Я сглотнула… Одета я была по последней магической моде. Причем, настолько последней, что моя оголенная и почему-то кривая нога торчала из выреза, доходившего аж до выпирающей бедренной косточки. Декольте доходило до самого пупка, обнажая соблазнительные формы. Сверившись взглядом с оригиналом, я немного загордилась.

На всякий случай я рискнула обойти статую. Оголенная спина и …Мама! Трусов и панталон скульптор не предусмотрел, в целях экономии материала. Вырез на спине доходил до того, места, где у меня гипотетически торчит шило, слегка приоткрывая завесу между двумя округлыми тайнами. Безвестный, очень отважный … я взглянула на Альберта… и бессмертный скульптор воплотил все свои эротические фантазии. Я даже заглянула себе под юбку.

– Ты что делаешь! – простонал Альберт, оглядываясь по сторонам.

– Проверяю, все ли там не месте! – простонала я. – Альберт… За что?

– Внизу написано, – странным голосом произнес Альберт, глядя на «шедевр современного искусства». Мне вдруг стало понятно, что в списках пострадавших специально оставят местечко для еще одной фамилии. У творца этого монумента есть все шансы заскочить в последний вагон репрессий.

Я наклонилась к постаменту, на котором был установлен памятник, и прочитала мелкую надпись: «Миссис Краммер (Анабель Эрланс), защищающая Академию. Статуя установлена за особые заслуги перед Академией и магией в целом». Короче. Помним, любим, бдим! Стоим, так сказать, на страже Академии, ожидая мелирования и погон в виде птичьих приветов.

Опыт и Любовь переглянулись. «А судя по платью – за особые услуги!» – простонал Опыт, глядя на мой прикид. Альберт смотрел на памятник, а потом переводил взгляд на «натурщицу», не настолько отважную, чтобы позировать в такой одежде.

– А можно его как-нибудь убрать? – с надеждой спросила я, понимая, что роднит меня с Вождем пролетариата. Он указывает путь, а я перекрываю дорогу всем своим миниатюрным тельцем.

Альберт посмотрел на меня так, словно мысленно оторвал руки скульптору и теперь прикидывает, выбросить их или оставить в качестве вещественного доказательства преступления.

«Оторвал от тела – приложил к делу! Портрет на память! На фоне статуи!» – прокашлялся Опыт, прикидывая, полагаются ли нам дивиденды от народной любви. – «Теперь ты – лицо Академии! Хотя нет, судя по тому, что первое бросается в глаза, ты теперь…». «Хватит!» – возмутилась я, внутренне негодуя.

Мы с Альбертом немного отошли. Сначала просто отошли от памятника, а потом и от впечатления. Патруль стоял чуть дальше, внимательно следя за студентами, которые спешили на занятия. Пусть Академия еще до конца не восстановлена, но это же не повод устраивать каникулы?

– Что они делают? – я захлебнулась слюной, глядя, как каждый студент считает своим долгом либо поздороваться со мной за руку, либо обнять меня. Молодые люди, воровато оглядываясь, натирали мне до блеска грудь, с явным восторгом и наслаждением. Особенно им нравилась левая. Правая – так себе…

– Сейчас спустится Освальд. Заходить в Академию я не буду и тебе не позволю, пока не будет уверенности в том, что потолки не рухнут, а стены не сложатся, – вздохнул Альберт, глядя, как очередной студент, положил руку на мою левую грудь, перед тем как зайти в стены родной альма-матер.

– Ты расстроился, что тебе памятник не поставили? – спросила я, глядя, как бессовестные студенты тискают меня и снова натирают мне грудь, пожимая мою бронзовую руку в качестве приветствия. – Понимаешь, ты – большой… На тебя много материала надо… Из двух зол они выбрали меньшее. Меня… И на белье сэкономили… А давай так! Я отвлекаю внимание, а ты тихонечко меня заклинанием «тынь» и все! Как тебе идея? А потом мы с тобой делаем вид, что совершенно ни при чем! Если что – вали все на меня! Кста-а-ати! Интересно, а что бы натирали тебе?

