Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета (страница 4)

Страница 4

– Скандинавские первооткрыватели добрались до этих мест, – продолжал дядя. – Они что-то искали… И нашли это здесь. Один из их кораблей затонул неподалёку. Долгие годы я считал, что это произошло в Массачусетском заливе, и пожертвовал всем, чтобы разыскать останки затонувшего судна. Я купил яхту и брал жену и детей в походы под парусом. А в последний раз… – Голос его пресёкся. – Этот шторм разыгрался ни с того ни с сего, и пламя… – Тут он умолк, но суть я уловил: его семья погибла на море во время шторма. Выходит, он не только репутацией рискнул, а вообще всем ради своей безумной теории о викингах в Бостоне.

Честно, мне было его очень жалко. Но оказаться в роли очередной дядюшкиной промашки тоже как-то не улыбалось.

Мы остановились на углу Бойлстон-стрит и Чарльз-стрит.

– Мне, наверное, лучше выйти сейчас. – И я подёргал ручку. Дверца автомобиля оказалась заперта на центральный замок, кнопка которого находилась у водителя.

– Магнус, выслушай меня. Ты не случайно родился именно в Бостоне. Твой отец хотел, чтобы ты отыскал то, что он утратил две тысячи лет назад.

Я так и подскочил:

– Как-как, вы сказали?! Две тысячи лет назад?!

– Ну да, плюс-минус сколько-то.

Так, кажется, пора что-то делать. Может, заорать и начать колотить по стеклу? Кинется ли кто-нибудь мне на выручку? Если удастся выбраться из машины, попробую разыскать дядю Фредерика и Аннабет – они-то наверняка не такие психи, как Рэндольф.

Мы повернули на Чарльз-стрит, направляясь к северу, между Общественным садом и Бостон Коммон. Этак Рэндольф завезёт меня куда угодно: в Кембридж, в Норт-Энд, в какую-нибудь заброшенную придорожную канаву…

Я старался держать себя в руках:

– Две тысячи лет… Среднестатистические отцы так долго не живут.

Рэндольф напоминал мне Луну из старых черно-белых мультиков: бледное одутловатое лицо, изрытое оспинами и шрамами, и потаённая улыбочка, не предвещающая ничего хорошего.

– Магнус, что ты знаешь о скандинавской мифологии?

«Ну все, приехали», – обречённо подумал я, а вслух сказал:

– Да, в общем, немного. У нас была книжка с картинками, мама мне её читала, когда я был маленький. И ещё вроде была парочка фильмов про Тора?

Рэндольф брезгливо покачал головой:

– Эти фильмы… Они до нелепости неправдоподобны. Настоящие боги Асгарда – Тор, Локи, Один – куда более могущественны, куда более грозны, чем любая голливудская поделка.

– Но… они же из мифов. Их как бы не существует.

Рэндольф воззрился на меня чуть ли не с сочувствием:

– Мифы – это история, которую мы позабыли.

– Ой, знаете, я тут вспомнил: у меня же встреча назначена вон на той улице…

– Тысячу лет назад скандинавские первооткрыватели пришли на эту землю. – Рэндольф вёз нас мимо бара «Будем!»[12] на Бикон-стрит, где туристы делали селфи на фоне вывески. Посреди тротуара валялся скомканный флаер с надписью «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК» и моей старой фотографией, по которому как раз в этот момент протопал какой-то турист.

– Предводитель скандинавов, – вещал Рэндольф, – был сыном бога Скирнира.

– Ну, ясно: сыном бога. Нет, правда, высадите меня, я пешочком пройдусь.

– И этот человек принёс с собой некий особый предмет, – сообщил Рэндольф. – Нечто, принадлежащее твоему отцу. Когда корабль потерпел крушение в шторм, этот предмет был утрачен. Но ты… ты способен найти его.

Я снова подёргал дверь. По-прежнему заперто.

А знаете, в чём весь ужас? Чем дольше разглагольствовал дядюшка, тем меньше он казался мне психом. Моё сознание впитывало его рассказ как губка – все эти штормы, а также волков, богов и Асгард. Слова становились на свои места точно кусочки пазла, который я до сих пор никак не решался закончить. Я начинал верить дяде Рэндольфу, и от этого у меня тряслись поджилки.

Рэндольф вильнул вокруг въезда на Сторроу-драйв и припарковался возле счётчика на Кембридж-стрит. К северу от нас возносились рельсы открытого метро, ведущие к станции «Массачусетская многопрофильная клиника», а за ними высились каменные башни моста Лонгфелло.

– Так нам сюда? – спросил я.

Рэндольф порылся в подстаканнике в поисках четвертаков.

– Все эти годы он был ближе, чем я мог подумать. Мне всего-навсего нужен был ты!

– Вот оно, истинное чувство.

– Сегодня тебе исполняется шестнадцать. – Дядины глаза возбуждённо бегали. – И это идеальный день для того, чтобы ты мог востребовать своё наследие. Но этого дня ждали и твои враги. Поэтому мы должны найти его первыми.

