«А и вправду, когда?» – подумала я, глядя, как мой не по возрасту взрослый сын, шагает к воротам, ведя на поводке подскакивающего словно на пружинах пса.

РУСЛАН

Я проснулся от холода, пробирающего до костей. Открыл глаза, уставился в покрытый паутиной, грязно – серый потолок, и едва сдержал стон. Я то надеялся, что весь тот дурдом, произошедший со мной мне приснился. Встал с продавленной, панцирной кровати, на которую меня кто – то заботливо затащил, и попытался размять затекшие конечности. Получилось плохо, эти придурки не придумали ничего лучшего, чем приковать меня за щиколотку цепью, как дворового пса. Я подергал оковы. Прикрепили на славу, нечего даже пытаться разорвать толстые стальные звенья. И только тут понял, что на мне нет ни нитки. Совсем.

– Убью, – прорычал я в темноту.– Вырву сердце и скормлю отцову питбулю.

Уселся на покрытую клочковатым матрасом кровать и погрузился в раздумья. Эти придурки хотят выкуп. Вот уж сюрпризец их ждет. Мой жлоб – папуля, скорее всего пошлет этих горе – похитителей в пеший тур с сексуальным уклоном. А скорее всего, просто не будет вести с дураками никаких переговоров.После того, как папуля застукал свою позднюю любовь в моей кровати, он ко мне резко охладел. А точнее, он никогда и не пылал особой любовью, к своему единственному отпрыску. Странно, но мачехе моей он поверил больше чем мнесем ее словам – безоговорочно. А по ее выражению, я монстр и животное, насильно воспользовавшееся невинной овечкой Альбиной.

Звук ключа в замке и легкие шаг, вырвали меня из невеселых мыслей. Я встал в полный рост посреди небольшого пространства отведенных мне хором и приготовился к бою. Видок. Конечно у меня был тот еще, учитвывая, что одежда на моем теле отсутствовала, как класс.

Чудо в перьях появилось в свете кряхтяще – трещащей лампочки, как призрак шагнув из темноты. Тоненькая фигурка в маске дурацкой обезьянки несла в руках поднос, исходящий паром. Я принюхался и поморщился. Да уж, кормят в этом остроге, судя по всему не устрицами с шампанским.

– Ой,– тоненько пискнула пришелица, не сводя с меня глаз. Я проследил ее взгляд и усмехнулся. Девка, а то что это была именно особа женскокго пола, сомневаться не приходилось. И судя по тому, как она резко отвернулась, расплескав при этом горячую баланду, маска вот – вот должна была воспламенится от полыхающих щек незнакомки. Почему то я был уверен, что ее лицо сейчас похоже на переваренную свеклу.– Простите. Я не.... Я суп вот принесла,– начала заикаться идиотка, пятясь спиной к выходу.

– Слушай, отпусти меня. Я тебе денег дам столько, сколько надо,– вкрадчиво шепнул я, делая шаг в ее сторону. Нет, ну а что? Попытаться стоило. Тем более, что придурошная девка сейчас в шоке. Я на баб всегда произвожу сногсшибательное впечатление, особенно, когда голышом красуюсь перед ними. – Вам же деньги нужны? Я дам.

Девка насторожилась. Глазенки в прорезях маски блеснули интересом.

– А хочешь, я тебя осчастливлю по другому? Тебе же нравится то, что ты с таким интересом рассматривала, прежде чем отвернуться? – хмыкнул я, совершая при этом тактическую ошибку.– Да, детка? Мы можем приятно провести время.

– Придурок,– голос мартышки зазвенел в воздухе,– ешь суп пока не остыл.

– Эй, ты чего обиделась? Я все равно выберусь отсюда, и поразвлекусь с тобой, только тогда ты сама будешь меня молить о пощаде, дрянь– крикнул я в удаляющуюся спину, странно вздрагивающую плечами.– И суп свой сами жрите. Тоже мне, недотрога. Преступница монахиня.

Я схватил с подноса симпатичную, расписанную цветами тарелку и обжигая руки со всей силы запустил ее вслед убегающей мартышке. Тонкий фарфор со звоном разлетелся на тысячу осколоков, ударившись в земляную стену.

– Ну сиди тут голодный,– всхлипнула идиотка откуда – то сверху. По голосу я понял, что она плачет.

