Ветер резко пронесся мимо нас, вздымая к небу мои угольные волосы. Как так вышло, что я влюбилась в парня настолько похожего на меня? У нас у обоих черные—черные волосы и голубые глаза. У меня папины глаза, папины лучезарные глаза. Алексу же достался такой цвет от его бабушки, коренной норвежки. А идеальные черты лица он перенял у матери, местной бывшей модели.

Я почувствовала, как Алекс сжимает мою ладонь.

– Если я не говорю, это не значит, что я не люблю.

– В твоем случае, именно так и есть. Ты всегда говоришь все, что думаешь… когда говоришь.

Я разглядываю его губы, точнее, кольцо в губе. О, как я любила играться с ним – поддевать языком или захватывать меж зубов. Я вообще люблю дурачиться и заигрывать, люблю легкость во всем. Но да, иногда умею усложнять.

– Я боюсь тебя потерять, поэтому веду себя как полный кретин.

– Тебе не кажется это глупым? От твоих кретинских выходок я и могу уйти! – я запрокинула голову к небу. Какие красивые облака. Серое небо и белые воздушные облака. Я люблю наш город за погоду и леса, густые хвойные леса. Стокгольм – мой маленький рай на этой громадной планете.

Я затянулась еще раз и выкинула сигарету в урну.

– Малышка, ты не поставишь на нас крест.

– Я хочу простить тебя за все, честно хочу.

– Прости, я кретин. Я это понимаю, но ты меня таким кретином и полюбила, разве нет?

Он прав. Уже в начале наших отношений он вел себя порой неадекватно, но тогда я не видела в этом проблемы. Я списывала это все на его характер, мол, он такой, какой есть.

– Алекс, ты оставил меня ночью, одну, блин! Я думала разрыдаюсь прям там, но благополучно доехала до дома и разрыдалась уже в постели, уткнувшись в подушку. Я не помню, как уснула. Хотела утром…

Не успела я договорить, как он выпалил:

– Погоди, ты у него была? Ты как-то быстро добралась до Прайма, а живешь ты не в двух кварталах отсюда, – он сделал паузу. – Я два года просил тебя не лезть в это.

Мне же нечего терять, верно? Я же папина дочка.

– Да, – кратко и доходчиво ответила я.

– Да?!

Он взял меня за рукав и повел в сторону парка. Я не стала сопротивляться, потому что сейчас это еще больше заведет его. Господи, почему я не могу просто уйти? Я же призналась Мартину в любви! Я хочу дать нам шанс. Весомый такой, серьезный шанс. Тупо, да? Вчера я представляла нас с Алексом у родителей на Рождество, а сегодня целую Мартина. Вот что бывает, когда тебя не ценят. Когда ты просто существуешь в чьем-то мире непонятно для чего. Тогда подарком и отрадой становится кто-то другой.

Он резко остановился и повернулся. И посмотрел на меня как тогда, когда я увидела его в первый раз. И взгляд его стал таким нежным.

– Алекс?! – недоуменно спросила я.

– Я не могу тебя отпустить. Мои страхи все портят, но я не могу тебя отпустить. Не потому, что тебя никто не достоин, кроме меня, а потому, что ты достойна только меня. Шесть лет, Эйко… малышка, мы не зря столько прошли вместе, чтобы я вот так оставил это, а ты вот так упорхнула к этому мудаку.

Сегодня я бью рекорд по закатыванию глаз. И у меня это прекрасно получается. Даю себе 10 из 10.

Я выдохнула:

– Не говори о нем так.

– Но о нас так можно говорить?

Можно ли?

– Ты ведь видишь, что у нас не получается.

– Не получается, потому что ты этого не хочешь? Ты давно ждала момента, когда я в очередной раз психану, а ты спокойно пойдешь плакаться ему в жилетку?

– А ты попробуй не психовать и мо…

Он резко заткнул меня поцелуем и прошептал мне в губы:

– Как сильно ты хочешь меня?

И Алекс просунул руки мне под толстовку. Под толстовку Мартина, которую я надела, когда мы собрались уже пойти к озеру.

Копать—хоронить.

What the heck

Я не знаю, как реагировать на это, и просто отвечаю ему поцелуем, закрывая глаза. Мне так нравится это кольцо в его губе. Эта слегка прохладная деталь наших поцелуев. Алекс обвивает меня руками под толстовкой и крепко прижимает к себе. Мимо проходит какая-то парочка, и я слышу как девушка говорит: «Они прям тут начнут совокупляться, если им никто не скажет, что они стоят посреди улицы». И в этот момент я распахнула глаза.

