Золотая серединка (страница 28)
Они оба вышли меня провожать. Кирилл молча подал пальто, а Таша шапку с шарфом. В таком же молчании я обулась и открыла двери. Они смотрели на меня и ждали, что я что-то скажу. А я не могла из себя выдавить ни звука. Я находилась в его квартире около получаса, но за это время мы ни разу не посмотрели друг другу в глаза. Каждому из нас было стыдно за то, что с нами произошло. Таше и мне – за то, что мы устроили цирк с испытаниями, Кириллу за то, что он бросил меня и так до сих пор не смог объяснить или признаться, что чувства прошли.
У меня защемило в груди, потому что я вдруг поняла, что Таша уже не приедет в свою квартиру, а останется жить тут, с Кириллом. С моим Кириллом. Да, ещё пока с моим…
Я не стала дожидаться лифта и пошла пешком.
Вышла из подъезда, прыгнула в свой автомобиль и дала волю слезам. Я сама не могла понять, почему я плачу? Ведь я чётко понимала, что не люблю его. Что уже не люблю его. Отчего же тогда слёзы лились рекой, а душу выворачивало наизнанку?
Уже потом, дома, укутавшись мохнатым пледом и отхлебывая из любимой чашки зелёный чай, я поняла, что плакала по прошлому, по тому доброму и хорошему прошлому, где я была счастлива, любима и любила. И ещё потому, что понимала, что Кирилл всё равно останется в моём сердце. Я не умею вычёркивать людей из своей жизни. Да, некоторые это делают легко и просто – раз, и даже шрама, даже маленькой белой полоски не остаётся. А я не могу. Я не могу назвать человека чужим, когда он столько лет был мне родным. Я не смогу вычеркнуть его и сделать вид, что не знаю. Он навсегда останется в моём сердце.
Я допила чай, отключила телевизор и спросила у себя:
– Чего бы тебе сейчас хотелось больше всего?
Вариантов ответов самой себе было много. От простого: «Позвонить Эдварду?» до глупого: «Позвонить Таше с Кириллом и пожелать им спокойной ночи?». Но все эти ответы были отрицательными. А положительным был только один – Я хочу к маме с папой.
Я сразу же набрала родителей и когда мама подняла трубку спросила:
– Мне сейчас так плохо. Можно я к вам приеду?
Мне ничего не ответили, я только услышала всхлипывание. Хотя, может мне показалось?
Глава двадцать вторая
Просыпаться в родном доме – это счастье. А просыпаться в родном доме, когда тебе сто-пятьдесят лет – это не просто большое счастье, а огромное.
Я вчера пришла в этот дом как побитая кошка и долго плакала и задавала вопрос «почему». Мне было очень стыдно, но я опускала голову и всё плакала и спрашивала. А мама подходила, поднимала мой подбородок, смотрела мне в глаза и говорила:
– Всё это глупости! Он тебя не достоин. Ты самая лучшая!
А папа подходил с другой стороны, обнимал меня за плечи и тихо в ушко шептал:
– Ничего нет невозможного. Если ты сильно захочешь, ты всего добьёшься. И сможешь его вернуть.
Мама, конечно же, слышала папины слова, и они начинали спор, где всё равно у обоих родителей ключевой фразой было: «Я хочу, чтобы она была счастлива!»
И пока они спорили о том, насколько я должна быть счастлива и с кем, доступ к моему телу был открыт для Андрея и Насти, которые живут в соседней квартире, но которых Зина подняла с постели. Брат стоял в пижаме, рычал и спрашивал:
– Хочешь, я убью урода?
А Настя, прикрывшись байковым халатом в желтый цветочек, прыгала возле меня и пищала как комар (она, оказывается совсем крошечная без каблуков, ниже меня на две головы):
– Они все козлы, не обращай на них внимание.
На неё, как шмель, нападал брат и жужжал:
– Как ты смеешь такое говорить, я же тоже мужчина, и что, я тоже урод?
Она его успокаивала:
– Ты – огромное и единственное исключение, поэтому я и вышла за тебя замуж. А все остальные – точно козлы.
