На пороге стоял Марко. На нем была знакомая рубашка. Я вздохнула и подозрительно прищурилась.

– Извините, миссис Бэнгз сообщила, что вы уже проснулись. Миссис Краммер, я выполнил поручение. А теперь решил зайти и сказать, что ухожу, – вздохнул Марко, разглаживая на себе рубашку Альберта. Мою любимую рубашку. – Я подумал, что мне лучше уйти сейчас. На первой секторали живут родственники моего отца. Я не знаю, согласятся они меня приютить или нет, но …

– Стоять. Ты хочешь сказать, – Альберт посмотрел на Марко таким взглядом, от которого бедняга вообще смутился, – что мы не найдем для тебя тарелку супа и свободную комнату? Только учти. Здесь действуют особые правила. Никакой телепортации, никакой магии без моего личного разрешения. А теперь бери ручку, бумагу и садись писать список вещей, которые тебе необходимы. Четко по пунктам. Первое, второе и третье. Когда я вернусь – список должен быть готов.

Я вздохнула, скрывая улыбку. «Заюшке» еще многое предстоит пережить в этом доме. Но выбрасывать «зайку» на улицу после того, что он сделал, я категорически не согласна.

«Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка…» – язвительно заметил Опыт, прижимая к себе смущенную Любовь. – «У нас намечается пополнение!»

Любовь показала округлившийся животик, смущенно улыбаясь.

«Кого ждем?» – удивилась я.

Счастье…» – вздохнула Любовь, расправляя крылья и целуя Опыт, который положил руку ей на живот. – «Не переживай. Оно будет расти с каждым днем… »

***

– К вам пришли! – сухо сообщила миссис Бэнгз, приоткрывая дверь в комнату. – Они представились, как Томас Линдер и Джеральд Двейн. Они очень хотят вас видеть. Я предложила им зайти, но они сказали, что ненадолго. Они просят, чтобы вы вышли к ним. Давайте, я помогу вам с платьем.

Через пять минут я спустилась вниз. Миссис Бэнгз открыла дверь, выпуская меня на улицу. Сделав несколько шагов, я увидела Томаса и Джеральда, облюбовавших скамейку под деревом. Томас был одет дорого и очень солидно. На нем был темно-синий редингот с красивой вышивкой на манжетах и воротнике. Джеральд был в коричневом свитере, из ворота которого торчал почему-то один уголок воротника. Второй стыдливо прятался. В руках Тома был красивый букет, который он нервно поправлял.

– Анабель! Ты жива! – крикнул Джеральд, маша мне рукой. – Ну и бабка! Кому расскажи – никто не верит, что меня чуть на тот свет не отправила старушка! Я знал, что не нравлюсь бабушкам, но чтобы настолько! Если бы не Том, то мне была бы крышка! Представляешь, она мне уже в живот нож всадила, я успел кое-как затянуть рану, а бабка не отстает. Томасу удалось отмести ее подальше заклинанием. Мы едва успели поставить щит, чтобы нас не завалило. А потом нас откопала инквизиция. Я плохо помню, что было дальше, но помню, как Марко кричал, что тебе нужна помощь. Я очнулся в доме … о, Ардал, мне страшно даже произносить это … канцлера от инквизиции… Ты себе представить не можешь, что я пережил, когда надо мной склонились два инквизитора!

Томас подошел ко мне и заявил, что теперь он – проректор. Победил, при умопомрачительном конкурсе один человек на одно место. Работы – очень много. Академию постепенно восстанавливают. В отремонтированных аудиториях уже прошли первые занятия. И ему, Томасу, на правах проректора, дали право читать напутственное слово для первокурсников. Вместо того, чтобы рассказывать о возможностях магии, он, Томас, час рассказывал про ответственность. Том попытался мне вкратце пересказать смысл своей речи. Я старательно глотала зевок, делая вид, что слушаю очень внимательно.

– А вот на этом месте даже я уснул, – заметил Джеральд, зевая и морща веснушчатый нос. Бедный Джеральд ходит на все «выступления» Тома, в качестве моральной поддержки. – Я держался до последнего… Вокруг все уже спали, а я стойко слушал… Не даром студенты за глаза называют Томаса – Нудотик.

– Ка-а-ак? – возмутился Том, прокашлявшись. – Почему ты мне раньше не говорил?