Я замерла и прошептала:

– Я не могу так.

Он вытер губы тыльной стороной ладони и провел рукой по своим волосам спереди назад. Достал пачку сигарет.

– Пойдем ко мне, обсудим почему ты не можешь, – чиркнул зажигалкой и прикурил.

– Я обещала Мие встретиться, а она освободится только к вечеру. Отец ей там что-то про коробки передач и карбюраторы вещает.

– Занятно. Может она так и мою Вольво переберет однажды, – он перевел взгляд на парк. – Ладно. Можем на выходные съездить к моей сестре в пригород, развеяться. Ты любишь леса, прогуляемся там.

Шесть лет, подумала я.

Мы вместе шесть лет. Я люблю леса, Алекс. А люблю ли я тебя или просто боюсь войти в другую, неизведанную реку?

– Набери меня ближе к вечеру пятницы, – я поправила толстовку. Черт! Мне же надо вернуть ее Мартину. Интересно, Сэм там еще? Если да, то очень надеюсь они там начертательной геометрией заняты, а не милыми беседами. Я вот совершенно зря переживаю, я же должна быть вне конкуренции, любить себя и бла—бла—бла. Так учат все эти гуру эзотерики, да?

Алекс обнял меня вокруг шеи одной рукой, второй – затянулся, выпустил дым в небо и чмокнул в лоб:

– Не делай поспешных выводов и не принимай никаких решений до окончания выходных. Ты увидишь, что я не такой и кретин. Не настолько кретин, насколько кажусь, – тихонько улыбнулся он и пошел прочь. Я развернулась, и сделав всего лишь шаг, услышала его голос, – скоро увидимся, моя Эйко.

И быстрым шагом я направилась в сторону общежития. Мне нужно как можно скорее вернуть толстовку, обнять Мартина и встретиться с Мией. Она должна выслушать всю эту фигню, происходящую со мной в эти какие—то 16 часов. Я достаю телефон и дрожащими пальцами (то ли от холода, то ли от моих нервишек) набираю сообщение Мие:

«Помпончик, сможешь меня забрать из кампуса? Потом объясню»

Прошло меньше минуты, и вот она звонит мне. Мия – не любитель переписываться.

– Погоди. Это история двухлетней давности? Или у отца тут вместо обычных тачек машина времени где-то запрятана, и она отправила меня в твой персональный ад? КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ТАМ ДЕЛАЕШЬ? – Затем она продолжила тише, – извини, но какого черта ты там делаешь, Эйко?

– Мартин. И даже Алекс.

– Не беси меня своими недомолвками.

Обожаю Мию за ее вспыльчивость и неумение вести спокойные диалоги. Ее испанские и итальянские корни сыграли с ней злую шутку и сделали из нее мегеру. Она много ругается и возмущается, зато как искренне это делает.

– Мия, меня саму все это бесит. Но ты знаешь, как мне везет на парней в моем окружении. В общем, я иду к Мартину…

– Нет! Стой, в смысле? Стой, стой, стой, – торопливо забормотала она, и по ее голосу я уже слышу, что она начнет сейчас меня отчитывать. – Никуда ты не идешь, а прижимаешь свою задницу в кафе с булками и ждешь меня, пока не натворила ты там невесть что.

– Я уже. Заберешь меня через полчаса?

– Придется сказать отцу, что у меня в окружении женщины – дуры, и мне надо срочно спасти одну от погибели. Я наберу, как буду рядом. С тебя – максимально большой капучино с зефирками.

– Не пойму, как в такой мегере как ты, уживается это все вместе с зефирками.

Она хохотнула.

– Только зефирки делают меня добрее. Ну, и твои щечки.

– Не начинай! – засмеялась я и дала отбой.

Пока мы вели разговор, я подошла ко входу в его общежитие. Вдох—выдох, и я открываю дверь.

Love’s Child

Я захожу в холл и поднимаюсь на второй этаж. Прохожу мимо двух дверей и останавливаюсь у комнаты 29. В этот раз врываться у меня нет никакого желания, и я стучу. Переминаюсь с ноги на ногу и тереблю руками край рукава. «Лишь бы он был тут», подумала я.

Мартин открывает дверь и смотрит на меня в упор.

– Ты быстрее, чем я думал, – он потер бровь пальцем, – как прошло?

– Я войду?