Пока они спорили, ко мне пробиралась Зина, гладила меня по волосам и смущенно вытирала слезы. Свои слезы, которые, не стесняясь моей родни, текли по её щекам, а потом падали и тыкались своими прозрачными носами в тёмно-фиолетовые складки её вязаного сарафана.
Только дети в пижамах и тапках с фонариками испуганно стояли на пороге и прижимались к дверям.
А я пыталась им подмигивать, но они почему-то после этого переглядывались и ещё больше пугались и пялились друг на друга, а потом на свои тапки, которые светились разными цветами радуги и отвлекали их от испуганных мыслей.
А потом мы все незаметно переместились на кухню. Зина заварила чай с мятой, Настя уложила спать детей и принесла из дома доверху засыпанную пиалку с конфетами, мама с папой уселись возле меня с разных сторон и налили себе шоколадного ликёрчика. Я без остановки ела «Мишку на севере», которые мне любезно разворачивала и подсовывала Настя и запивала их обжигающим чаем, облизывая от таявшего шоколада свои обветренные губы и наверняка грязные пальцы. Брат сидел с лицом «Мы все козлы!» и мы все вместе слушали наставления родителей, которые перебивая друг друга «желали мне добра»:
– Слушай свое сердце! – твердил отец, – если тебе кажется, что этот иностранец не твоя вторая половинка – так и скажи ему.
– Не слушай отца, – вторила мать, – сначала мы должны его увидеть и я тебе сразу скажу – половинка он тебе или четвертинка.
Когда пиалка с конфетами оказалась пустой, Настя стала бесшумно летать по кухне в поиске сладостей, но тут ей помогла Зина, которая полезла в закрома и выложила на стол огромную коробку шоколадных конфет «Зимний Вечер. Ассорти».
Настя опять взялась за роль «расфасовщицы» и теперь уже, когда передавала мне конфету не молчала, а докладывала:
– Это мятная, с помадкой.
– Это молочный шоколад с манговой начинкой.
– А это белый шоколад с темной нугой.
Я кивала и безжалостно засовывала в себя сладость.
И не важно, что мы так и не пришли к консенсусу. Главное то, что я была рядом с людьми, которые меня любили и которых любила я.
И было утро. И солнце щекотало мне нос. И мне наверняка должно было быть стыдно, что я так ворвалась вчера, всех поставила на уши, завалила своими проблемами.
Но мне совсем не было стыдно. Ни капельки.
Я натянула на уши пододеяльник, вдохнула запах пододеяльника и улыбнулась. За мои сто-пятьдесят лет столько всего поменялось, столько новых технологий изобрело человечество, а запах накрахмаленного маминого пододеяльника остался прежним. Я скрутилась в улитку и почему-то стала вспоминать название стиральных порошков: Дося, Чьё-то Морозное утро, Ариэль, Тайд. Прогресс идет вперед, новые технологии заполняют наши дома и сердца, а мамин пододеяльник пахнет так же, как и сто-пятьдесят лет назад.
И я обожаю этот запах.
А потом я встала и пошла на кухню, где всё семейство меня уже ждало. Мама сама приготовила мне овсянку, щедро добавила к ней полную ложку сгущёнки, папа сам сварил кофе с солью (только он умеет варить такой замечательный кофе с пенкой), Настя притащила тарелку сырников, которые мой брат полил моим любимым черничным вареньем, а Зина достала из духовки любимые мною с детства ватрушки с корицей. Мы пили чай в компании любимых людей и были безумно счастливы.
Глава двадцать третья
Всё воскресенье я провела у родителей дома.
К вечеру мне совсем полегчало. Родители полностью убедили меня, что моя жизнь удалась, и что мне не стоит расстраиваться из-за того, что из моей жизни ушел человек, который в неё и попал-то случайно.
Мне очень понравилось, что сказал мне папа. После субботней истерики в коридоре я попыталась взять себя в руки и, вытирая слезы, сквозь зубы прочеканила:
– Я справлюсь!
– Конечно, справишься, – поддержала меня мама.
– Я справлюсь, – как мантру повторила я, – потому что я сильная!
Папа подошел, обнял меня, поцеловал в лоб и прижал к себе:
– Это не твой мужчина, – сказал он ласково, – потому что он не настоящий. С настоящим – женщина счастливая. А со всеми другими – сильная. Я не хочу, чтобы ты была сильной. Я хочу видеть тебя счастливой.