– Но…

– Доверься мне ещё в самой малости, Магнус. Как только мы отыщем оружие…

– Оружие? Так моё наследие – это оружие?

– …как только ты завладеешь им – ты спасён. Я всё тебе объясню. Я научу тебя, как быть с тем, что грядёт. – Он открыл водительскую дверцу и собрался вылезать. Но я вцепился в его запястье.

Обычно я избегаю прикосновений. Не люблю физический контакт. Но сейчас мне требовалось дядино внимание – целиком и без остатка.

– Ответьте мне на один вопрос, – сказал я. – Но ясно и чётко, без увёрток, без лекций по истории. Вы сказали, что знали моего папу. Кто он?

Рэндольф накрыл мою руку своей, отчего меня перекосило. Для преподавателя истории ладонь у него была слишком шершавая и мозолистая.

– Магнус, клянусь тебе всей своей жизнью – это правда. Твой отец – скандинавский бог. А теперь поторопимся. У нас парковка на двадцать минут.

Глава 5. Всегда мечтал взорвать мост

– Нет, так не пойдёт! – возмущённо взвыл я вслед удаляющемуся Рэндольфу. – Заложить такую бомбу – и свалить!

Несмотря на трость и негнущееся колено, дядюшка хромал довольно резво. На чемпионате по скоростному ковылянию он бы взял золотую медаль. Прохромав к мосту Лонгфелло, Рэндольф взобрался на тротуар, а я скакал следом, и ветер свистел у меня в ушах. Мимо нас со стороны Кембриджа[13] тянулся утренний поток автомобилей. Машины ползли еле-еле, чуть ли не впритык друг к другу. Вы наверняка решили, что мы с Рэндольфом тут были единственными пешеходами – по-хорошему, кому придёт в голову шастать по мосту в минусовую температуру! Но это же Бостон – поэтому бок о бок с нами пыхтело с полдюжины бегунов, в своих лайкровых костюмах похожих на изнурённых тюленей. Вдоль противоположного тротуара шла мамашка с двумя карапузами, загруженными в коляску. Судя по лицам детишек, чувствовали они себя примерно как я – то есть беспробудно несчастными.

Дядюшка, хромая, опережал меня футов на пятнадцать.

– Дядя Рэндольф! – воззвал я. – Я вообще-то с вами разговариваю!

– Медленное течение реки, – бормотал он. – Мусор на берегах… Допустим, на протяжении тысячи лет характер прилива менялся…

– Эй! – Я наконец догнал дядю и ухватил его за рукав кашемирового пальто. – Вернёмся к вопросу о моём скандинавско-божественном папочке.

Рэндольф внимательно обозревал окрестности. Мы стояли на одной из главных башен моста – гранитный конус вздымался над нашей головой на полсотни футов. Башни обычно сравнивают с гигантскими солонкой и перечницей. Ну, не знаю… мне-то всегда казалось, что они как да́леки из сериала «Доктор Кто»[14]. (Да, я фанат. Закидайте меня гнилыми помидорами. И да: беспризорные тинейджеры тоже иногда смотрят телевизор – в ночлежных комнатах отдыха, на библиотечных компьютерах… Короче, у нас свои каналы.)

В сотне футов под нами сверкала стальным блеском река Чарльз. Испещрённая пятнами снега и льда, она напоминала питонью шкуру.

Рэндольф так сильно перегнулся через перила моста, что я занервничал не на шутку.

– Надо же такому случиться, – бормотал он. – Из всех мест на свете – именно это.

– Так вот, о моём отце… – снова завёл я.

Рэндольф стиснул мне плечо:

– Посмотри вниз, Магнус. Что ты видишь?

Я осторожно заглянул через перила:

– Воду.

– Нет же – резное украшение под нами.

Я взглянул ещё раз. Примерно на середине пилона над водой торчало что-то вроде гранитного балкона. Как театральная ложа, только с заострённым верхом.

– Похоже на чей-то нос.

– Вовсе нет… Впрочем, это и правда нос, хотя и в другом смысле. Это нос викингского драккара. Поэт Лонгфелло, в честь которого назван мост, восхищался древними скандинавами[15]. Писал поэмы об их богах. Как и Ибен Хорсфорд, Лонгфелло верил, что викинги добрались до Бостона. Отсюда и такие украшения моста[16].

– Вам бы экскурсии водить, – посоветовал я. – Фан-клуб Лонгфелло вас бы деньжищами завалил.

– Ты что, не понимаешь? – Дядина рука всё ещё лежала на моём плече, и мне от этого было неловко. – Столько людей веками верили в это. Чутьё говорило им, что это правда, но у них не было доказательств. Однако викинги не просто так посетили это место. Это место было для них сакральным! Прямо под нами – где-то рядом с этими декоративными корабельными носами – покоятся останки подлинного драккара, таящего в своих недрах бесценный груз.