– Ты войдешь и останешься со мной?

– У меня двадцать минут. Мия едет за мной. Я хотела вернуть толстовку, – с грустью в голосе произнесла я и заглянула ему за плечо. – Ты один?

Он протянул руку и пригласил меня во внутрь. Бесшумно закрыл дверь за моей спиной. Я прошла в его комнату и села на край кровати. На мои любимые серые простыни. Люблю серый цвет, он напоминает мне те осенние облака и глаза этого паренька, к которому я только что ворвалась.

Мартин встал напротив меня, опершись руками на белый икеевский стол:

– Так как прошло? Что он тебе наплел на этот раз?

– Алекс пригласил меня на выходные к Стефи, в селение. Думает, что это поможет нам и нашей любви воскреснуть. А я просто хочу исчезнуть с этой планеты, чтобы не заниматься всей этой ерундой по разматыванию нашего проблематичного клубка.

– Ох, Эйко… – он запрокинул голову и прикрыл глаза. – Терпения у меня и вправду не занимать.

Я встала с кровати и сделала три шага к нему. Обняла и положила голову ему на грудь. Он такой высокий. Мой Мартин. Такой сильный и такой добродушный. Я не достойна его. Ни его любви, ни его заботы, ни его преданности.

Он не обнял меня в ответ. Так и стоит, упершись руками в стол. Мне так паршиво на душе, кто бы знал. Я уставилась в мятную дверь шкафа. Прикрыла глаза, и две капли скатились по моим щекам. «Поцелуй меня… обними меня…» – четыре слова, по кругу, бегали в моих мыслях.

Я распахнула глаза и подняла голову, в надежде встретиться с ним взглядом.

– Ну и как быть? – прошептал он, глядя в потолок, будто спрашивал не меня, а господа Бога. Он шумно выдохнул и выпрямился.

Я все так же смотрела в его глаза. Серые, любимые глаза. Мартин нагнулся ко мне, и я подумала, что он сейчас поцелует меня, но он прижался своим лбом к моему. И я обмякла. Это простое движение действует на меня магнетически. И так молча мы простояли пару минут, дыша в унисон, пока он снова не нарушил тишину:

– Как быть, мелкая?

Я молчала. Я подбирала слова.

– Я так тщательно выстраивала стены между нами. Между тобой и мной. А они рухнули. Два года я баррикадировала себя от тебя и посмотри, где я сейчас. Стою тут, в твоей комнате, – я сделала паузу, пытаясь разобраться в том, что я чувствую сейчас, – я чертовски зла на все.

Мартин чуть отошел от стола, я сделала шаг назад, а онобнял меня вокруг шеи обеими руками. Положил свой подбородок мне на голову и сказал:

– Я тут вряд ли смогу помочь тебе сделать правильный шаг. Ты же знаешь, Эй, я попрошу тебя остаться и избавиться от всего, что тебя гнетет. Но я сделаю это из своих эгоистических соображений, а это отстой. Хоть и говорят, что мужчины бесчувственные мерзавцы, я не хочу быть мерзавцем для тебя, – он сжал меня в своих объятиях и поцеловал в макушку. – Ты – «дитя любви», Эй. Твои родители были правы, дав тебе такое имя.

После этих слов я сдалась. Слезы градом потекли из глаз, словно они грозовая туча. И мое тело сотрясло. Я вцепилась в Мартина, как в спасательный круг, будто я вот-вот утону.

– Эй, посмотри на меня, – произнес он и поднял мой подбородок пальцем, позволяя моим глазам встретиться с его.

Я распахнула их… и впилась в его губы.

– Ты нужен мне, – это все, что я смогла прошептать, целуя его с такой страстью, словно нас сейчас разъединят навсегда.

Он запустил свои пальцы мне в волосы на затылке и притянул меня к себе еще сильнее. И целовал, целовал, целовал…

Retrograde

Он приподнял меня и посадил на стол. Снова запустил руки в мои волосы и простонал мне в губы:

– Такими темпами, я точно тебя никуда не отпущу.

Что? О чем он? Я вопросительно посмотрела в его глаза.

– Телефон, мелкая. У тебя телефон вибрирует на кровати.

– О боже, Мия! Я забыла про нее! – я отскочила от Мартина и схватила телефон. – Помпончик, я уже бегу, я потеряла счет времени, я каюсь, ты еще не спалила там кафе, надеюсь? Буду благодарна тебе, если никто не пострадает, пока я тащу свою задницу к тебе.