Мне очень понравились его слова. И мне действительно захотелось вырваться, освободиться от этой силы, которая заставляла меня изменяться, быть лучше, быть умнее. Зачем? Что дало мне два высших образования, три иностранных языка, тонны книг? Разве этот багаж сделал меня счастливой?
Родительский дом – самая лучшая палата для больного.
Мне очень хотелось позвонить Эдварду и пожелать спокойного сна.
Но я забыла свой мобильный телефон дома.
По этой причине я все выходные не говорила ни с кем, кроме родных. И даже утром, в понедельник, не захотела ехать домой – а сразу поехала на работу.
Таша уже была в офисе и когда увидела меня набросилась как пантера на дичь:
– Ты с ума что-ли сошла? Где тебя носит? Мы уже все морги и больницы обзвонили! Ты почему трубку не берёшь? – орала она.
– Я дома мобильник оставила. – Спокойно ответила я и сняла пальто.
– И где тебя носило? – уже чуть тише, но с таким же упреком поинтересовалась подруга. – К Эдварду, небось, поехала?
– Угадала, – я решила немного поиграть с ней.
– И как?
– Всё супер!
– Что супер? – она явно нуждалась в деталях.
– Всё супер, я же сказала.
– Был секс? – Таша опустила голову и стала ковыряться носочком туфли в ковре.
– Конечно был.
– И как? Почему я должна вытягивать у тебя всю информацию клещами? – она обиженно надула губки.
– Тебе не кажется, что эта информация личного характера, и я не должна с тобой ею делиться?
– Ну мы же подруги, – её безапелляционность меня стала раздражать.
– Таша, я не буду с тобой откровенничать на эту тему.
– Ну хорошо, только скажи кто, по твоему мнению, лучше – Кирилл или Эдвард?
– Таша! – я прикрикнула на неё.
– Ой-ой-ой! И чего это мы вдруг такие недотроги стали.
Я включила свой рабочий компьютер и присела на стул.
Таша сдаваться не хотела:
– Сказать тебе мою оценку?
– Так нельзя, – я опять попыталась прикрикнуть на неё, – нельзя выставлять на всеобщее обозрение и оценивать мужчину, которого любишь.
– А кто тебе сказал, что я его люблю? – Таша опять заковыряла туфелькой уже на этот раз в паркете.
– Вот мы и приехали. Что такое? Разочаровал?
– Не знаю, – Таша присела на стул рядом со мной. – Всё как-то не так. И меня раздражают некоторые вещи…
Я её не перебивала, а ждала, пока она сама начнёт рассказывать:
– Он… такой спокойный. И меня это раздражает!
Я засмеялась:
– А ты всё хотела устраивать скандалы, и чтобы он плясал под твою дудочку?
– Конечно!
– Зачем? Тебе нужен пастух или мужчина?
– Раньше мне было как-то интересней. Он играл на публику, терпел все мои фокусы, чтобы доказать тебе что-то там… непонятно что…
– И?
– А сейчас мои выходки терпеть не надо! Зачем мне притворяться стервой? Или всё-таки надо?
– Всё никак не можешь угомониться? Перестань его терзать. Веди себя нормально, – я пыталась дать ей советы.
– Как ты?
Я вздохнула.
– Вот именно. Не хочу вести себя как ты. Потому что финал очевиден.
– А если ты будешь вести себя, как и раньше, финал будет другим?
– Вот я и не знаю.
Этот понедельник показался мне самым долгим. Мне очень хотелось поскорей поехать домой и остаться в одиночестве. Конечно, мне так же было интересно узнать звонил ли мне Эдвард. И ещё хотелось позвонить ему, спросить как он и уточнить встречу на воскресенье.
Но работы было столько, что мы задержались до самого позднего вечера. Уже все сотрудники ушли, а мы с Ташей всё сидели за своими рабочими столами и работали.
Таша принесла мне чашку чая и свой новый рассказ:
– Вот, что-то на лирику потянуло, прочтёшь?
– Конечно! – обрадовалась я.
История одной любви