Глава 4

ЕВА

Ванька ушел, таща на поводке подскакивающего, словно на пружинах пса. Я проводила взглядом расстроенного сына. Ну почему мой сын снова страдает из – за противного наглеца томящегося в подвале? Он даже в таком незавидном положении, умудряется портить нам жизнь.

Я подошла к допотопному телефону, место которому давно на помойке и набрала номер матери.

– Чего тебе? – как всегда: ни здрасти, ни как там мой внук? Сразу в лоб.

– Мам, мне бы это…– заискивающе пропищала я, проклиная себя мысленно на все лады, за идиотский просящий тон.

– Ты всегда звонишь только когда что – то от меня хочешь,– сварливо рыкнула в трубку любящая мамуля. – Что на этот раз?

Мне стало очень обидно. Мамины слова не отвечают действительности. Я никогда и ничего у нее не просила. Ушла из дома в восемнадцать лет, и с тех пор трепыхаюсь в житейском болоте, абсолютно самостоятельно набивая себе всевозможные шишки.

– Мам, можно Ванька у тебя дня три поживет?– набравшись смелости, на одном дыхании выпалила я. – очень надо.

– Надо ей. Ты когда мальчишку не понятно от кого приживала, думала, что на всю жизнь хомут вешаешь на свою ослиную шею? – завела мама любимую песню. Бедный мой сыночек, я сама его пихаю в клетку к голодному тигру на целых три дня, которые в компании Виолетты Тихоновны покажутся ему вечностью.

– Мам, ну зачем ты? – в горле снова встал противный колючий ком. Обида завихрилась в душе, как ядовитый плющ. Мама никогда не помогала мне с Ваняткой, даже из роддома меня встречала Галька с охапкой каких то покалеченный, чахлых астр и пакетом, забитым до отказа деликатесами, для врачей, купленных ею на последние деньги. И спала со мной по очереди Галка. Мы с ней были похожи на двух выживших в мясорубке бойцов. Ванюшка был очень ьеспокойным. И я очень давно хотела ввысказать матери свои обиды, но трусливо прятала голову в песок. Потому что, боюсь мамусю до одури.

– Ну, хорошо. Привози спиногрыза,– милостиво прервала мама поток моих горьких размышлений, – но учти, кормить пайана не на что. Так что денег привези.

Я вспомнила всегда забитый до отказа Виолетин холодильник и хрюкнула от обиды. Мама всегда считала, что для детей важна умеренность во всем. И растила меня по этому принципу. Она смаковала красную икру, а я давилась отвратительной манной кашей. И до восемнадцати лет считала, что деликатесы мне вредны. Вот наивная.

– А ты не можешь за ним заехать? – совсем уж обнаглела я. Ну а что, не могу я оставить свой пост. Мало ли, что этому избалованному мерзавцу Вольскому взбредет в голову.

– За такси заплатишь,– буркнула мамуся и отключилась. Ну, конечно. Она приедет на самом дорогом извозчике. В этом я даже не сомневалась.

Конечно заплачу, куда же я денусь. Я взлохнула и усттавилась в посудный шкаф. Боже, какая я дура. Ну зачем решила угодить мерзкому хаму. Ну почему я всегда делаю глупости. Он разбил мою тарелку от праздничного сервиза. И издевался надо мной. А я даже ответить не могла ничего. Таращилась как дура на … На… Ну в общем, сейчас я чувствую себя так, словно меня противоестественно попользовали. Да еще плату с меня вязли за это. И то что я видела меня невообразимо поразило, даже при условии, что в дурацком подвале было очень даже не жарко. Чертов мажор, чтоб его розорвало. Но, красив, как бог. Права Галка, ох права. У меня уже крышу срывает от монашеской жизни. Тьфу ты черт, нашла о чем думать. Лицо снова запылало, так словно с него заживо собрали кожу. Я на автомате перемыла посуду, скопившуюся с утра в раковине, чтобы не сойти с ума от ожидания. Галька должна бы уже явиться с новостями. Думаю трех дней нам хватит, чтобы или получить деньги, или навсегда лишиться даже того, что имеем. Даст бог все хорошо будет, и Ванюшка наконец сможет жить, как заслуживает. Плохие мысли я упорно гнала из своей дурной головы.