– Я думал, ты знаешь и уже давно смирился… – вздохнул Джеральд, усмехаясь. – Да ладно! Это еще нормальная кличка! Это намного лучше Соплемета, Мозгожуя и Книгогрыза.

– А Соплемет – это Финч, что ли? – поинтересовался Томас, заметно утешаясь «милосердием» благодарных студентов. – Это когда он начинает злиться, у него слюни во все стороны летят? И то, что он сморкается постоянно, когда нервничает?

– Угадал! – оживился Джеральд, таща Томаса за рукав. – Ладно, мы пошли… Там еще разбирать и разбирать завалы. Помнится, когда учился, думал, как здорово, было бы, если бы Академия сгорела… Занятия бы отменили… Что-то у меня и в мыслях не было, что мне придется ремонтировать ее своими руками!

***

По просьбе Альберта я уже неделю сидела дома и откровенно скучала. От шила отлегло, в связи с чем, душа просила работы. Письма от редактора не приходили, поэтому я решила, что уволена «задним числом». С одной стороны меня это огорчило, а с другой стороны я понимаю, что сейчас не до свежей прессы.

Альберт вошел в комнату так, словно шел убивать. Он снял маску и плащ. Я напряглась. Он пристально посмотрел на меня, а потом вежливо попросил встать. Я пожала плечами и встала с кресла.

– Расставь руки, – сглотнул Альберт. Господи, что могло взволновать и возмутить моего любимого «прокурора»?

– Зачем? – удивилась я. – Ладно, расставила. Я бы и так тебя обняла. Или это моя вина? Вот такой ширины? Или ты решил мне что-то подарить?

Судя по тому, как мне приходится держать руки, мне хотят подарить двустворчатый шкаф. С подарками у нас тяжело… Не в том плане, что мне их не дарят. Альберт прагматично потребовал написать список подарков, которые я бы хотела получить. Ему, видите ли, так проще делать сюрпризы. Я принципиально ничего писать не стала. Вместо этого клятвенно пообещала радоваться любому подарку, как ребенок. И вот я уже радуюсь новенькому криминальному кодексу, административному кодеку в красивом переплете, трем одинаковым золотым брошкам с зеленым камнем, подаренным в один заход, и дорогой, красивой, но абсолютно неудобной ручке. Подарочная логика Альберта способна убить кого угодно. Но в отличие от других мужчин, он подходит к выбору подарка со всей серьезностью, что меня веселит неимоверно. Однажды я спросила Альберта, почему он не дарит цветы? На меня посмотрели таким взглядом, словно я случайно кого-то убила, а следы замести не успела. «Лезть под покровом ночи на клумбу и рвать цветы?» – возмутился Альберт, округляя глаза. «А как же магазины? Там же продают цветы!» – возразила я, вспоминая милые букеты, которые видела на витрине. «То есть я должен заплатить за то, что кто-то ночью вместо меня полез на городскую клумбу и совершил административное правонарушение, а потом перевязал улику ленточкой? Я шесть лет с этим воюю!» – услышала я в ответ, понимая, что за руку пока еще никого не поймали, но идентичность букета на витрине и растительности ближайшей клумбы давно уже смущает моего «прокурора». «А я, наивная, думала, они сами выращивают…» – буркнула я. Позавчера Альберт принес мне цветок. В очень красивом горшке. Что-то мелкое и непонятное из серии «вырастет, само определится». Зато к цветку прилагались детальные и дотошные инструкции по уходу. Моя радость все тщательно записывал. Сколько раз нужно поливать, с какой периодичностью, сколько воды и так далее. Так что с этого момента обеспечить цветку достойный уход из жизни – моя святая обязанность!

– Шире, пожалуйста, – вздохнул Альберт, закусывая губу и выводя меня из состояния приятной задумчивости. На груди у Альберта под одеждой, застегнутой на все пуговицы, висит моя золотая цепочка с буквой «А». Тс! Об этом никто не должен знать! И когда я думаю о нашем маленьком секрете, мое «левостороннее» сердце сладко екает.

– Ну? Расставила? – вздохнула я. Мне уже самой любопытно, что бы это могло означать. – И долго мне еще так стоять?

«Поставьте ноги на ширину плеч, расставьте руки! Начинаем утреннюю зарядку для тех, кто нас смотрит вечером!» – вздохнул Опыт Всей Жизни, нежно поглаживая живот Любви Всей Жизни. Счастье было уже на подходе.

