– Да не люблю я её, понимаешь? Не-люб-лю! – раздражённо по слогам произнес Игорь и отвёл глаза в сторону.

Алька опустила голову и заплакала. Игорь обнял её за плечи:

– Ну не могу я перечить отцу, ну как ты не понимаешь, Аленький?

– Почему у меня нет богатого отца, как у Таксы? И зачем твоему отцу понадобились её деньги? Он их с собой на тот свет забрать хочет?

– Да причём здесь деньги?

– А что тогда? Зачем ему нужен этот брак? Неужели ты думаешь, я не понимаю из-за чего он заставляет тебя жениться на ней?

– Такса любит меня…

– А я, значит, нет?

– Она ему как дочь. Он её знает с пелёнок… Ну чего ты, ну не плачь. Я с ней уже поговорил, всё объяснил. У нас будет фиктивный брак. Она согласна.

Алька кивнула и вытерла слезы:

– Конечно, она согласна. Жить-то вы будете вместе, на даче у отца. Спать будете в одной комнате…

– Отцу осталось три месяца. Максимум – три месяца. Я должен быть возле него. Как он умрёт, я сразу разведусь с Таксой и мы поженимся. Обещаю тебе. Хочешь, поклянусь?

– Нет, не хочу.

– Нужно только подождать? Всего три месяца!

– Всего три месяца? Всего? Рядом с женщиной, которая боготворит тебя?

– Но я ведь её не люблю!

– Это не важно. Она тебя любит. За двоих.

– Глупости всё это. Любить надо за себя.

– Ты это делаешь из-за денег?

Игорь обречённо вздохнул, с видом мученика поднял руки к небу и умоляюще посмотрел на Алю.

Но она не смутилась и только повторила свой вопрос.

– Ты это делаешь из-за денег?

Игорь присел на стул.

– Это отличный старт. К тому же клиенты отца. Тебе не придётся покупать ложки, вилки, стаканы. У тебя всё это уже будет. Будет своя квартира, можем даже домработницу оставить, чтобы ты не мыла посуду и не прибиралась в доме.

– А я хочу покупать ложки и вилки. Хочу мыть посуду, хочу убирать в доме. Хочу воспитывать наших детей, – у Альки опять задрожали плечи.

– Я обещаю тебе – у нас всё будет хорошо. Надо только потерпеть, хорошо?

Алька уткнулась в его плечо, навзрыд зарыдала и смирилась:

– Да.

***

Аля сидела у себя в маленькой комнатке, укутавшись в сиреневый мохеровый плед, просматривала фотографии и вспоминала, как она познакомилась с Игорем. Так банально: подошёл, представился, и сразу залез в самую серединку её сердца. Она прижала к себе альбом и представила, как сейчас на даче, он, её Игорь, сидит за одним столом с Таксой. Как домработница подаёт ароматные котлеты, плавятся бархатные, душистые свечки, и как она смотрит на него влюблёнными глазами. Ей стало не по себе. Она набрала его номер и замерла. Длинные гудки разрывали её веру на куски. Она с ненавистью кинула телефон на пол и зарыдала. Он бросил её. Сейчас это уже очевидно даже ей. Три дня не звонил. Такса добилась своего. Какое всё-таки подходящее прозвище у неё. Её так прозвали из-за фамилии Таксович, но она, на самом деле, очень напоминала таксу: маленькие чёрные пугливые глаза – бусинки, курносый, суетливый носик, длинное туловище и маленькие короткие ножки. Она очень добрая, любезная, была у Альки в гостях всего три раза, но каждый раз бросалась к раковине помыть грязную посуду. Вся такая хорошенькая, вся такая правильная, ласковая.

Раздался звонок домашнего телефона. Сердце бешено забилось, Алька бросилась к нему, подняла трубку.

– Аленький, это я.

– Ты не звонил мне три дня. Три дня! – не справившись с эмоциями, закричала Алька.

– Я всё время был возле отца. Он умер.

– Мне очень жаль… – всё, что смогла выговорить Алька.

– Я завтра вечером приеду. Жди.

Зажав трубку в руках, как будто это какой-то бриллиант, Алька присела не корточки и прошептала коротким гудкам:

– Ну вот и всё. Конец мучениям. Семь месяцев, двадцать три дня и четыре часа. И сейчас он свободен.