– Мам, смотри что я нашел! – радостный Ванюшкин голосок, позвучавший совсем рядом, заставил меня вздрогнуть. Симпатичная чашка с кисками, выпала из моих рук и с громким звоном разлетелась по полу. Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как вернулся мой сын. Эдак я скоро совсем без посуды останусь. Слезы брызнули из глаз. Чашка была моей лббимой. И хоть и говорят, что посуда бьется на счастье, у меня почему – то было дурное предчувствие.

– Ну, не плачь, мам. Мы теперь тебе сто таких чашек купим. Смотри, Бобчинский раскопал что, возле ворот.

Мальчик сунул мне под нос измазанную грязью ладошку. Я уставилась на предмет в его руке и едва не заорала от ужаса.

– Где ты это взял? – обмирая от страха спросила я, рассматривая дорогое портмоне из кожи питона, вывазюканое в глине.– Я же тебе сто раз говорила, не поднимай ничего на улице.

– Ма, ну не начинай,– поморщился Ванятка. – Позвоним дядьке – растеряше, он нам может вознагаждение даст. Там денег полно, кредитки, карты банковские. Конечно даст вознаграждение. Может даже не плейстейшен хватит.

– И еще поддаст,– вздохнула я, глядя на радующегося ребенка. И как нас угораздило? Хорошо Ванюшка нашел «лопатник», фу ты господи, отколько только словечко то такое у меня выплыло. Точно, организм готовится к уголовному будущему. Будем мы сидеть с Подвигалкиной на нарах, сплевывать под ноги, и вспоминать, как погорели на такой мелочи. Слава богу мне удалось воспитать сына правильно. Он не вытащил пачку денег и не присвоил их себе. А честно хочет вернуть свою находку ротозею. Вот только проблема в том, что телефон Вольского мы с Галкой вандальски уничтожили, чтобы нас не смогли по нему отследить. Ну ла, мы же пересмотрели миллион фильмов про похищения людей, прежде чем стырить с парковки наглого миллиардерского сынка.

– Мам, ты меня слышишь вообще? – Ванька дотронулся до моей руки, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Вань, давай я сама позвоню,– устало сказала я. Теперь придется что – то придумывать. Потому что если Ванюшка сам начнет звонить по номеру на визитках, найденных в портмоне и не дозвонится, он понесет находку в полицию, я знаю своего сына. И это будет наш с Подвигалкиной крах. Или как говорит сынуля «Это фиаско, братан».

Галька явилась только спустя три часа, за которые я едва не тронулась разумом. За это время я испекла курицу, и нажарила картошки и нарезала два салата. В общем, развлекалась как могла, лишь бы унять нервную дрожь.

Подвигалкина ввалилась в кухню, как раз когда я вынимала из духовки уродские овсяные печенья – верх моего кулинарного мастерства. И судя взлохмаченной, бешенно вращающей глазами личине Галки я поняла – что фиаско все же нас настигло, при чем в самой поганой его форме. .

– Ты позвонила Олегу Евеньевичу? – осторожно спросила я, глядя, как Галюня жадно хлебает ледяной морс, прямо из графина.

– Телевизор включи,– наконец прохрипела она, когда на дне графина не осталось и капли напитка.

Я белкой метнулась за пультом, нажала кнопку и замерла на месте, не в силах отвести глаз от мерцающего экрана.

– Скажи, мы хорошо выглядим? – хмыкнула Подвигалкина, пока я смотрела кадры с камер видеонаблюдения. Я промолчала. На меня вдруг навалилась такая усталость, что все прилличные слова испарились из моей идиотской головушки.

На экране две темные фигуры, волоком перли обездвиженного Вольского, и выглядели при этом довольно жалко. В следующем блоке я увидела, как Галка спотыкаясь, гонит несчастного мажора, размахивая винтовкой, как чингачгук тамагавком. Боже, мы даже как киднепперы ничтожество.

– Известный светский лев, наследник империи развлечений был сегодня похищен прямо из дома. Судя по кадрам с камер видеонаблюдения его ждали двое преступников. Похищение было организовано профессионально,– вещала из телевизора хорошенькая дикторша. – Час назад пхитители связались с родными Руслана Вольского и выставили свои требования. В целях ....

Дальше я не слушала. Все шло не по плану. Совсем даже не по плану.

– Слыхала, мы профессионалы,– нервно заржала Галка. И я поняла, ей страшно до ужаса.