– Я даже думать об этом не хочу! Ты предлагаешь, чтобы я направил заклинание в отвратительно сделанную статую любимой женщины? – спросил Альберт. – Это раз. Второе. Вот до этой клумбы …

Я еще раз взглянула на клумбу, быстро воздвигнутую на месте колумбария.

–… территория Академии. По градостроительной документации они имеют право устанавливать на ней все, что хотят, – закончил свою мысль Альберт, глядя как очередной студент мужского пола потерся о мою грудь, а потом зашел в Академию, преисполненный счастья. Студенты женского пола просто жали мне руку и целовали в щечку, перед тем, как скрыться в величественном, но не до конца отреставрированном, здании.

Я нетерпеливо перекатывалась с носочков на пяточки, повиснув на руке Альберта и жалобно глядя на него.

– А можно запретить им прикасаться к статуе? – поинтересовалась я, стараясь не смотреть на свои кривые и… почему-то босые ноги. На обувь тоже материала не хватило? «Получила по заслугам за недавние заслуги!» – сардонически улыбнулся Опыт. – «Будешь знать, как спасать!»

Освальд вышел в сопровождении свиты. Завидев нас, он вздохнул и подошел. Альберт стоял, заложил руки за спину. Судя по тому, как он держал их, правая рука хотела дать кому-то в морду-лица, а левая ее удерживала от «увековечивания» чужой физиономии.

– Объяснения, – произнес Альберт, снова глядя, как мою каменную грудь полирует до блеска какой-то щуплый маг. – Я требую объяснений.

Какая-то девушка поцеловала меня в щеку и зашла в Академию.

– На территории Академии мы имеем право устанавливать все, что захотим. Вот и все объяснения. По просьбам студентов и преподавателей, спасенных миссис Краммер, мы установили ей памятник из редчайшего камня. Заметьте, ни один маг не удостоен чести быть увековеченным, а ваша супруга, или будущая супруга, не важно, за доблесть и мужество, была удостоена этой чести… – спокойно ответил Освальд, глядя на меня. – Поскольку миссис Краммер по восстановленным документам, закончила Академию в этом году с отличием…

Я подавилась свежеполученной информацией. Левая рука Альберта удерживала правую изо всех сил.

–… мы просим ее подняться наверх и получить диплом, который ей вручат в торжественной обстановке. Вы тоже можете поприсутствовать при вручении.

Никогда еще Освальд не был так близок к тому, чтобы его памятник был установлен рядом с моим. Только с одной разницей. Ему – посмертно.

– Мы также просим поприсутствовать на открытии стенда в ее честь. Мы взяли портрет с листовки… – начала женщина-маг, поправляя медальоны на груди. – Нам он очень понравился. У нас просто текста много, а картинок пока мало. И мы хотели бы уточнить у инквизиции имя художника, чтобы заказать портрет побольше. Во всю стену. Если вы его увидите, то передайте, что мы хорошо заплатим.

«Заплатят… За все заплатят!» – согласился Опыт, глядя, как Альберт шумно вдыхает, а потом медленно выдыхает.

***

Я стояла, прислонившись к колонне, и сжимала планшет. За круглым столом Зала Совета сидел Альберт, который потом вечером отдаст мне свои «вопросы» и Освальд, который отдаст мне свои «вопросы» на выходе, потому, что в противном случае у него не будет выхода.

«Горькая правда» снова заработала. И теперь нужно что-то написать про Совет, а у меня нет вдохновения. Раньше я писала для людей, надеялась, что им будет интересно, а теперь понимаю, что развлекать и информировать тех, кто месяц назад хотел моей смерти, мне совсем не хочется. Нет, я, конечно, напишу статью… Перепишу из протоколов, добавлю официоза, но это будет не то…

Казалось бы, если нет вдохновения, зачем переводить чернила? Но дома я чувствую, как кисну и плесневею. Не тот я человек, которого устроит поход в магазин и обратно. Свадебная церемония прошла скромно. В узком кругу близких людей. На ней присутствовали Томас, Джеральд, Марко, миссис Бэнгз, Освальд и десять инквизиторов, которые защищали Альберта до конца. Без масок. Я долго смотрела на одно лицо, которое мне показалось смутно знакомым.