Потом вскочила, как сумасшедшая, запрыгала по комнате, разбрасывая на ходу вещи, и закричала:

– Он свободен! Мой Игорь свободен!

Потом, утопая в горячей, душистой ванне, Аля ощущала себя блаженно невесомой и счастливой, она даже почувствовала приятный привкус счастья, тягучий, как кофейная конфета. Солнечная, неуловимая энергия любви опьяняла и наполняла её. Она даже устыдилась, что совсем недавно, каких-то три часа назад, думала о том, чтобы убить эту любовь. Хотя она прекрасно знала, что любовь нельзя убить, что она как Ванька-встанька, у которого есть какая-то специальная деталь, которая всё время поддерживает его. Так и в любви – она будет всегда. Любовь – вечна!

***

Весь день Алька готовилась ко встрече. Сколько они не виделись? Она подошла к календарю, провела пальчиком по цифрам. Семнадцать дней. И три из них, последних, она даже не разговаривала с ним. Но сейчас всё будет по-другому. Она приготовила ужин, накрыла на стол, вытащила из серванта вазу – он обязательно принесёт ей цветы. Они сядут здесь, на тесной кухоньке и будут говорить, говорит, говорить…

Позвонили в дверь, и она бросилась навстречу своему самому любимому человеку. Открыла, и чуть не упала в обморок. На пороге стоял Игорь с Таксой. Он аккуратно пододвинул ошарашенную Альку, и зашел в квартиру.

– Я специально пришел с Таксой, чтобы ты не сомневалась в том, что я тебе сейчас скажу.

Такса прятала глаза, смотрела в пол и как-то отрешённо, но загадочно-счастливо поднимала уголки своих тонких губ. Игорь что-то говорил про договор с отцом, клялся, что любит только Альку, её одну, указывал руками то на Таксу, то на Альку, просил подождать ещё пару месяцев, взад-вперёд ходил по коридору и убеждал, убеждал. Только кого, Алька никак понять не могла. В очередной раз, посмотрев на блаженную, чуть скрытую улыбку Таксы, на её огромный живот, который она прикрывала руками, она открыла входную дверь и, обращаясь к Игорю, процедила:

– Пошёл вон!

***

Любовь прожила менее суток. Всю ночь она кричала, билась слезами об подушку, но к утру началась агония и вскоре она умерла.

Алька похоронила её рано утром, в ближайшем кафе. Она потушила об неё окурок и, улыбаясь первым лучам солнца, вышла из накуренного помещения.

Я прочитала рассказ, отдала листочки Таше и спросила:

– Ты правда думаешь, что любовь можно убить?

Таша присела на стул рядом со мной и хмыкнула.

– Мне кажется, что мы всегда будем что-то испытывать к человеку, которого любили. Даже когда пройдет десять или двадцать лет. Потому что этот человек был частью тебя, он поселился здесь, – я указала на грудь, – и вытащить его оттуда мы не в силах.

– Я так и думала! Ты до сих пор любишь Кирилла! – воскликнула подруга и почему-то схватилась за голову руками.

– Я не люблю его. Но у меня всегда будет дрожать голос и может, даже, подкашиваться ноги, когда я буду его случайно видеть. Потому что он был частью меня целых семь лет. Мы даже ни на один день не разлучались, понимаешь? Он никогда не станет мне чужим. И мне никогда не будет безразлична его судьба.

– Скажи ещё, что ты желаешь ему добра.

– Конечно. А как же ещё?

– Вообще-то, скажем так, в основной массе, когда люди расходятся, то мечтают, чтобы с его бывшим случился, как минимум, какой-то колит, а уж лучше трехсторонний бронхит.

Я хихикнула:

– А третья сторона воспаления откуда?

– А это простуженные жабры! И вообще, про это миллион раз даже в кино обсуждалось: идёшь ты такая вся крутая, а тут он – жалкий прыщ на попе у слона. И он обязательно толстый, как бегемот, и постарел, и возле него какая-то мокрая курица, которая даже мизинца твоего не стоит, но самое главное – он несчастен и ужа-а-а-асно жалеет, что вы не вместе. Неужели ты этого не хочешь?