– Я пока кроме воды ничего не вижу. И я всё ещё хотел бы послушать про папу.

– Магнус, скандинавские первопроходцы явились сюда в поисках оси миров, ствола древа. И они нашли его…

Гулкое «бум!» прокатилось над рекой. Мост дрогнул. Где-то в миле от нас, среди частокола труб и колоколен Бэк-Бэй, воздвигся столб густого чёрного дыма с грибной шляпой.

Я привалился к перилам:

– Э-э… А это не рядом с вашим домом?

Рэндольф помрачнел. Его серебристая борода поблёскивала в солнечном свете.

– Время уходит. Магнус, протяни руку над водой. Меч лежит там, внизу. Призови его. Сосредоточься на нём, как будто важнее нет ничего на свете. Как будто ты всегда жаждал им завладеть.

– Меч? Я… Слушайте, дядя, я всё понимаю, у вас, наверное, выдался нелёгкий день, но…

– ДЕЛАЙ, ЧТО СКАЗАНО.

Он произнёс это таким суровым тоном, что я как-то сник. Рэндольф определённо свихнулся – иначе не кормил бы меня баснями о богах, мечах и кораблекрушениях тысячелетней давности. Но столб дыма над Бэк-Бэй был очень даже настоящий. Вдалеке выли сирены. Водители на мосту высовывались из окон, чтобы поглазеть, доставали смартфоны и фоткали пожар.

И как я ни сопротивлялся, басни Рэндольфа почему-то находили во мне отклик. Я чувствовал, как моё тело гудит в резонансе с чем-то очень созвучным. Точно я впервые поймал правильную волну и встроился в дрянной саундтрек моей жизни.

Я простёр руку над водой.

Ничего не произошло.

«Естественно, – мысленно съехидничал я. – А ты чего ждал?»

Мост тряхнуло сильнее. Один из бегунов на тротуаре споткнулся. За моей спиной хрястнуло: кто-то врезался в зад едущему впереди автомобилю. Заголосили гудки.

Над крышами Бэк-Бэя тем временем заклубился второй столб дыма. Во все стороны летели пепел и горящие обломки, будто где-то под землёй проснулся вулкан.

– Это… это уже ближе, – заметил я. – Похоже, в нас целятся.

Честно, я надеялся, что Рэндольф скажет: «Что за глупости, конечно, нет!» Но Рэндольф словно состарился на моих глазах. Его морщины потемнели. Плечи ссутулились. Он тяжело навалился на трость.

– Пожалуйста, не надо снова, – шептал он себе под нос. – Не надо, как в прошлый раз.

Что ещё за прошлый раз? Мне сразу вспомнилась гибель его жены и детей: ни с того ни с сего разыгрался шторм и ещё какое-то пламя…

Рэндольф вперил взгляд в меня:

– Попытайся ещё раз, Магнус. Прошу тебя.

И я снова простёр руку над водой. Я представил, будто тянусь к маме, хочу вырвать её из прошлого – спасти от волков и увести из пылающего дома. Я тянулся к ответам на мои вопросы, почему я потерял её, почему с тех пор моя жизнь стала такой дурацкой фигнёй.

Прямо подо мной река начала дымиться. Лёд таял, снег испарялся, и на поверхности обозначилась полынья в виде руки. Моей руки – только в двадцать раз больше.

Я понятия не имел, что делаю. У меня уже были похожие ощущения – когда мама учила меня ездить на велике. «Не думай, что делаешь, Магнус. Не сомневайся, а то упадёшь. Просто крути педали, и всё».

[12] «Будем!» (Cheers!) – один из самых знаменитых баров Бостона, открытый ещё в 1969 году.
[13] Пригород Бостона.
[14] Да́леки – раса мутантов-киборгов из британского фантастического сериала «Доктор Кто», выходившего с 1963 по 1989 год и возобновлённого в 2005-м. Эта телеэпопея о путешественнике во времени вошла в Книгу рекордов Гиннесса как самый продолжительный и успешный сериал.
[15] Генри Уордсворт Лонгфелло (1807–1882), считающийся в Америке национальным поэтом, действительно написал несколько скандинавских баллад. Правда, самое знаменитое его произведение посвящено не древним скандинавам, а индейцам – это поэма «Песнь о Гайавате», что-то вроде индейского эпоса. Между прочим, жил Лонгфелло как раз за мостом – в Кембридже. И кстати, как и дядя Рэндольф, он преподавал в Гарвардском университете.
[16] Дядя Рэндольф, конечно, историк, но XX век – это не его период, и тут он вправе немного напутать. Украшения в виде носов драккаров связаны всё-таки с именем Ибена Хорсфорда и популярностью его теории, а скандинавские увлечения Лонгфелло тут ни при чём. Впрочем, даже сам Лонгфелло тут изначально был ни при чём: мосту с гранитными башнями дали имя поэта лишь двадцать лет спустя после постройки, в 1927 году.