– Ладно, опускай. Одевайся и иди за мной, – вздохнул Альберт, ведя меня за руку на улицу. Если честно, то у меня не было горячего желания лишний раз выходить на улицу. Мне не хотелось смотреть на лица тех, кто еще недавно пригласил меня на шашлыки. Я шла в сопровождении инквизиции, оглядываясь по сторонам. Магазин сладостей был закрыт. Неподалеку от витрины стояла женщина в черном траурном платье и несколько человек. Все они дружно снимали вывеску. Мы поравнялись с ними, а я взглянула на бледное лицо женщины. Жена продавца. При виде меня она опустила голову, делая вид, что очень занята рассматриванием пыли на подоконнике витрины… Я вопросительно посмотрела на Альберта. Он ответил мне холодным взглядом. Альберт не умеет не только выбирать подарки, но и прощать.

Миновав несколько секторалей через порталы, мы вышли к Академии, все еще сохранившей на стенах следы пожара. Я сглотнула, глядя на новую брусчатку и на ухоженные клумбы с цветами, на месте костров. Шаг замедлялся, я стала отставать, чувствуя приступ дурноты… Вот здесь я лежала, закрывая голову руками, а вот здесь лежала окровавленная девушка-маг… А здесь стоял Альберт… А вот тут валялась окровавленная маска… Я точно помню…

– Остановиться! – приказал Альберт патрулю, подходя ко мне и осторожно проводя рукой по моему лицу. А вот здесь лежало тело белого инквизитора…Тут проходила черта…

– Посмотри на меня… – услышала я голос. – Посмотри на меня, пожалуйста.

Я с усилием оторвалась от пейзажей, навевающих целый сонм воспоминаний, которые я вряд ли бы занесла в альбомчик «Избранное».

– Посмотри на меня, – вздохнул Альберт, беря меня за подбородок и поднимая мою голову – Смотри мне в глаза и слушай… Я не хочу, чтобы ты навсегда осталась в том дне. Не отводи глаза. Смотри на меня внимательно. Анна! Я кому говорю! Тот день прошел. Мы его пережили. Мы живем дальше. И не надо каждый раз думать о нем. Не прячь глаза. Смотри людям в глаза. Смотри пристально. И жди, когда они сами отведут взгляд. Я десять лет так делаю.

Я вздохнула и простонала, глядя в светло-карие, почти желтые глаза. «Привычка свыше нам дана. Замена счастию она!». А я-то гадала, почему он так на всех смотрит. Еще бы! … Ой! А что это стоит перед Академией? Это что еще за…

Прямо перед входом в Академию стояла статуя, от которой мне стало слегка дурно…

«Кхе-е-е-е!» – подавился Опыт. «Мамочки!» – простонала Любовь, закрывая глаза. «Это все ты!» – вздохнул Опыт. – «Народная Любовь!». «Что? Я – Народная? С каких это пор? Ты не путай! Я Любовь Всей Жизни!» – возмутилась Любовь.

Перед нами стояла я. В камне и в мой полный рост. С широко раздвинутыми… нет, слава богу, не ногами… Руками. Ноги были просто расставлены. «Удар! Поймала!» – заорал Опыт, прыгая на диване в протертых штанах. Рядом стояла округлившаяся Любовь, в домашнем халате, сложив крылья, с тарелкой и ложечкой. – «Ты видела, Любимая! Видела! Ничего себе! Думал, что выше ворот пройдет! Вратарь – вообще молодца!». «Включи сериал! Или мелодраму какую-нибудь!» – вздохнула Любовь, облизывая ложку.

– А…А…Альберт… – я повернула голову и так и эдак, чтобы понять, за что меня так изувечили…тьфу ты, простите, увековечили! Мой каменный взгляд был решителен и суров, на лице была печать отваги и мужества.

«Посторонним «В»!» – икнул Опыт, ведя свою Любовь на выставку современного искусства. – «Решили сэкономить на вахтерше! Слабонервным вход воспрещен! Враг не пройдет!». «Обнимашки?» – предположила Любовь, разглядывая экспонат. – «Милости просим, ждем вас с распростертыми объятиями!». «Приходите к нам учиться, только, чур, не материться!» – предположил Опыт. «А очень хочется!» – всхлипнула я.