Я улыбнулась и лукаво посмотрела на подругу:

– Хочешь сказать, что ты хочешь, чтобы Эдвард женился на мне и был несчастен?

Таша задумалась.

– И ты, наверное, хочешь, чтобы мы прожили с ним лет десять, а потом случайно встретились на выставке импрессионистов?

Таша молчала, а я решила продолжить дискуссию.

– Стоим мы такие с Эдвардом у «Кувшинок» Моне, и тут подходите вы с Кириллом…

– Нет, только не Моне. Пусть это будет Шагал.

– Вообще-то он экспрессионист…

– Да? А так по нему и не скажешь, – Таша закусила губу и улыбнулась.

– Хорошо, пусть будет Шагал. Вот стоим мы у картины «День рождения» и тут подходите вы с Кириллом…

Таша вытянула ладонь вперёд, чтобы я замолчала, встала, выгнув спину, и подошла к картине, которая висела у меня в офисе на стене:

– Боже, какие яркие краски! Какое искажение цвета и формы!

Я тоже встала и подошла к картине. Играть, так играть:

– А почему они летают, как ты думаешь? Почему они парят в пространстве? – и уставилась на картину.

Таша вопросительно посмотрела на меня и на секунду растерялась. Мне этой секунды хватило, чтобы перевести разговор в нужное русло:

– Ой, Кирилл, Таша, а вы что тут делаете?

Таша с удовольствием отключила внимание от картины:

– Да вот, решили прикоснуться к прекрасному.

– Ну, и как? – шепотом спросила я у подруги, – ножки не подкашиваются? Вот же он, твой Эдвард, рядом со мной стоит.

Таша взглянула на пустоту позади меня:

– Наивняк.

– В смысле? – не поняла я.

– Ты думаешь, что мы с тобой не будем встречаться?

– Ну…

– И увидимся только лет через десять?

Я опять неопределенно промычала.

– Ты же без меня уже жить не сможешь!

– А, это да, – я засмеялась и обняла подругу.

– Десять лет… Во даёшь! Как только язык такое повернулся сказать.

– Что же нам делать?

– Очень чётко для себя определить раз и навсегда – с каким мужчиной мы остаёмся. – Отчеканила Таша и подошла к окну.

Я пошла за ней:

– То есть этот вопрос ещё обсуждается?

– Думаю, что да.

– И как? И что? – зачастила я с вопросами.

Такого поворота я никак не ожидала.

– Ты не подумай, что ты одна такая, – Таша решила меня успокоить и обняла за плечи.

– Я такая же, – продолжила она.

Я стояла с открытым ртом и никак не могла понять, что же она придумала.

– Мы должны встретиться с нашими бывшими.

– С кем?

– Ты с Кириллом, я с Эдвардом.

– Я уже встречалась с Кириллом, – не поняла я её задумки.

– Ты встречалась при мне. А надо чтобы один на один.

– А ты с моим Эдвардом?

– Да.

– Зачем?

– Играем до конца. Приходим и говорим, что мы всё поняли и хотим вернуться.

– Бред какой-то.

– Почему?

– Потому что точно знаю, что Эдвард тебе откажет. Он меня любит.

– Ну и пусть он меня пошлёт. Зато я с ним поговорю. Попробую его поцеловать!

– Да?! И я тогда тоже. А если получится, то и кое-что посерьёзней можно сделать…

Таша часто заморгала глазками.

– Ты в своем уме? Зачем всё это делать? – спросила я уже другим тоном, чтобы она поняла, что моё предложение о кое-чём серьезном было шуткой.

– Чтобы понять, можешь ли ты его целовать, не противно ли тебе. Он же, в принципе, уже давно чужой человек тебе, разве нет.

– Нет. Я тебе целый день сегодня твержу, что Кирилл никогда не станет мне чужим.

– То есть, если тебе дать такую возможность, ты бы жила с Эдвардом и изменяла ему с Кириллом?

– Я человек высоких моральных принципов! – почти крикнула я, – неужели ты этого не поняла?

Ташу мой полу-крик никак не испугал:

– Хорошо, перефразируем вопрос: Ты бы жила с Эдвардом, но когда видела Кирилла, краснела и бледнела, и также тайно хотела его?