– Я видела вас раньше, – заметила я, подозрительно глядя на молодого человека.

– Миссис Краммер, – вздохнул парень, подходя ко мне. – Это я держал вас на руках в тот день…

– Нет, раньше! – покачала головой я. – Я не помню где… Просто лицо знакомое…

– Может быть, встречали в городе? Я недавно работаю в инквизиции! – ответил парень.

– А… Ну может быть… – протянула я, с сожалением думая о своей дырявой, как дуршлаг памяти.

– Просто до этого я лежал в Лечебнице… – вздохнул парень. – И шансов у меня было немного. Мне так сказали…

И пока кто-то нежданно – негаданно устраивается на работу в инквизицию в состоянии овоща, меня не берут туда ни под каким соусом. Я даже ходила на собеседование к непосредственному руководителю. Попасть на работу через постель у меня, как ни странно, не получилось. Даже массаж не склонил моего потенциального работодателя в сторону «да», несмотря на все мои усилия. Под конец собеседования мне сообщили следующее: «Дома поговорим». Зато попила чая с печеньем. Не таким вкусным, как раньше. Другим. Но оно, по крайней мере, не отдавало горелым.

Неподалеку от меня зевала разодетая журналистка «Магического Вестника», а в двух шагах от нее разглядывал потолок унылый журналист «Справедливости и закона». Они поглядывали на меня с завистью. К концу заседания у меня будет сразу два протокола, а у них по одному.

Единственное, что предложил мне мой «потенциальный работодатель», после массажа, так это работу в «Справедливости и законе». Я фыркнула. Становиться рупором инквизиции мне не хотелось. Вне зависимости от результатов собеседования, свою порцию любви и обожания мой несостоявшийся работодатель получил с лихвой и от чистого сердца. Если бы меня взяли на работу, то это был бы первый случай в моей жизни, когда я любила бы свое начальство нежной, чистой и искренней любовью…

Делегация магов помолодела. Стариков среди них не было. Среди «делегатов» стоял Томас Линдер, в красивом сюртуке, украшенный медальонами и амулетами на все случаи жизни, как и подобает уважающему себя магу. Он выглядел солидно, держался уверенно, иногда бросая на меня короткие взгляды.

– И последний вопрос, – вздохнул Освальд, обводя страдальческим взглядом всех присутствующих. – Отчитываюсь. Академия восстановлена. Работа налажена. Учебный процесс продолжается. Я сделал все, что мог… А теперь я поднимаю вопрос об отставке… Я хочу заняться научной работой, до которой у меня уже три года руки не доходят! И вообще, я просто устал. Это – не мое. Что бы ты ни говорил, Альберт, это – не мое. В связи с чем, я требую перевыборов канцлера от магии в присутствии инквизиции. Право голоса имеют только члены совета. Ваши предложения?

– Адам Флинч! – коварно произнесла какая-то белокурая мадам, поигрывая медальоном и глазами указывая на лысеющего мага в зеленом.

– Да вы что! – позеленел в тон костюма «самозадвиженец». -У меня семья. Я не могу! Я предлагаю … Я предлагаю… Чарльза Коэна! О! Он у нас холост, молод… здоров… Пока что… Вот, пусть он и будет! Кто «за»? Я «за»!

– А что сразу Коэн? Что сразу я? – возмутился молодой светловолосый маг. – У меня что? На лбу написано: «Хочу быть канцлером!». Тем более, я неопытный, у меня нет …хм… рекомендаций… Кхе… Даже заслуг особых нет… Так что… эм… Может, Эльма Тетчер?

– Нет, нет, нет, – произнесла молодая мадам в красном платье с очень волнующим разрезом. – У меня здоровье слабое. Я до сих пор не отошла от того, что всем нам пришлось пережить… Я все воспринимаю близко к сердцу!

Пока «самозадвиженцы» переводили стрелки, Освальд смотрел на них с такой мольбой, что даже мне стало жаль его. Альберт со скучающим видом откинулся на спинку кресла, снял очки и украдкой зевнул. Я тоже зевнула в ответ, прижимая планшет к груди.