла я.

– Да шучу я. Ну просто скажи «Здравствуйте». Это сможешь?

– Смогу.

– Вот и отлично. А дальше само собой пойдет, а если не пойдет, то я продвину.

После того, как я перемерила все свои наряды, которые были в шкафу, и сказала свою любимую фразу «Мне нечего надеть» Таша разозлилась и взяла инициативу в свои руки:

– Ты же вчера мерила платье! И выбрала его. Мы обе одобрили твой выбор. Чем оно тебе не подошло?

– Оно какое-то пафосное…

– Ах, пафосное… Ну да, это ужасная причина, согласна. Хорошо. Вот тебе черная юбка, вот тебе белая кофта. Надевай и поехали.

– Я на обед иду, а не в офис.

– Тогда вот тебе черная юбка и черная водолазка.

– Я не на похороны иду, а на обед.

– Понятно. Если предложить всё белое – то ты не на свадьбу едешь, а если цветное – то не к цыганам. И самое главное – не дай бог чтобы присутствовал пафос! Все понятно! В чём, по-твоему, ходят на обед к родителям?

– В чем-то таком… – я покрутила запястьем руки в разные стороны.

– У нас оно есть? – Таша попыталась меня передразнить и тоже покрутила кистями рук.

Я молчала и смотрела на разбросанные по всей комнате вещи.

– У нас этого нет. Так что давай, выбирай: или пафос, или офис, или свадьба, или, прости господи, похороны.

– Похороны.

– Отличный настрой! Просто отличный. Хорошо, спорить не буду. Надевай и поехали.

Я надела черную водолазку с черной юбкой, на быструю руку соорудила из своих волос прическу «ракушку», выбрала самые высокие шпильки и мы вышли из подъезда.

Всю дорогу у меня ныл живот. Я ужасно переживала.

– Надо было тебе успокоительное какое-нибудь выпить. Может, заедем в аптеку?

– Яду мне, яду! – попыталась отшутиться я.

Яду мне не купили. Таша сказала, что мой организм его достаточно и сам вырабатывает в нужных пропорциях в соответствующих ситуациях, и что я всё равно от него не умру – у меня уже на него выработался иммунитет. Зато купили пироги с капустой, грибами и вишней.

Таша заранее подумала, что дарить пироги в картонных коробках не стильно, тем более, потом, уверять всех, что это домашние пироги. Поэтому из моего шкафа она прихватила три подноса (два хрустальных и один стеклянный с жуткими керамическими розочками) и уже в машине разложила пироги не подносы.

– А рецепт? Мы совсем забыли посмотреть как в интернете делают пироги. Или ты помнишь? – заволновалась Таша.

– Помню, конечно. Но нас никто о рецептах не спросит. Мама кроме яичницы ничего никогда не готовила. К чему ей забивать голову рецептами пирога?

– А жена брата?

– Настя? Я её плохо знаю, мы только пару раз с ней встречались, ещё до встречи с Кириллом. Не думаю, что она умеет печь. Вот такое у меня предчувствие.

– Ох, экстрасенша ты наша. Приехали?

– Да. Вот их дом.

Вся родня встретила нас в коридоре. Все стояли как солдаты, выстроившись в шеренгу и на мое «Здравствуйте» хором ответили «Здравствуй».

Таша сразу протянула моей маме поднос с одним пирогом, который несла, затем взяла из моих рук ещё два подноса с другими пирогами и передала их уже моему отцу. Родители, в свою очередь, взяли их и продолжали стоять и смотреть на меня. А я стояла с вытянутыми руками и смотрела на них всех, по очереди, на всю эту шеренгу: на папу, на маму, на любимую и воспитавшую меня с пеленок домработницу, на брата и его жену, и на детей, которые обнимали за ноги своих родителей. Я даже не знала, что у моего брата родились дети! Как же так вышло? Неужели я действительно так сильно провинилась, что меня даже не поставили в известность о наличии племянников?

Когда я познакомилась с Кириллом, мой брат Андрей только женился на Анастасии. Да, у нас в семье всех называют полными именами. Не Настя, а Анастасия. И когда их спрашивали о будущих детях, они отвечали, что хотят пожить для себя и если надумают, то лет через десять, не раньше. Прошло всего пять, а у них уже пятилетние дети есть, которые испугано смотрят на меня и прижимаются к родительским ногам.