Разговор с Безумцем (страница 11)
– Но ничего ужасного и пугающего в этих стенах никогда не происходило, кроме фантазии самих людей, которые порой рассказывают всякие небылицы про нашу клинику, хотя сами даже не были в стенах этого здания. А если и были, то лишь в административных помещениях, а вовсе не на тех этажах, где располагаются пациенты, – произнес доктор Блэк.
– Я думаю, что многие люди любят связывать клиники вашего профиля с какими-нибудь страшными и мистическими событиями, ведь подобные места обладают особой славой, – поддержал я профессора, вспоминая свое прошлое посещение клиники, когда охранник по имени Боб травил мне скаутские байки о происходящих здесь необъяснимых явлениях.
– Вы, как мой коллега, прекрасно это понимаете, а для обычного человека это что-то непонятное. Ведь людей с психическими заболеваниями в наше время считают какими-то прокаженными, словно они не часть единого общества, а ее больная язва, гнойный нарыв, от которого хотят избавиться, так как оно уродует их собственное лицо. К слову, это всегда так было. Люди хотели достичь совершенства социума, отказываясь от больных, немощных, безумных, а также от тех, кто имел иной цвет кожи или верил в других богов. От всех в общем, кто не был похож на них по тем или иным критериям, делая неугодных изгоями, ссылая тех на рудники, в тюрьмы, на плантации. Они считали, что тем самым сами станут чище и красивее, но нет, никогда не будет красивым искусственное лицо. Фальшивая маска рано или поздно слетит с морды ужасающего чудовища, являя миру его истинное естество, – поделился своими размышлениями профессор.
– Да, теперь я прекрасно понимаю, почему вы так заботитесь о своих подопечных. Ведь они для вас не просто больные люди, они жертвы социальной несправедливости и пренебрежительного отношения общества, которое ранит и вас в том числе, но не как специалиста, в определенном смысле связанного с данной категорией людей, а как, прежде всего, человека, думающего и сочувствующего, – поддержал я профессора. В разговоре с ним я понимал, что этот врач действительно фанат своего труда, что он видит в своей работе не просто выполнение должностных обязательств, а некое спасение нашего несовершенного общества.
– Спасибо вам большое, Джереми. Вы на самом деле глубоко поняли суть моих взглядов и отношения к моим больным, в которых я не вижу места для смеха или страха, я лишь нахожу в них неизбежность борьбы, как единственного спасения из лап беспощадной и жестокой судьбы, жертвами которой они невольно стали, – доктор Блэк на мгновение задумчиво уставился в стену.
После нескольких минут профессионального откровения, профессор разлил напиток по чашкам, и мы молча внимали вкусу и аромату знаменитого восточного чая. Да, это был, действительно, настоящий пуэр, тот самый земляной чай с таким необычным и непривычным для обывателя вкусом. Его суть нужно было понять и прочувствовать, ею нужно было проникнуться, только тогда цветок этого чая распускался внутри самого человека, даруя ему новые, ранее незнакомые ощущения.
– Ну как вам чай, Джереми? – поинтересовался профессор.
– Это просто превосходно, – произнес я, чувствуя, как обретаю состояние максимальной ясности.
– Замечательно, значит, вы полностью прониклись его вкусом, – обрадовался профессор.
– Иначе и быть не могло, – улыбнулся я.
– Ну что же, пора продолжить. Сегодня стоит завершить рассмотрение оставшихся личных дел, – профессор подтянул очередную папку, одновременно поправляя очки на носу.
– Профессор, можно кое о чем у вас спросить? – в моей голове вдруг назрел один любопытный вопрос.
– Да, конечно, – отвлекся от документа профессор.
– Все те люди, дела которых вы отобрали, являются пациентами третьего этажа, верно? – спросил я.
– Совершенно верно, Джереми. Пациенты с четвертого этажа опасны, о чем я уже ранее говорил, поэтому взаимодействие с ними невозможно. Если вы хотите убедить меня в том, чтобы рассмотреть кого-то из них, то я вам отвечу категорическим отказом, – ответил доктор Блэк.
– Но ведь они такие же люди, как и все остальные, просто они сильнее больны, чем другие, разве нет? – продолжать любопытствовать я.
– Понимаете, Джереми, те, кто содержатся на четвертом этаже, не просто сильно больны, – профессор чуть-чуть наклонился ближе ко мне. – Они чудовищно сильно больны, – произнес он полушёпотом. – Общение с ними не сулит ничего хорошего, поверьте мне. Там содержатся те, кто, к великому сожалению, уже никогда не будут способны покинуть эти стены, так как их пребывание среди людей невозможно, оно чревато массовым безумием и полнейшим хаосом, – лицо профессора выглядело немного взволнованным, даже, можно сказать, испуганным.
– Хорошо, профессор. Но я и не настаивал на том, чтобы привлечь кого-то с четвертого этажа, нет, я лишь хотел уточнить у вас: пациенты с какими диагнозами и болезнями содержатся там? – слукавил я.
– Джереми, там находятся люди с крайне тяжелой формой шизофрении, которые не поддаются никакому лечению. Но помимо всего прочего, они не просто отстранившиеся от нашего мира, как, к примеру, Питер Адамс. Нет, у них все, наоборот, они всячески пытаются ворваться в наш мир, распространив чуму своих страшных и извращенных мыслей. Вот, что действительно страшно. Поэтому я вас предостерегаю от любых порывов познакомиться или заговорить с кем-то из них. Не надо нарушать равновесие своей собственной жизни, – лицо профессора было максимально серьезным.
– Хорошо, профессор Говард, больше не возвращаемся к теме четвертого этажа, вы дали мне исчерпывающую информацию, – сказал я, изобразив на лице полнейшее равнодушие к этой теме. Не знаю, поверил ли мне профессор, ведь все мои мысли в этот момент были нацелены на то, чтобы разузнать поподробнее о том, что за личности обитают на загадочном четвертом этаже. И уж не там ли обитает то самый безумец, встреча с которым необходима мне, согласно карточному раскладу мистера Альберто.
– Спасибо за понимание, Джереми. Просто я немного обеспокоен на этот счет, поэтому попросил вас выбросить любые мысли об этом месте. Давайте сделаем вид, что его просто не существует, вот и все, – предложил профессор.
– Никаких проблем, уважаемый коллега. Я уже практически забыл об этом месте, сфокусировавшись на нашем очередном кандидате, – я улыбнулся, глядя в глаза профессора. И, видимо, на него это подействовало должным образом, так как он мгновенно переменился в лице, став спокойным и расслабленным, о чем свидетельствовали исчезнувшие бугорки на его скулах.
– Итак, смотрим, кто же у нас следующий претендент на то, чтобы увековечить себя в книге мистера Смита, – весело пропел профессор, открывая следующее досье.
Пока доктор Говард радостно что-то бормотал под нос, зачитывая дело очередного пациента его драгоценной психиатрической клиники, я думал о том, что же за ужасающие личности содержатся на том четвертом этаже – этаже, находящимся под строжайшим контролем, доступ к которому строго ограничен. К слову, попасть туда могут лишь непосредственно сотрудники данного медицинского заведения и служба охраны, следящая за порядком и безопасностью на всех этажах больницы. Остальным же вход туда запрещен. Надо бы поднять информацию и разузнать об этом этаже побольше, уж больно любопытным кажется мне это место. А пока же стоит изображать полную заинтересованность тем, что мне сейчас предлагает профессор.
– Мистер Стенли Роуз. Хороший парень, добрый. Он много полезного может привнести в вашу книгу. Ему двадцать пять лет, его изначальный диагноз – умственная отсталость, она же олигофрения. Очень жизнерадостный человек, обожает раскраски, мягкие игрушки и солдатиков. Вам определенно стоит понаблюдать за ним… – начал описание профессор.
– Простите, доктор Говард, – перебил я профессора.
– Да, Джереми? – доктор оторвал глаза от дела своего очередного подопечного.
– Не могу понять одну вещь. Если мистер Роуз страдает от олигофрении, то почему он находится у вас, такие люди обычно нуждаются в специальных заведениях, где они проходят процесс социальной адаптации. А чаще всего их приводят родители, которые порой еще и наблюдают за тем, как специалист корректирует поведение больного. А здесь уже зрелый юноша, но почему-то находящийся в вашей клинике, которая, насколько я понимаю, имеет несколько другую направленность, – уточнил я, не понимая, зачем вообще доктор предлагает мне такой вариант, ведь с ним я точно не смогу побеседовать, а если и смогу, то не думаю, что он предоставит мне что-то ценное. Мне даже представился образ здоровенного юноши, который сидит за столом с карандашами и увлеченно что-то раскрашивает, активно пуская слюни от столь высокого увлечения.
– Вы абсолютно правы, Джереми. Людьми с таким диагнозом обычно занимаются другие учреждения, хотя и мы, при необходимости, можем осуществить требуемые процедуры, у нас для этого есть квалифицированный персонал, но только в определенных случаях, коим является и случай мистера Роуза. Видите ли, помимо умственной отсталости, Стенли страдает ещё и шизофренией, которая начала развиваться на фоне его первоначального диагноза, то есть, по сути, мистер Роуз страдает олигошизофренией, а это уже наша область, поэтому здесь мы имеем возможность наблюдать не только задержки в развитии интеллекта, но и возникшие на его фоне бредовые мысли и галлюцинации. Хотя изначально они и не были заметны. Вообще у людей, страдающих умственной отсталостью, сложно выявить иные психические нарушения, так как первичный диагноз, в их случае, является своего рода ширмой, за которой может скрываться все что угодно. Такие люди встречаются крайне редко, то есть намного реже, чем люди, страдающие любой другой формой слабоумия. Понимаете, о чем я? – спросил профессор.
– Поэтому вы и предложили мистера Роуза, так как он уже наделен двумя недугами одновременно, эдакий джекпот в печальном смысле, что, вероятно, может заинтересовать обычных читателей, – начала доходить до меня идея профессора.
– Все правильно, Джереми, поэтому я и отложил это дело, так как этот диагноз может быть интересен. Правда, мы еще не до конца выявили одну вещь, – задумчиво произнес доктор.
– Какую же, профессор? – полюбопытствовал я.
– Что в случае мистера Роуза было первично: умственная отсталость, на фоне которой разыгралась шизофрения, либо же ранняя шизофрения, на фоне которой начались задержки в умственном развитии. Пока официально мы придерживаемся первого варианта, но все же есть сомнения, так как Стенли попал к нам в уже достаточно зрелом возрасте, поэтому весьма сложно найти начало клубка, который мы с коллегами тщательно разматываем. Вот я и подумал, что вы своим взаимодействием с данным пациентом прольете свет на некоторые темные пятна его прошлого, что благоприятно поспособствует и нашему медицинскому исследованию, – подытожил профессор.
– Теперь я все понимаю, мистер Говард. Но ничего не обещаю. Я планирую выбрать лишь нескольких из представленных, тех, кто мне покажется наиболее интересным для написания моей книги, – сразу предупредил я.